Доминик Сильвен - Кобра
Цербер улегся на подстилку. В обычной ситуации он не потерпел бы намордника, который теперь был надет на него. «Как только молодой человек уйдет, - подумал Антонен Мориа, - я отведу Цербера к соседке. Хоть мы с ней и едва знакомы, она согласится. Дам ей что-нибудь за услугу. Денег. Да, я дам ей денег или схожу для нее в магазин. Там посмотрим».
Молодой человек потрогал один из стульев на кухне, убедился, что он качается, и сел на другой. Попросил попить. Антонен достал из холодильника розовое вино. Он всегда его пил и будет пить. Наполнил два стакана и осторожно опустился на сломанный стул. Молодой человек сделал глоток, поморщился и сказал:
- Я вижу, ты любишь свою собаку. Живешь в халупе со сломанной мебелью, а у собаки хороший ошейник, подстилка, и кормишь ты ее неплохо.
Антонен отпил полстакана. Он ждал.
- Ты своего брата вспоминаешь?
- Вспоминаю, - ответил Антонен и допил стакан.
Молодой человек отставил свой, сказав, что это гадость. Он улыбался.
- И о чем же ты вспоминаешь?
- Обо всем.
- О чем?
- Как он говорил. Что делал, когда мы были маленькими.
- И что же Венсан делал?
- Он все время читал.
- Люси говорит, что ты иногда ей звонишь.
- Да, я звоню Люси. И мы говорим о Венсане. Люси - это моя невестка.
- Я знаю, Антонен, а вот чего я не знаю, так это почему ты все время вспоминаешь о Венсане. Почему ты говоришь о нем с Люси?
- Не знаю.
Кто-то позвонил в дверь. Молодой человек встал и пошел открывать. Антонен налил себе еще вина. Он не боялся смерти.
Вошедший мужчина был не так высок, как первый, но одет очень похоже. Черное с белым. Красиво. Волосы черные с проседью. Нос длинный и тонкий. Губы тоже тонкие. Красиво двигается. Можно подумать, что скользит. Словно Христос по воде. Странно. Молодой уступил ему свой стул и встал рядом, скрестив руки. Мужчина взглянул на стакан с вином, затем поздоровался кивком головы. Он улыбнулся, и у Антонена возникло видение. Этот человек был похож на стража Преисподней. Лицо забытое, но вдруг всплывшее в памяти. Не злое, не безобразное. Это-то и сбивает с толку. Страж Преисподней. Его зло не видно. Но оно витает вокруг него.
Молодой человек опустился на колени и взял в руки морду собаки. «Я не боюсь умирать, - подумал Антонен. - Мне раньше надо было сходить к соседке. Я должен был почувствовать, что они где-то здесь. Страж и его слуга».
Молодой человек достал из кармана пистолет с длинным стволом. Нет, это не ствол, это глушитель. «Цербер, мы уйдем вместе. Подожди меня. Мы найдем там тихий уголок. Вместе будем смотреть, как течет Река. Только не надо стоять у самого берега, иначе пары могут нас обжечь».
Молодой человек приставил пистолет к груди собаки, а другой рукой погладил ее. Внезапно Антонен понял, что у молодого нет намерения убивать пса. Зачем пачкать красивый костюм? Тогда Антонен перестал смотреть на молодого человека и собаку и повернулся к тому, из Преисподней. Тот наполнил его, Антонена, стакан и снова ему улыбнулся, а потом посмотрел на стакан, оставленный молодым человеком, взял его и выпил. С довольным видом покачав головой, он сказал:
- Надо, чтобы ты меня выслушал.
- Я слушаю.
- Говорил ли ты кому-нибудь о работе своего брата?
- О какой работе?
- Твой брат Венсан придумал новое лекарство. Ты знаешь об этом?
- Я не ходил в школу так долго, как он.
- Венсан любил тебя. Наверное, он рассказывал тебе о том, что сделал потрясающее открытие.
- Нет.
- Поклянись своей собакой!
- Я клянусь.
- Я нахожу, что она симпатичная, но я продырявлю ей башку, если ты мне врешь.
- Я не вру. Я живу совсем один. Иногда я звоню Люси, чтобы услышать ее голос.
- Да, но ты говоришь с ней о Венсане.
- Я не знаю, о чем с ней еще говорить. Она тоже умная. Как мой брат. А я - сами видите…
- А с другими? Ты говорил о своем брате с другими людьми?
- Нет.
- Ты, наверное, гордишься, что у тебя такой брат?
- Нет.
Человек из Преисподней повертел стакан, вид у него был задумчивый и печальный. Потом он снова заулыбался, глаза превратились в щелки. Он сказал:
- Ты ведь любишь вино, Антонен?
- Люблю.
- Значит, ты ходишь в кафе. А в кафе люди обычно беседуют. Особенно зимой, чтобы согреться.
- Я не хожу в кафе. Я пью вино дома.
- Это правда, последние три дня, и даже еще до похищения собаки, он в кафе не ходил, - признал, вставая, молодой человек.
