Ростислав Самбук - Взрыв
— Скажу, что этот Манжула несусветный болван. Если это его след, не о чем говорить: оступился и сорвался с кручи.
Шофер спал на заднем сиденье «Волги». Хаблак тоже с удовольствием подремал бы часок или больше, с сожалением посмотрел на потемневшее вечернее море — купание сняло бы усталость, но они должны были еще найти сержанта Биленко. Правда, долго искать его не пришлось — шофер подвез их к нарядному, сложенному из песчаника домику. Биленко пригласил офицеров в беседку, пошептался с женой, та побежала в летнюю кухню, а сержант налил всем по стакану холодной воды и, глядя, как жадно пьют, сказал не без гордости:
— Нашел. Этот Манжула снял комнату здесь неподалеку, у Григория Ахремовича Граба. Позавчера.
«На следующий день после возвращения в Одессу, — отметил про себя Хаблак. — Спешил».
— Ведите нас, сержант, к Грабу, — распорядился он.
— Но, — предложил Биленко не очень решительно, — сейчас жена сообразит ужин. Проголодались же…
— Не пропадет твой ужин, — заверил Волошин. — Пока жена соображает, дело сделаем.
Григорий Ахремович Граб, человек пожилой и рабочий, судя по мозолистым рукам и продубленному ветрами и солнцем морщинистому лицу — это было видно даже в сумерках, — сидел на лавочке возле ворот и грыз семечки. Вероятно, сержант предупредил его, что возможны визитеры, потому что нисколько не удивился их приходу, лишь подвинулся, освобождая место, и предложил гостям семечки.
Хаблак отказался, а Волошин взял пол горсти, бросил семечки в рот и выплюнул шелуху подальше от скамейки, чтоб не сорить возле усадьбы. Видно, хозяину понравилось это, он улыбнулся и сам начал разговор:
— Жаль человека, неплохой был мужик — Манжула, мой постоялец то есть, не жадный и побеседовать мог»
— Но ведь знали вы его только два дня, — усомнился Хаблак.
— Человека и за полдня раскусить можно, — безапелляционно возразил Граб. — А то и за час. Я к ним, дачникам, уже привык, с первого взгляда распознать могу.
— Неужели? — не поверил Волошин.
— Да, с первого взгляда, — продолжал Граб. — Все оно, выходит, в компоненте. Я ему цену за комнату и гляжу, как он на это… Сразу человека видно.
— И сколько же ты с него слупил? — без церемоний поинтересовался Биленко.
— В меру, сержант, без запроса.
— Знаем вас, без запроса…
— Зелененькая, разве много?
— Зелененькая — это еще по-божески. И он не торговался.
— Я же говорю: сразу человека видно — вперед заплатил.
— Манжулины вещи у вас? — спросил Волошин.
— В комнате, куда же денутся!
— Сержант, — приказал Хаблак, — организуйте понятых.
Биленко пошел к соседней усадьбе, а майор спросил.
— Значит, Манжула приехал к вам позавчера?
— Утром.
— Кто-то рекомендовал его вам?
— Для чего? Приехал на такси, остановился возле магазина, интересуется, не сдает ли кто-нибудь комнату. Я и подвернулся. Пожалуйста, говорю, ежели понравится… На такси и подъехали, комната ему подошла, вытащил чемодан и остался.
— Номер такси запомнили? — на всякий случай ввернул Волошин.
— Зачем нам? Обычное такси, одесское и с шашечками. Как все…
— Говорите, Манжула вам понравился?
— А что? Он — коньяк, я — закусь. Посидели немного…
— Рассказывал что-то о себе?
— Конечно. Где работает, как живет.
— Где же?
— А на Одесском машиностроительном. Снабженцем, С женой разошелся, живет не тужит. Зарабатывает хорошо, сам себе хозяин.
— Никто к нему не приходил?
— Не видел.
— Паспорт показывал?
— А как же, у нас порядок. Я его в сельсовете должен был прописать, не успел только. А так — чин чином.
— Как же он питался?
— Яйца у нас есть, молоко у соседки. Творог также, овощи, фрукты… На завтрак яичницу жарил, а обедать в рабочей столовой можно.
— Не заметили за Манжулой ничего такого? — Хаблак щелкнул пальцами. — Не таился ли он?
— А чего скрываться? На пляж ходил… Что ж дачнику делать-то?
Вернулся сержант с понятыми.
В комнату Манжулы можно было попасть просто из сада, сама комната оказалась неплохо обставленной: кровать, диван, стол и гардероб, шерстяная дорожка у кровати.
— Вот тут… — открыл хозяин дверцы зеркального шкафа.
Чемодан лежал внизу, прекрасный желтый чемодан с ремнями и блестящими замками, а на плечиках висел вельветовый костюм, также недешевый, как определил Хаблак по ярлыку, японского производства.
Этот Манжула и в самом деле был пижон: то белые джинсы и пиджак от хорошего портного, теперь вельветовый костюм пепельного цвета, за такими гоняются поклонники моды. И галстук рядом, не очень пестрый и вызывающий, в каких красуются молодчики с Дерибасовской или Крещатика, а в спокойных тонах с зеленоватым отливом, как раз под пепельный костюм.
Волошин положил чемодан на стол и открыл его. Вынул несколько пар белого трикотажного белья, рубашки, электробритву, полотенца и несессер черной кожи, затем несколько книжек и журналов — «Огонек», «Человек и закон», «Вокруг света». Особой оригинальностью вкусов Манжула не отличался.
Составили акт. Осмотр вещей Манжулы почти ничего не дал, лишь некоторые штрихи, проливающие свет на характер и увлечений потерпевшего.
Хаблак поинтересовался у хозяина:
— Когда сегодня встал Манжула?
— Дачники… — ответил Граб не очень почтительно. — Им что, горит? Вылеживаются…
— Когда же?
— В девять или немного раньше.
— И сразу на море?
— Позавтракал.
— Что-то готовил?
— Нет. Говорит: яичница и дома надоела, выпил молока, творогу хозяйка принесла. Это точно: нет лучшей еды, чем свежий творог.
— А потом — на пляж?
— Выходит, да.
— Не видели, никто не ожидал Манжулу на улице?
— Я что, провожал его? С самого утра работал, землю из компостных ям выбирал. Каждому свое: ему отдыхать, нам трудиться.
Верно, Граб сказал все, что знал и что думал о своем постояльце, к тому же Хаблак заметил, как нетерпеливо топчется на месте Биленко; и правда, пробыли тут уже больше чем полчаса, а жена сержанта ждет их с ужином. Она действительно ждала и накормила варениками с творогом в сметане — много есть на свете вкусных яств, но Хаблак, уплетая Биленковы вареники, думал, что вряд ли хоть одно из самых изысканных блюд может соперничать с этими.
По дороге в Одессу Хаблак, разморенный вкусной едой, понемногу дремал, Волошин тоже не был склонен к разговорам, лишь изредка перекидывался словами с шофером. Они быстро примчались к гостинице «Моряк», где Хаблаку снова довелось жить, и майор спал уже через несколько минут — тревожные мысли о том, что прошел день, который так и не внес ничего весомого в расследование взрыва, почему-то не мучили его, спал спокойно, и снилось ему золотистое, бескрайнее и поистине вечное море.
С мыслями о море Хаблак и проснулся. Пожалел, что вчера, будучи в трех шагах от него, так и не искупался.
Волошин должен заехать за Хаблаком в девять. Майор позавтракал в буфете и спустился в холл. За стеклянными дверями бара наводила порядок уборщица. Хаблак вспомнил, как брали они тут Гошу — теперь бармен занят более общественно полезной работой: стоит за станком в колонии строгого режима или валит лес где-то на Севере, — конечно, это труднее, чем торчать за стойкой в белом пиджаке и смешивать коктейли, что ж, каждому свое; варил бы ты кофе и делал коктейли до конца дней своих, если бы не связывался с валютчиками.
Волошин подъехал ровно в девять, будто щеголяя своей пунктуальностью, и сообщил: Басов уже в управлении и ждет их. Есть уже постановление на обыск в квартире Манжулы, и опергруппа готова к выезду. Более того, еще вчера вечером Гурий Андреевич установил, что в Одессе живет сестра Манжулы — ее должны разыскать и привезти на квартиру брата.
Подполковник встретил Хаблака приветливо, вообще был он человеком доброжелательным и даже, как предвзято считало начальство, благодушным, но все эти качества никак не мешали ему, а в глазах подчиненных, без сомнения, возвышали, несмотря на то что подполковник Басов в случае необходимости мог, как говорят, снимать с них стружку.
