Джеймс Чейз - Роковая женщина
— Ты не можешь меня сориентировать во времени хотя бы приблизительно?
Я смотрел на него, не понимая, куда он клонит.
— Вряд ли это возможно, Сидней. Может, месяц, а может, и восемь. Два миллиона не мелочь.
Он заерзал в кресле.
— Видишь ли, Ларри, я застраховал колье на девять месяцев. На этот период я добился особого тарифа, но взносы все-таки чертовски высоки. Если мы не продадим его в течение девяти месяцев, придется платить больше, а мне не хотелось бы.
Я замер, прикованный к месту.
— Ты его застраховал?
— Ну конечно, дорогуша. Не вообразил же ты, что я отпущу тебя в Гонконг, в такую даль, не застраховав его? С тобой может случиться все что угодно. Его даже могут украсть. Может произойти несчастный случай. Боже упаси. Три четверти миллиона — чертовски большая сумма, чтобы рисковать.
— Да. — Мое сердце гулко колотилось. — Где ты его застраховал?
— Как всегда, в «Нэшнл фиделити». У меня вышла странная стычка с этим ужасным Мэддоксом! Я его ненавижу! Он такой материалист! В конце концов пришлось пойти к одному из директоров, чтобы получить скидку. Мэддокс хотел взять с меня чуть ли не по двойному тарифу.
Мэддокс! Мне тоже случалось иметь с ним дело, и я считал его самым тертым, упорным и проницательным из всех экспертов по страховым делам человеком, который нюхом чувствует преступление даже прежде, чем оно задумано. Он и его помощник Стив Хармас раскрыли больше страховых афер и посадили в тюрьму больше людей, пытавшихся обманом получить деньги, чем все остальные страховые инспектора вместе взятые. Зная, что я побледнел, я отвернулся и медленно подошел к большому окну с раздвинутыми шторами. Паника парализовала мой рассудок. Ограбление отменяется! Нужно его остановить! Но как? Мозг отказывался работать, однако я понимал, какие роковые последствия имела бы попытка осуществить мой замысел теперь, когда на заднем плане появился Мэддокс. Как ни проворна полиция Парадиз-Сити, ей далеко до Мэддокса. Я вспомнил случай, когда шеф полиции Террелл был рад получить помощь от следователя Мэддокса, Стива Хармаса, и именно Хармас раскрыл кражу ожерелья Эсмальди, а также убийство.
— В чем дело, Ларри?
— Голова разламывается, чтоб ее!
Я обхватил голову руками, пытаясь сообразить, что делать. В следующую секунду я понял, как до смешного просто предотвратить ограбление. Нужно только пересечь комнату, выйти в прихожую, спустить предохранитель, и Рея и Фел не смогут войти. Что они станут делать? А что они смогут сделать, кроме как уйти и при следующей встрече изругать меня.
— Я принесу тебе аспро, золотко, — сказал Сидней и встал с места. — Нет ничего лучше аспро.
— Ничего, я сам найду. Я двинулся к двери:
— Они в ванной в шкафчике, правильно?
— Позволь мне…
Тут дверь с треском распахнулась, и я понял, что опоздал.
* * *Позже, вспоминая тот вечер, я имел возможность понять, почему операция закончилась катастрофой. Вина за ошибку целиком лежала на мне.
Несмотря на длительное обдумывание и тщательную разработку плана, я совершенно не правильно представлял, как будет реагировать Сидней в критической обстановке. Я был так уверен, что этот изящный, изнеженный педераст с его суетливыми повадками трусливой мыши съежится от ужаса при малейшей угрозе насилия! Если бы не ошибка в оценке его характера, я не оказался бы в своем теперешнем положении. Но я был убежден, что он не доставит хлопот, и не задумывался над этой важнейшей частью операции.
Я шел к двери, а Сидней выходил из-за стола, когда дверь распахнулась и ворвался Фел, а за ним Рея. Фел надел битловский парик и зеркальные очки. В руке он держал безобразный автоматический кольт. Рея, спрятавшая рыжие волосы под черной косынкой, закрывшая лицо огромными зеркальными очками, с пистолетом тридцать восьмого калибра в обтянутой перчаткой руке тоже выглядела грозно.
— Стоять на месте! — завопил Фел леденящим кровь голосом.
— Руки вверх!
Я двигался к нему. Я хотел остановиться, но ноги несли меня сами. Мы были почти рядом, когда он взмахнул рукой. Я уловил его движение и пытался увернуться, но ствол пистолета с сокрушительной силой обрушился мне по лицу, и внутри моего черепа вспыхнула белая вспышка. Я упал навзничь, ошеломленный ударом, чувствуя, как по лицу стекает в рот теплая кровь. Мой правый глаз стремительно заплывал, но левый отмечал происходившее. Я видел, как Сидней схватил кинжал Борджа, служивший для распечатывания писем: антикварный предмет, обошедшийся ему не в одну тысячу долларов, которым он очень гордился. Он бросился на Фела словно разъяренный бык, бледный как пергамент, с выпученными глазами. У него был вид человека не только взбешенного до неистовства, но и одержимого жаждой убийства.