- Ты правильно делаешь, - сказал тот, из Преисподней. - Тебе гораздо лучше пить дома, чем в кафе.
Он встал и направился к двери, и слуга сделал то же самое. Он не спрятал пистолет, и Антонен подумал, что с такого расстояния он может убить Цербера, не запачкав костюм. Он опять мысленно попросил стража, чтобы они оба ушли и чтобы ему не нужно было больше бояться. Однако голос стража прервал его молчаливую молитву:
- А теперь должно произойти две вещи, Антонен.
- Какие?
- Во-первых, ты нас забудешь. Вычеркнешь нас из памяти. Если придут люди, в особенности полиция, ты о нас не вспомнишь.
- Хорошо.
- А во вторых, мой друг о тебе не забудет. Он станет за тобой следить. Проверять, ходишь ли ты в кафе и говоришь ли о Венсане.
- Хорошо.
- Лучше разговаривай со своей собакой. Потому что если ты станешь разговаривать с людьми, ты уже никогда не сможешь разговаривать со своей собакой.
- Просто потому, что она умрет, - добавил слуга, пряча пистолет в кобуру, висевшую у него под черным пиджаком и застегивая его.
- Тебе понятно, Антонен?
- Да.
- Правда понятно?
- Да.
Слуга улыбался, так что опять был виден его сломанный зуб. С этим зубом он выглядел еще моложе, просто уличный мальчишка-драчун. Но Антонену показалось, что ему, наверное, тысяча лет или больше. И все же по его глазам было видно, что он не способен прочесть мысли Антонена. «Там, в Преисподней, я научился скрывать их даже от самых могущественных».
Слуга сказал:
- Пес умрет не сразу. Вначале я привяжу его, заткну ему пасть и отрежу хвост. По кусочкам. А потом заставлю тебя эти кусочки съесть.
Тот, из Преисподней, сделал брезгливую гримасу:
- Жалко, такой славный пёсик.
21
Федерико и Ферензи сели в машину, каждый на свое привычное место.
- Он совсем плох, этот бедолага, - сказал Федерико по-французски.
Они помолчали. Потом Ферензи встретился в зеркале взглядом с Федерико и сказал по-итальянски:
- Утечка идет не от него. Кто станет слушать такого придурка?
- И не от Люси Мориа. Кто тогда у нас остается? Феликс Дарк?
- Феликса трогать нельзя, им сейчас занимается полиция. И потом, я чувствую, он здесь ни при чем. Он ведь тоже ученый. Чистый ученый.
- У нас все ни при чем. До чего осточертело! А чистый ученый Патрисия Креспи?
- Я почти уверен, что дело не в ней.
- Это почему же?
- Я знаю. Не в ней.
Федерико рассмеялся, закурил сигарету, дал ее Ферензи и зажег себе другую. Еще одна его привычка, которая нравилась Ферензи. Федерико ждал, его лицо приняло насмешливое выражение, он знал, что Ферензи договорит все до конца.
- Я с ней спал, - сказал тот.
- Да? - протянул Федерико с неподдельным удивлением.
Ферензи мог держать пари, что Федерико в эту минуту чувствовал досаду. «Он ревнив, прямо как баба. Хочет, чтоб у меня не было от него секретов. Нам уже не десять и четырнадцать лет, Федерико. Да, малыш, ты знаешь не все. Я не говорю тебе всего, потому что хочу, чтобы однажды ты понял все без слов. Как если бы, отсасывая мне кровь из ранки на пальце, ты вдруг понял, что творится у меня в голове».
- И я знал, о чем она думает, что говорит и кому. Не хочу хвастаться, но я даже считаю, что в значительной степени являюсь причиной ее развода.
- Креспи, может, и молчит о молекуле, но не забывай, что она из того же выпуска, что Поль Дарк и Венсан Мориа. Все трое были друзьями.
- Я помню, хотя Патрисия не из тех, кто будет трезвонить на всех перекрестках.
- А я не такой оптимист, как ты. Особенно после того, что ты мне сейчас сообщил. Она могла проговориться от разочарования.
- Это верно, ей не нравилось то, что она делала в «Корониде». Ей нравилось и не нравилось то, что происходило у нас с нею. Было уже слишком поздно, когда она это поняла. Странно, у людей всегда есть выбор, поддаваться искушению или нет, - размышлял вслух Ферензи, уставившись в пустоту. - Что же тогда сожалеть, а?
- И все-таки, Марко, поедем поговорим с ней.
- Да-да, я собираюсь. Чтоб быть спокойным. Я сейчас позвоню ей и, может быть, даже заскочу.
- Мы разве поедем не вместе?
- Лучше, если я буду один. Прежний огонек еще тлеет в ней, я уверен.
Федерико сосредоточенно молчал, насмешливости не осталось и следа. Было только уважение ученика к сказанному учителем, такое отношение превратилось уже в потребность для Ферензи, но нельзя было допустить, чтобы Федерико понял это. Улыбнувшись, Марко Ферензи добавил с самым непринужденным видом:
