Джеймс Чейз - Кинжал Челлини
— Если ты считаешь, что Бретта убил я, зачем ты поехала со мной? — закричал я.
— Твои поступки не способны повлиять на мое отношение к тебе. Ты для меня — все.
Я запустил пальцы в шевелюру.
— О’кей, значит, я для тебя — все. Это чудесно. Но я не убивал Бретта.
Она отнесла посуду к машине и принялась собираться. Больше всего меня бесило то, что она мне не поверила. Веда, несомненно, считала, что я убил Бретта, а после пытался обмануть ее. Возможно, и Майк думал так же.
Я подошел к ней.
— Послушай, Веда, я приведу один веский аргумент, подтверждающий мою невиновность. Я отправился к Бретту за двадцатью пятью тысячами долларов — помнишь? Так вот, я их не получил. Тебе ведь не придет в голову, что я решил отказаться от этих денег ради удовольствия застрелить Бретта?
— Он, наверно, выложил деньги к твоему приходу. Никто о них пока не говорил. Ты не думаешь, что они похищены?
Я сделал шаг назад. Мне словно кулаком по лицу заехали.
— Вот! — воскликнул я. — Вот почему его шлепнули! Кто-то, узнав, что Бретт собирается передать мне деньги, решил воспользоваться ситуацией!
— Да, — сказала Веда, не глядя на меня.
Когда смысл ее слов дошел до меня, я схватил Веду и встряхнул девушку.
— Так ты думаешь, что их взял я? Пошел к Бретту и застрелил его, чтобы оставить себе кинжал? Так?
— Пожалуйста, дорогой… ты делаешь мне больно.
И тут меня осенило.
— Горман! — выпалил я. — Он знал. Я ему говорил! Я сказал ему, что иду к Бретту. Он знал, что Бретт собирается отвалить мне двадцать пять тысяч. Какой я болван! Он мог организовать убийство. Мог сам отправиться туда, зная, что вина ляжет на меня. Это Горман!
Внезапно ее тоже охватило волнение, она вцепилась в меня.
— О, дорогой, скажи мне, что ты не убивал его! О, не надо! Я сама вижу — ты тут ни при чем. Какая же я была дура! Я подумала — неважно, что я подумала. Я так переживала. Прости меня, дорогой. Пожалуйста, прости.
— Мне не за что тебя прощать, — сказал я и притянул ее к себе. — Это дело рук Гормана. Несомненно, Гормана.
— Поговорим в машине. Надо трогаться, Флойд. Смотри, уже почти рассвело.
— Горман! — сказал я скорее самому себе, чем Веде, выруливая на разбитую проселочную дорогу с глубокой колеей. — Все сходится. Что ты знаешь о нем, Веда? Случались у него раньше финансовые затруднения?
— Иногда. Он игрок. Бойд частенько его выручал.
— Просчитаем этот вариант. Нам известно, что Бойд неплохо заплатил ему за молчание. Могло случиться следующее: когда я велел Горману забрать кинжал у Бойда, Доминик потребовал назад свои деньги. Бойд — опасный тип. Горман мог и не иметь под рукой нужной суммы — предположим, он успел растратить деньги. Он предложил мне поделить между нами те двадцать пять тысяч, что я получу от Бретта, но я отказался сделать это. Поняв, что у него есть шанс присвоить двадцать пять тысяч и крепко подставить меня, он отправился к Бретту, застрелил его и забрал деньги до моего появления.
— Ему пришлось действовать быстро.
— Чтобы слезть с пьедестала, подняться по ступенькам и попасть в кабинет, мне потребовалось минуты три. За это время он мог спокойно управиться, если деньги лежали на столе.
— Да, но наши рассуждения нас не спасут, — с горечью сказала Веда. — Никто нам не поверит.
— Сыщик всегда остается сыщиком. Разгадывать такие загадки — моя профессия. Если я докажу, что Бретта убил Горман, я спасен. И я сумею это сделать.
— Но каким путем? Ты не можешь вернуться туда.
— Через пару недель накал спадет. Тогда я отправлюсь в Сан-Луис-Бич.
— Ты не можешь всерьез что-либо планировать, Флойд. Кто знает, что с нами станется через пару недель.
Она, конечно, была права.
Солнце поднималось над предгорьем, когда мы увидели хижину. Если бы мы не смотрели внимательно по сторонам, мы бы не заметили избушку. Заслоненная наполовину деревьями, она находилась в доброй четверти мили от дороги.
— Гляди! — возбужденно произнесла Веда. — Если там никого нет, лучшего пристанища нам не найти.
Я остановил машину, вылез из нее.
— Обожди меня здесь. Схожу на разведку.
— Возьми револьвер, Флойд.
— За кого ты меня принимаешь — за гангстера? — сказал я, но пушку все же взял.
Хижина оказалась пустой; похоже, последние несколько лет в ней никто не жил. Она могла защитить от непогоды; требовалась лишь тщательная уборка. За хижиной был навес, под которым сохранились следы чьей-то стоянки: жаровня, бак на сотню галлонов, несколько заплесневелых бочонков.
