Питер Мэй - Поджигатель
— Эй, парни, вы включали музыку? — прокричал Ли в коридор.
— Я — нет, — отозвался кто-то из экспертов.
— Терпеть ее не могу, — буркнул второй.
В коридоре раздались шаги, и через мгновение порог гостиной переступил запыхавшийся Цянь.
— Лампочку у подъезда кто-то выкрутил, босс. По словам лифтера, вчера вечером, перед окончанием его смены, она была на месте. Дверь на лестничную клетку заперта.
Ли Янь провел ладонью по ежику волос.
— Такая техника тебе знакома? — Он указал подбородком в сторону стереосистемы.
— Предпочитаю тратить деньги на другое. — Цянь усмехнулся. — Да и времени у меня маловато. А что?
— Чао оставил аппаратуру включенной. CD-плейер стоит на паузе, индикатор мигает. Хочешь послушать то, что слушал он в тот момент, когда сюда явился убийца?
— Откуда тебе стало известно про убийцу?
— Это хорошо обоснованная догадка.
Ли Янь нажал на кнопку воспроизведения; в комнате зазвучали странные, непривычные для уха китайца аккорды. Старший инспектор снял с верхней панели системы тонкий футляр лазерного диска, покрутил его перед глазами.
— Европейская опера. Сен-Санс, «Самсон и Далила». — Ли вытащил из футляра бумажный вкладыш, пробежал глазами печатные строки. — Часть девятая, «Mon coeur s'ouvre a ta voix» — «Мое сердце откликается на твой зов». Самсон, освободивший еврейский народ из-под ига филистимлян, понимает, что должен противостоять чарам прекрасной Далилы. Но решимость героя угасает, когда он слышит любовную песнь обольстительницы. Забыв обо всем, он открывает коварной женщине секрет своей силы. Та остригает Самсону волосы, и он лишается могущества.
Что толкнуло Чао Хэна в руки убийцы: губительное пристрастие к наркотикам или жажда плотских утех с симпатичными мальчиками? Голос певицы на диске возвысился до тревожного крещендо.
— Ну? — нетерпеливо протянул Цянь, заглушая тихую музыку. — На чем же она основана, твоя догадка?
— Есть ряд моментов. Первый: прошлым вечером Чао Хэн находился именно здесь, в квартире.
— Ты уверен?
— Полотенце в ванной еще не высохло. Еще он насыпал корм в аквариум — рыбки не успели проголодаться. В лоджии лежит почти полная пачка сигарет, а в спальне — несессер со шприцем и героином. Ни курильщик, ни наркоман так просто со своим зельем не расстанутся, по собственной воле, во всяком случае. Покидая дом, Чао не воспользовался лифтом, и ключа от квартиры в его карманах мы не обнаружили. Кто же запер двери?
Ли Янь принялся кружить по гостиной.
— Думаю, он сидел вот тут, наслаждался пением Далилы, прихлебывал пиво. Окурков в лоджии нет — значит, он просто бросал их во двор. Было довольно поздно, около часа или двух ночи, лифт уже отключили. Скорее всего Чао дожидался машины, на которой ему доставляли порошок или мальчиков, утверждать не берусь. Заметив свет фар, он поставил диск на паузу, взял ключ и по лестнице спустился вниз. Под козырьком подъезда было темно: убийца успел предусмотрительно вывернуть лампочку. Во мраке хозяин обознался — принял гостя за курьера с обычной доставкой. Скорее всего человек у двери имел с собой оружие, которым и вынудил Чао подняться в квартиру. Здесь он нанес хозяину удар по голове — скажем, рукояткой пистолета, — а затем вкатил дозу кетамина. Некоторое время, около часа, ему пришлось прождать, чтобы убедиться в безопасности, после чего он стащил Чао вниз и запер за собой дверь лестницы. Вывернутая лампочка обеспечивала темноту, и убийца спокойно донес жертву до машины, затолкал в багажник. Потом был парк Житань и все остальное.
К этому моменту Самсон на диске оказался в полной власти Далилы.
Цянь хмыкнул.
— Тебе бы романы писать, босс. Откуда ты знаешь, что убийца действовал в одиночку?
— Я не знаю.
— Я имел в виду, на пару им было бы легче.
Ли Янь кивнул:
— Согласен, но тут есть… — Он запнулся, подбирая слово. — …нечто очень странное, почти вызывающее. Такое впечатление, будто мы столкнулись с чьим-то на редкость извращенным умом.
Из коридора раздайся голос эксперта. Поспешив на зов, оба увидели того стоящим на коленях у двери кухни; скальпелем мужчина выковыривал из ворсинок ковра какие-то крошки.
— Кровь, и довольно свежая, — пояснил он. — Спектральный анализ покажет насколько.
