Светлана Алешина - Средство от скуки
— А что тебе в мужчинах нравится?
Лариса сначала захихикала, а потом совершенно искренне задумалась. Нет, она, конечно, могла сказать сразу, но ведь ей предстояло сформулировать ответ в духе простушки из райцентра.
— Чтобы он нежадный был, чтобы веселый, ну и чтоб встречаться где было… — начала она.
— Понятно, — отреагировал Кух все с той же присущей ему брезгливой миной. — А внешность какую предпочитаешь?
— Ну и конечно, внешность, — согласилась Лариса. — Мне высокие нравятся и чтоб ноги не были кривыми.
Она снова смущенно хихикнула.
— А у вас в деревне как — нравственность крепкая? — спросил Кух.
— Как это?
— Ну, например, до свадьбы-то парни с девчонками пробуют друг друга?
— Конечно. У нас с этим просто, — махнула рукой Лариса.
— Значит, нравственные устои расшатались? — удивленно переспросил стареющий развратник Арнольд Кух.
— Да, старики, правда, ругаются, все ворчат, но молодежь свое гнет. Жизнь не стоит на месте, жизнь идет, — Лариса многозначительно вздохнула.
— Да ты, как я посмотрю, философ, — засмеялся Кух. — Можно сказать, интеллигентный человек. Теперь мне понятно, почему ты так стремишься стать секретаршей.
Кух не церемонился с Ларисой-Галей и давно, без позволения с ее стороны, перешел «на ты».
— Хочется поговорить с людьми умными, а в швейном цехе с кем так хорошо поговоришь? — задалась вопросом Лариса, заискивающе глядя на Арнольда Михайловича.
— Елена, — Кух обернулся к Елене Николаевне, — твоя родственница — очень интересный человек.
— Галка — очень хорошая, — проявив готовность к быстрому ответу, закивала Елена Николаевна.
После фразы «очень хорошая» Кух как-то совершенно по-кошачьи сощурил глаза и, казалось, вот-вот готов был замурлыкать.
— Это хорошо, что ты так хорошо знаешь жизнь, — рассудительно заметил он, обращаясь к Ларисе. — У нас в городе тоже с этим просто. Так просто, что порой это даже может шокировать.
— Да вы что?!
— Но ты-то женщина привычная. А я вспоминаю те времена, когда считалось, что в Союзе секса нет, а здесь творилось ой-ой-ой что!
Добавив к выпитому на вечеринке остатки горилки, Кух совсем захмелел.
— И что же тогда было? — с интересом спросила Лариса, подперев руками щеки.
— Я был еще совсем мальчиком. Окна нашего дома выходили на гаражи, за которыми росли густые кусты. А напротив стояло студенческое общежитие.
И как-то я — мне было всего-то лет десять — играл со своим другом в казаки-разбойники или во что-то в этом роде. И неожиданно услышал какие-то стоны, будто кто-то просил о помощи, и крики: «Мамочка, ой, больно!» Мы испугались, но все же решили посмотреть, что там происходит. А там… — Кух зацокал языком.
— И это отпечаталось в вашем сознании? — спросила Елена Николаевна.
Кух не ответил, продолжая:
— Вы знаете, после увиденного, уже в подростковом возрасте, я стал смотреть на женщин как на существа низшие и грязные. Я бы даже сказал, что женщины — это люди второго сорта. Они и запрограммированы на то, чтобы с ними обращались именно так. Как с народом, тоскующим по железной руке. Тоталитаризм — вот идеальный строй для женщины. Они никогда не поймут принципов демократии, она им чужда по натуре. Они, как негры, спустившиеся с деревьев, которые продаются колонизаторам за банку кока-колы или блестящие бусы. В душе они, конечно, стремятся к красоте и отдаются просто так каким-нибудь мужественно выглядящим или, наоборот, смазливеньким пиратам, приехавшим невесть откуда, и воображают, что это их идеал. Вернее, считают, что это поднимает их престиж.
Кух усмехнулся.
— Они почти всегда ведут себя абсурдно, вздорно, и лишь немногие стараются подняться до уровня мужчины. Бывают, конечно, продвинутые негры…
— Ой, как интересно вы говорите! — Лариса аж открыла рот, все более входя в роль.
А пьяный Кух, не обращая внимания на реплику Ларисы, продолжал:
— Они так просят мужчину вести себя деспотично, так умоляют! А потом жалуются, стонут и вздыхают о своей непутевой женской судьбе! Как Россия-матушка — демократию ввели — не понравилось, железную руку подавай! А как поставили ее раком, как вогнали дубье между ног, так вопли слышны отовсюду: Европа, помоги! Благо женщины в основном беззащитные — как только претензии появляются, хрясь ее по морде, они и заткнутся. И снова как шелковые…
Лицо Куха выражало яростную, ничем не прикрытую агрессию, смешанную с брезгливостью и отвращением.