Я видел, как Рея попятилась и вскинула пистолет, оскалив зубы в свирепой гримасе. В тот момент, когда Сидней сделал выпад в сторону Фела, который стоял неподвижно, словно остолбенев, блеснула вспышка и раздался грохот. Острие кинжала впилось в руку Фела, брызнула кровь. Затылок Сиднея лопнул красным грибом, и он повалился с глухим стуком, потрясшим комнату. Завитки порохового дыма поднимались к потолку. Фел сделал несколько неверных шагов назад, сжимая руку. Кое-как, с лицом, раздираемым болью, я поднялся на четвереньки. Я уставился на тело Сиднея. Что-то ужасное, белое с красным начало сочиться из его затылка. Он был мертв.
Это я понимал. Сидней мертв! У меня во рту что-то отделилось. Я выплюнул зуб на двухсотлетний персидский ковер Сиднея. На четвереньках я пополз, желая прикоснуться к нему, вернуть его к жизни, но в тот момент, когда я почти добрался до него, на меня упала тень Реи. Я замер, стоя на четвереньках и роняя капли крови изо рта, и поднял голову.
Напротив стояло большое зеркало. Я увидел ее отражение. Огромные зеркальные очки, белые зубы, губы, растянутые в злом оскале, делали ее похожей на демона, явившегося из ада. Она держала пистолет за ствол. Уставясь на ее отражение, я видел, как она размахнулась и обрушила на мою голову сокрушительный удар рукояткой.
* * *Когда ко мне вернулось сознание, я еще не знал, что пять дней пробыл в коматозном состоянии, перенес операцию мозга и что врачи дважды отступались от меня, считая меня мертвым.
Первой весточкой из мира живых, в который я возвращался, словно всплывая сквозь темную воду, был звук человеческой речи. Я всплывал все выше, не захлебываясь, чувствуя только ленивое, происходившее помимо моей воли движение к поверхности и вслушиваясь в голос, звучавший где-то совсем рядом, и слова говорившего постепенно приобретали смысл.
— Слушайте, док, сколько еще, по-вашему, мне придется торчать здесь, дожидаясь, пока малый очнется? Я первый человек в управлении. Пока я сижу здесь, дело стоит. Господи, да ведь я просидел тут пять распроклятых дней!
Управление? Полиция? Пять дней? Я лежал неподвижно, уже чувствуя в голове пульсирующую боль. Второй голос произнес:
— Он может выйти из комы в любую минуту, а может лежать так несколько месяцев.
— Месяцев? — первый возвысил голос. — Неужели вы ничего не можете сделать? Скажем, укол какой или еще что. Если я просижу здесь несколько месяцев, то сам впаду в кому, и тогда у вас на руках будет два пациента.
— Сожалею, придется ждать.
— Здорово. Ну и что же мне делать? Заняться йогой?
— Неплохая мысль, мистер Лепски. Йога часто приносит очень большую пользу.
Наступила пауза, затем человек, которого звали Лепски, спросил:
— Значит, вы не можете вытащить его из этой проклятой комы?
— Нет.
— И так может тянуться месяцами?
— Да!
— Черт! И везет же мне! Ладно, док, придется сидеть.
— Похоже на то.
Последовал звук шагов, пересекавших комнату, открылась и закрылась дверь, и человек по фамилии Лепски фыркнул, встал и заходил по комнате. Его беспокойные движения служили звуковым фоном для моих раздумий над услышанным. Если бы только не так сильно болела голова и мысли были пояснее.
Усилием воли я заставил себя вспомнить происшедшее. Я снова увидел тот страшный момент, когда Рея убила Сиднея, видел, как она поднимает пистолет, видел вспышку, слышал грохот и видел, как голова бедного смельчака Сиднея взрывается, превращаясь в месиво крови и мозгов. Какой же я дурак! Почему я недооценил его храбрость? Я вспомнил, как он бросился на Фела с кинжалом Борджа в руке, на что сам никогда бы не отважился, видя направленный на меня пистолет.
Это был сумасшедший, безрассудный, но великолепный поступок, на который способен только настоящий храбрец. Когда они ворвались в комнату, Сидней, наверное, сразу понял, что им нужно колье, но он не знал, что колье, которое он пытался защитить, было стеклянным, и он отдал жизнь понапрасну.
Итак, он мертв. Теперь я попал в невыразимо скверное положение, и у моей постели сидит полицейский, ожидая, когда я заговорю. Подозревают ли они, что я как-то замешан в ограблении и убийстве? Нет, это, конечно, маловероятно. Как реагировал Мэддокс, узнав, что его компании придется уплатить три четверти миллиона долларов? Зная его, следует ожидать, что, не желая выплачивать такую огромную сумму, он будет копать, пока не отыщет какое-нибудь доказательство моей причастности к убийству. Что ж, у меня есть время. Если я буду лежать тихо, не подавая виду, что уже пришел в себя, мне, может быть, удастся придумать какой-нибудь выход, найти способ спастись.
