Ирина Градова - Последняя надежда обреченных
– Интересно! – сказала Рита. – Похоже на свадьбу, но я что-то не заметила жениха с невестой.
– Это не свадьба, – ответил на это Михаил. – Так здесь празднуют обряд обрезания. Мальчик в первой машине – герой дня, а за ним едут родственники и друзья родственников.
– И ни одной женщины? – удивилась Рита.
– Это мужской праздник, – улыбнулся в зеркало Михаил. – Женщины дома, готовят праздничный ужин.
Они выехали на шоссе, по обе стороны от которого тянулись скалы и сосновые леса. Время от времени попадались домики фермеров и поля арахиса и табака. Иногда Рита замечала женщин и мужчин, работающих под палящим солнцем. Потом цивилизованные места закончились, и пошли сплошные деревья и кустарники.
Дорога до Айдына заняла меньше двух часов, потому что Михаил, пользуясь затишьем на шоссе, ехал на предельной скорости. Припарковав машину на бесплатной стоянке около Центрального банка, дальше они пошли пешком. Солнце пекло нещадно, и Рита надвинула кепку на самые брови. Женя тоже напялил какую-то странную панамку а-ля Шапокляк, в которой выглядел настолько забавно, что Рита едва сдерживала смех. Только Михаил безбоязненно подставил свою соломенную шевелюру горячему турецкому солнцу.
Им не сразу удалось найти нужное место: боксеру пришлось несколько раз останавливать прохожих, пока один из них, наконец, не указал точное направление. Дом, в котором снимал квартиру Мустафа, оказался обычным многоквартирным жилым зданием. Они поднялись на четвертый этаж, и Женя позвонил в дверь. Ответа не последовало. Тогда Женя снова надавил на кнопку звонка и долго держал ее, но снова не получил результата.
– Странно! – пробормотал он. – Будем ждать – или… – он вопросительно посмотрел на Риту.
– Или – что? – подозрительно нахмурился Михаил, но Женя уже полез в карман и извлек симпатичный набор отмычек.
– Значится, так, – сказал Фисуненко, обращаясь к подельникам. – Ищем следы пребывания Нади в квартире. Работаем быстро и не оставляем улик. Марго, ты – на шухере у двери.
Евгений открыл дверь с легкостью, словно действовал подходящим к замку ключом, и они прошмыгнули внутрь. Из коридора двери по правую и левую стороны вели в комнаты.
– Ты – направо, я – налево, – скомандовал Женя Михаилу.
Рита встала у двери. Ее колотила мелкая дрожь: что, если вернется Мустафа? Внезапно она услышала голос Михаила:
– Черт! – А потом еще два раза: – Черт! Черт!
Женька пулей вылетел из комнаты и кинулся на звук. Рита последовала за ним. Неудивительно, что Михаил среагировал подобным образом: зрелище, которое они увидели, и в самом деле было не из приятных. На потолочном крючке, где обычно крепилась люстра, висел молодой мужчина. Не требовалось быть экспертом, чтобы понять, что он мертв: веревка глубоко врезалась в шею.
– Боже мой! – простонала Рита. – Только этого не хватало!
– Надо вызывать полицию, – пробормотал Михаил и сделал шаг к стоящему на тумбочке телефону, но его остановил громкий окрик Женьки:
– Ни в коем случае! Сейчас поглядим, – продолжал он, подходя к трупу. – Время смерти приблизительно… в общем, не больше суток, это точно. Учитывая, что кондиционер работает на полную мощность. Марго, дуй на кухню и поищи резиновые перчатки… Только не наследи!
Рита помчалась выполнять приказ. Она огляделась в поисках чего-то, чем можно открыть шкафчики буфета, и решила, что полотенце, висящее у раковины, вполне для этого подойдет. Обнаружив две нетронутые упаковки резиновых перчаток для мытья посуды, Рита схватила одну и бросилась обратно в комнату.
Женя деловито надел перчатки и, подставив табуретку, взгромоздился на нее. Он аккуратно просунул пальцы под веревку, сдавливающую шею висельника, и пристально вгляделся в ее след на шее трупа. После этого он принялся обшаривать карманы мертвеца.
– Эй, что это ты делаешь?! – возмутился Михаил.
– Не бойся, не мародерствую, – ответил Фисуненко. – Ага, вот и оно! – И он с победным видом извлек из заднего кармана брюк Мустафы сложенный вчетверо листок бумаги. – Читай, полиглот, – обратился он к Михаилу.
Тот развернул листок и прочел вслух: «Она ушла. Больше так не могу. Прости, мама».
– Хм, – пробормотал Женя. – Классическая предсмертная записка.
– Да уж, – согласилась Рита. – Однако звучит неубедительно. «Она ушла». Кто ушел – Надя?