«Да, тяжело живется мужику, — подумала Лариса. — Сколько у него проблем… Прав был Анатолий Евгеньевич — все, оказывается, родом из детства. Да, наверное, и реальность не очень здоровая — работа в областной администрации явно не способствует коррекции психики министра».
А внешне Лариса изображала свойственные простой женщине в такой ситуации чувства: испуг и сопряженное с ним уважение к непонятно, но умно изъясняющемуся высокопоставленному чиновнику.
— В наше время многим мужчинам не везет с женщинами, так же как и женщинам с мужчинами, — встряла неожиданно с невпопад сказанной фразой Елена Николаевна.
— Что ты имеешь в виду? — с вызовом спросил Кух.
— Ничего, просто жизнь сейчас такая сложная, — ответила мазохистка.
— Жизнь очень простая, — возразил Кух. — Ты — женщина, я — мужчина. И ты стремишься к тому, чтобы тебя подавляли, хотя внешне этому очень сопротивляешься. «Ах, не надо, ах, мамочка, больно!» — передразнил он фальцетом. — Тьфу!
Елена Николаевна подавленно замолчала. Лариса, естественно, тоже не посмела открыть в такой ситуации рот: это выглядело бы совершенно неадекватно.
Кух же, зло затушив сигарету в пепельнице, достал из кармана белый сотовый телефон и набрал номер.
— Роман, машину на Революционную, тридцать пять.
Отдав короткий приказ, он, не дожидаясь ответа, отключил связь и откинулся в кресле, он закрыл глаза и задремал.
Через десять минут в дверь позвонили. Кух тут же встал, оделся и, не прощаясь, вышел за дверь.
Елена Николаевна и Лариса легли спать в четыре утра и проворочались до семи, когда Лариса вскочила по звонку будильника и немного погодя позвонила Курочкину. Котова изложила психологу события прошедшей ночи, почти цитатно передав образную, идеологически выверенную речь министра здравоохранения.
Курочкин явно оживился, по несколько раз задавая уточняющие вопросы относительно сцены в кустах за гаражами и усмехаясь по поводу геополитических ассоциаций господина министра в гендерном их преломлении.
— Каков экземпляр, а?! — воскликнул он. — Прямо-таки хрестоматийный персонаж, сошедший со страниц книги «Половая психопатия»! Впрочем, нет, он до него, наверное, не дотягивает… А вот для моей диссертации, кстати, неплохой пример. Ну, желаю успехов, будь осторожна…
Следующий звонок Лариса сделала Мурскому. Тот заверил ее, что все подготовлено.
— Я связался тут кое с кем из правительства, — пробасил полковник.
— Зачем? — обеспокоенно спросила Лариса.
— Очень осторожно связался. Просто там многие желают, чтобы Куха сняли. Все идет нормально, не волнуйся.
Глава 9
Арнольд Кух сидел у себя в рабочем кабинете и не мог сосредоточиться на документе о концепции семейной жизни, который его министерство готовило к представлению на заседание правительства: из головы не выходила эта простушка с Украины — с ней он познакомился накануне у своей любовницы. Она была столь жалкой и никчемной, что вызывала у Куха исключительно чувство презрения и отвращения. А ее желание стать секретаршей порождало у министра только злорадный внутренний смех.
«Со свиным рылом — да в калашный ряд! К тому же она стара для секретарши, элементарно стара! Но в другом плане пойдет… Пойдет!» — думал он.
Но такие глупышки возбуждали его. Это было не обычное эротическое возбуждение, а чувство, лежащее в каких-то других пластах. Кух уже представлял себе эту недалекую женщину в окружении двух или трех крепких мужчин с тупыми дебильными лицами, которые проводят с ней садистские манипуляции. Он видел ее голой на вертеле, ее поджаривали на углях, медленно, очень медленно поворачивая, подставляя ее бока пышущему жару.
У нее загораются волосы, она орет невероятным криком, и тут ее снимают с вертела. Она немного успокаивается, больше уже не кричит и только всхлипывает. Она вся дрожит и испуганно ищет глазами своего мучителя. Куху в этот момент кажется, что эта женщина ничуть не превосходит по уровню своего развития двухмесячного котенка. Она не знает, кто ее мучает, за что и почему она подверглась такому наказанию.
И она недостойна того, чтобы называться человеком.
Впрочем, в представлении Куха женщины вообще с большой натяжкой могут претендовать на причастность к биологическому виду под названием «гомо сапиенс».