Цянь бросил на босса исполненный уважения взгляд.
— Если это кровь Чао, то ты, похоже, был прав. Но, — лицо оперативника нахмурилось, — это не проливает свет на личность убийцы.
— Любая полученная информация дает нам ниточку. Идем, пора встретиться с членами уличного комитета.
V
Лю Синьсинь, председатель комитета, оказалась маленькой нервной женщиной лет шестидесяти. Жила она в квартире на первом этаже того же дома. Волосы с густой проседью стянуты на затылке в пучок, резкие черты лица, синий фартук поверх фланелевой кофты, мешковатые черные брюки, которые сантиметров на пять не доходили до щиколотки. Крепкие руки женщины были в муке.
— Заходите, заходите.
Она смахнула со лба выбившуюся из пучка прядь, отчего на коже осталась белая полоса. Детективы прошли в кухню, где на столе рядками были уложены только что вылепленные пельмени.
— Боюсь, вы пришли в не совсем удачное время. С минуты на минуту вернется муж, а за ним и сын с женой.
— Смерть не выбирает времени, — без улыбки заметил Ли Янь.
За стеной послышался шум, мгновение спустя по тесному коридору с хохотом протопали двое малышей. Судя по безмятежным личикам, до школы они еще не доросли.
— Внуки, — сказала Синьсинь и скороговоркой добавила, как бы опасаясь, что представители власти заподозрят семью в пренебрежении «линией масс»: — Старший — сын моей дочери. — Брови женщины горестно дрогнули. — Она умерла при родах, врачам пришлось спасать ребеночка. Зять от отчаяния покончил с собой, и сын с женой приняли малыша как родного. — Она вытерла руки фартуком, сняла его. — Значит, Чао Хэн… У нас его не очень-то жаловали. Прошу в комнату.
На боковой стене комнаты были развешаны клетки с птицами. Лимонно-желтые канарейки наполняли жилище бодрым гомоном. На веревках за окном сушились детские штанишки. Возле противоположной стены стояло старенькое пианино.
— Оно не мое, — торопливо пояснила Синьсинь, заметив взгляды полицейских. — Инструмент принадлежит государству. Раньше я занималась музыкой. Не знаю даже, что привело меня в уличный комитет, разве только… Я ведь сорок лет состою в партии. Не поверите, но меня всего два раза отправляли на перевоспитание в деревню. Может, слышали мои песни?
Вопрос был обращен к Цяню, который тут же посмотрел на босса. В глазах его Ли Янь прочел мольбу о помощи.
— Если бы вы назвали хотя бы две-три… — сказал Ли.
— О, их десятки, да что там — сотни! Все я и сама не помню. Наверное, я забыла их больше, чем написала. В шестидесятых годах в Шанхае подготовили целый сборник — слова, ноты, как положено. Он был уже отдан в печать, но началась «культурная революция» и мою музыку признали реакционной. Я никогда не одобряла официальный рецепт для композиторов: «громче, задорнее, решительнее и по-боевому». — Каждое ее слово сопровождалось армейской отмашкой рук. — В общем, песни пропали. Лет пятнадцать назад я попробовала найти их, однако типографский наборщик уже умер, а о судьбе гранок в издательстве ничего не знали. — Синьсинь печально улыбнулась. — Но что-то в моей старой голове еще звучит… «Построим наш мир вместе», «Кем я был, и кем я стал», «Родина»…
«Родину» Ли и Цянь пели еще детишками, а «Построим» была популярна вплоть до восьмидесятых, когда оба стали уже юношами. Помнится, ей присудили первое место на национальном конкурсе. В груди обоих детективов шевельнулось что-то похожее на благоговение. Эта сухонькая старушка — автор известнейших песен!
Глядя на их изумленные лица, Синьсинь тихо произнесла:
— Будь я сейчас на тридцать лет моложе и сочиняй те же песни, то озолотилась бы. Дэн Сяопин, доживи он до наших дней, наверняка остался бы мной доволен.
И рассмеялась. Ли поймал себя на том, что собеседница вызывает у него все большую симпатию.
— Вам выпала тяжкая доля, — сказал он. — Женщина-композитор в мире мужчин. Мой дядя любил повторять старую поговорку, которая, по его словам, отражает склад ума взрослого китайца, даже при коммунистах: «Главная добродетель женщины заключается в том, что она лишена всяких талантов».
Синьсинь склонила голову.
— Слышала, слышала. Но председатель Мао говорил: «Женщина держит на своих плечах половину неба».
Перед глазами Ли вновь возник четкий образ Маргарет.
Сделав шаг к пианино, Цянь поднял крышку, робко провел пальцами по клавишам. Таинство музыки всегда оставалось для него непостижимым.
— И все свои песни вы сочинили вот за этим инструментом?