– Путешественница ваша Надя, – хмыкнул Михаил. – Прямо колобок какой-то: я от бабушки ушел, я от дедушки ушел!
– Да уж, – кивнул Женя, слезая с табуретки. – Надо пошарить в квартире.
– Ты что! – воскликнула Рита. – Это же место преступления!
– Вот именно.
Рита испустила тяжелый вздох. Потом она снова сбегала на кухню и взяла вторую пару перчаток. Она нацепила их и принялась вместе с Фисуненко обыскивать все шкафы и ящики стола. Михаил все это время стоял у стены, наблюдая за слаженными действиями приятелей. Вид у него был растерянный, что вполне объяснимо, ведь в такой ситуации он оказался впервые!
– Что-то я не вижу следов женского присутствия, – сказал Женя, когда они закончили осматривать вторую комнату и вернулись туда, где висел покойник.
– Точно, – согласилась Рита. – Одежда в шкафу только мужская, все принадлежности личной гигиены – тоже. Никаких духов, мусса для укладки или гигиенических тампонов!
– Но в записке же сказано: «она ушла»… – неуверенно подал голос бывший боксер.
– Ну да, – усмехнулся Женька, – и сгребла все подчистую, не оставив ни единой вещи! Так, братишка, не бывает.
– Бывает, – вдохнул Михаил. – Когда от меня уходила Люська, она собрала все, что было в квартире. По возвращении из больницы я нашел только две табуретки на кухне и старый, битый молью ковер, который она поленилась снять со стены.
– Похоже, наша Надя не такая белая и пушистая, как пыталась представить ее мать, – сказала Рита задумчиво.
– А еще у нас есть убиенный Мустафа, – вставил Женя.
– Убиенный? – одновременно воскликнули Рита и Михаил.
– А я разве не сказал? – невинным тоном спросил Фисуненко. – Самоубийством здесь и не пахнет! Я осмотрел след от веревки на шее. При самоудушении след должен подниматься от подбородка к затылку – так натягивается петля. У бедняги же след абсолютно ровный как спереди, так и сзади. Это говорит о том…
– …что кто-то напал на него со спины и задушил, – закончила за него Рита.
– Совершенно верно. Кроме того, иди-ка сюда, – пригласил он Риту и указал на линолеум. – Видишь эти черточки от двери к месту повешения? У Мустафы ботинки на резиновой подошве. Убийца задушил его и приволок сюда бездыханное тело, чтобы инсценировать самоубийство.
– Ты же не думаешь, что Надя могла все это проделать? – спросила Рита. – У нее вряд ли хватило бы сил придушить Мустафу и поднять его на такую высоту!
– А что, если у нее был сообщник? Хорошо бы выяснить, сам ли Мустафа написал предсмертную записку…
Женя осмотрелся. Потом сходил на кухню и вернулся с полотенцем. Он тщательно вытер дверные ручки, к которым все трое прикасались без перчаток до того, как увидели труп. Потом он протер табуретку, на которую залезал, и аккуратно поставил ее на то же место, где взял.
– Сматываем удочки! – приказал он, и Рита с Михаилом беспрекословно подчинились.
Фисуненко пропустил их вперед, потом осторожно прикрыл дверь до щелчка. На лестничной площадке он снял перчатки. То же проделала и Рита. Женя завернул обе пары в полотенце и спрятал сверток за пазуху. Воровато оглядываясь, компания вышла из подъезда и направилась к машине.
– Миша, давай-ка на площадь, – скомандовал Женя.
Как только они оказались на центральной площади Айдына, Женя вытащил из кармана брюк блокнот и ручку и протянул Михаилу.
– Пиши, – сказал он. – «В квартире семнадцать дома номер семь по улице имени Кенана Эврена находится труп мужчины». Написал? А теперь слушай. Вон там, у фонтана, толкутся подростки. Отдай им эту записку, дай десять долларов и скажи, чтобы позвонили в полицию и прочитали написанное.
Когда Михаил вышел, Рита удивленно спросила у Жени:
– Зачем такие сложности? Михаил мог бы и сам позвонить из автомата…
– Ага, и в полиции бы знали, что в деле замешан иностранец, говорящий по-турецки – это слишком хорошая наводка! Хоть Михаил и владеет турецким, у него есть акцент. То, что полиция выйдет на этих мальчишек, вряд ли возможно. Сама понимаешь, реклама нам ни к чему.
В окно автомобиля Женя и Рита увидели, как от группы мальчишек отделился парень лет шестнадцати и направился к телефонной будке. Через несколько минут Михаил вернулся к машине, и они тронулись.
Двадцать минут спустя приятели сидели в кафе недалеко от центра и обедали.
– И эта ниточка оборвалась, – со вздохом сказал Женя, когда официант принес кофе и десерт. – Видимо, дело Гаджиева так и останется нераскрытым, да и Надю мы, похоже, окончательно потеряли.