Я махнул рукой Веде; она подогнала автомобиль к жилищу.
Мы вдвоем осмотрели хижину.
— Райский уголок, — восторженно сказала она. — Никому не придет в голову искать нас здесь. Мы тут в безопасности, дорогой. Нам нечего бояться.
Мы полностью обустроились за пару дней. Отдраили полы, починили мебель, привели в порядок печь, заготовили дрова. О Бретте мы не вспоминали, радио не слушали.
Вечером, на второй день нашего пребывания в хижине, мы сидели, любуясь опускающимся за холмы солнцем; вдруг Веда сказала:
— Принеси радио, Флойд. Мы сами себя обманываем. Нашли, дураки, рай.
— У нас были каникулы. Но ты права. Похоже, ты всегда права.
Я отправился под навес, где мы запарковали «бьюик», взял приемник и водрузил его на деревянный ящик. Я настроился на полицейскую волну; полчаса мы слушали всякую дребедень, не имеющую к нам отношения. Затем я поймал Сан-Луис-Бич, и еще минут тридцать нас развлекали танцевальной музыкой.
— Посиди тут, — сказала Веда вставая. — Я займусь ужином.
Я остался один у приемника; Веда сновала возле примуса. Каждый раз, когда номер заканчивался, я замирал, думая: «Ну вот. Сейчас прервут программу». Но я ошибался. Флойд Джексон словно и не существовал на земле.
Мы поужинали. Радио не вспоминало о нас.
— Видишь, нас забыли, — сказал я. — Мы больше никого не интересуем. Готов поспорить, в газетах о нас тоже не пишут.
— Хотелось бы в этом убедиться, — сказала Веда; собрав тарелки, она снова скрылась в хижине.
Сумерки сгустились; я внес радио в хижину и запер на ночь дверь. Веда затопила печь. В предгорье ночи холодные; с океана дует ветер, насыщенный влагой. Веда опустилась на колени возле огня, я уютно примостился рядом с ней, чуть сзади. Я любовался отсветом пламени, игравшим на ее лице. Я вдруг подумал о том, что впервые в жизни я обрел душевное равновесие.
Удивительное это было чувство; оно застигло меня врасплох. Я многое успел повидать на своем веку, совершил немало сомнительных поступков; я обманывал, изворачивался, хитрил, зарабатывал деньги и проматывал их, шел на риск. Сколько я себя помнил, я всегда вел такую жизнь. Она была богата событиями, о которых я предпочел бы не вспоминать. Событиями, связанными с людьми, которых я любил или ненавидел. Чаще печальными, чем радостными. Лица, всплывавшие из далекого прошлого, напоминали мне о каком-то моем подлом поступке, жульничестве, не сдержанном обещании. Я словно листал запрещенную книгу. Шантаж, рэкет, попойки, спасавшие от тоски. Неразборчивость в средствах. Стремление любой ценой отстоять свое «я» в море чужих «я». Женщины: расплывчато, в полутьме; чей-то смех, тлеющий кончик сигареты, длинные стройные ноги, порванное платье, родинка в виде полумесяца, ногти, царапающие мне плечи, бело-розовая кожа выше чулок. Блондинки, брюнетки, рыжеволосые. «Женщины всегда водили тебя за нос». Блондинка лет тридцати, до отвращения навязчивая. «Есть вещи, которые мужчины не делают. Например, они не берут денег у женщин». Поверит или нет? Еле заметная улыбка. Не поверила. Сунула деньги в мой карман, чтобы не смущать меня. Худший момент.
«Это в последний раз. Больше ты из меня ничего не выжмешь, подонок!» Еврейка провела рукой по своей меховой шубе. «Тридцать долларов… Ты меня грабишь». Послал ей ломбардный билет. Тогда это казалось остроумным и великодушным шагом, сейчас — низостью. Вечно пустые карманы. Нехватка курева и спиртного. «Это письмо… Возместите мои расходы. Я не могу работать бесплатно». И, наконец, убийство. Опускаюсь все ниже и ниже. «Пристрелить как бешеную собаку». Убийство. «Внимание всем патрулям… Разыскиваются…» Удивление, застывшее в мертвых глазах; маленькая синяя дырочка в центре лба. «В случае поимки тебя ждет смерть». Веда: «Это не имеет никакого значения. Ты для меня — все». Лучший момент.
Веда вдруг сказала:
— У нас кончаются продукты.
Ее голос заставил меня вздрогнуть.
— Что ты сказала?
— Продукты на исходе.
Я совсем не думал о быте. Я вообще почти ни о чем не думал, находясь рядом с Ведой. Но теперь, когда ее голос нарушил тишину, я вновь испытал тревожное, щемящее чувство. Нашли, дураки, рай — точнее не скажешь.
— Завтра я отправлюсь в Алтадену, — заявила она, поднося ладони к пламени.
