Лариса Соболева - Портфолио в багровых тонах
Вот теперь можно вдохнуть. Анжела уставилась в тарелку, чтобы не видеть застывшего от неожиданности лица Мити. Нет, не так. Не хотелось ей смотреть в его глаза — недоверчивые, подозрительные, растерянные, совсем не те глаза, к которым она привыкла и которые любила.
— Не понял, что ты сказала? — вымолвил он через силу, что очень расстроило Анжелу.
Принципиально не стала повторять, потому что он все прекрасно услышал и понял. Анжела поднялась:
— Поехали. Я очень устала.
Митя не задал ни одного вопроса по пути к машине, не задал и в машине, когда ехали по ночному городу. Проспекты сияли, светились, искрились яркими вспышками огней, даже в этот час улицы были оживленными и праздничными. А у Анжелы душа погрузилась в траур, потому что воображение рисовало… Собственно, какая разница, что она воображала? Реальность значительно хуже фантазий, финал предсказуем, жизнь разбита. Анжела догадалась: сегодня он не останется, но когда автомобиль затормозил у подъезда, она, открыв дверцу, все же спросила:
— Не зайдешь?
— Тебе рано вставать, боюсь, помешаю выспаться.
— И ты ничего не скажешь мне?
Он, всегда решительный и дерзновенный, принимающий решения быстро и непринужденно, попал в затруднительное положение, будто ему предстояло решить некий вопрос вселенского масштаба. Анжела усмехнулась про себя: что с ним случилось? Тем временем Митя закурил, выпустил струю дыма в окно и каким-то обиженным тоном, словно она уже подала на алименты, сказал:
— Неожиданно, знаешь ли…
— Для меня тоже… — А что ей было говорить?
— Вообще-то я не планировал… Это надо как-то пережить…
— Ну что ж, переживай. До свидания.
А чего ей стоило пережить его ответ! Разочарованная Анжела вышла из машины и гордо зашагала к подъезду, ни разу не оглянувшись. Но она не героиня, способная стойко вынести напасти, в подъезде, не доходя до квартиры, Анжела села на ступеньку и, подавляя рыдания, позвонила маме:
— Ма… вы не спите?
— Нет. А что случилось?.. Анжела, что там у тебя? Ты плачешь?
— Ма, у меня… у меня…
Мама моментально сообразила, как говорится, что к чему:
— Поссорилась с Митей?
— Хуже.
— Хуже?.. Детка, бери такси и приезжай. Или послать папу?
— Нет, я сама… на такси…
Машина примчалась быстро, с этой услугой в городе полный порядок. А куда еще деваться, с кем поделиться проблемой? И кто даст совет, поможет найти выход, да пожалеет, в конце концов, кто? У Анжелы это родители. Между ними не строились отношения по типу «подружки с мамой и папа друг», всегда существовала дистанция. Но она знала: родители платформа, куда можно приземлиться, и опора, за которую можно ухватиться, если тонешь.
Лето и осень родители проводили в загородном доме, туда и приехала Анжела. Двухуровневый домик в середине участка почти не виден, светилось только два окна внизу, это столовая. К нему вела светящаяся дорожка, бордюром служат крошечные фонарики, которые заряжаются от солнечного света и с сумерками загораются матовым светом. Мама стояла у дороги, ее плечи покрывала вязаная шаль с длинными кистями, это означало, что она вышла давно, наверное, сразу после звонка. Анжела расплатилась, вышла из машины вся понурая, кислая, а мама, увидев ее, с облегчением вздохнула и улыбнулась. В ее представлении, если дочь жива, остальное — мелкие неурядицы. Машина еще не отъехала, слегка забуксовав между матерью и дочерью, но Анжела выкрикнула с отчаянием:
— Ма, Митя меня бросил!
— Спокойно! Иди ко мне…
Дочь подбежала, когда такси отъехало, остановилась напротив, весь вид ее говорил: скажи что-нибудь такое, после чего я не умру. Разумеется, у матери всегда найдутся слова, даже не слова, а тон, способный хотя бы на короткий миг погасить отчаяние:
— Ничего страшного, с мужчинами это иногда случается. Идем, рыбка, в дом, чашка чая и пирожное — хорошие антидепрессанты. Поверь, моя милая, на свете есть только две страшных вещи: война и смерть.
— Мама, но я залетела! Уже два месяца!
— Ух ты! Поздравляю…
— С чем! Я только что устроилась на телевидение, Митя узнал и сразу дал задний ход, ему, видишь ли, нужно это пережить. Как стихийное бедствие! Бросил меня в такой момент… Ма, что мне делать?
— Не впадать в отчаяние. Идем, а то сыро.
* * *«Кто здесь?» — панически пульсировал вопрос в голове Ники. Она прислушивалась к тишине в студии, ума хватило не задать вопрос вслух и тем самым обнаружить себя. Дотронулась она до… это была часть руки… а ткань на ощупь велюр, флис, вельвет — что-то из этой текстуры! Ника отскочила в противоположную сторону и теперь пыталась угадать, почувствовать, на каком она расстоянии от человека в велюровой одежде. И почему он, попав, к примеру, в студию нечаянно, не подал голоса? Хотя бы ойкнул — это естественная реакция, не так ли? Впрочем, Ника сама от страха не проронила ни звука, рот будто пластырем заклеен, но человек… он должен был что-то сказать, он же на чужой территории. Почему молчит?
Несмотря ни на что, Ника ориентировалась в своей студии прекрасно. Именно тогда, когда перестала об этом думать, она, что называется, с закрытыми глазами успешно обходила препятствия, неслышно ступая босыми ногами и положившись на интуицию. Не было слышно Нику, но и постороннего тоже. А может быть, рука привиделась со сна? Едва эта мысль мелькнула, человек споткнулся о ее туфли рядом с канапе! И снова ни звука.
Что это значит? Почему он молчит, таится? Что ему нужно? Явно заглянул не чайку испить. Ника вспомнила: ключ, вырванный винчестер — наверное, этого злоумышленнику показалось мало. Но она-то, она! Просто дура! Дверь-то не заперла, когда засела за обработку снимков! Решила, что после ограбления негодяям делать здесь нечего, да и не собиралась Ника задерживаться в студии допоздна. А все совсем наоборот. Нет, она не просто дура, она набитая самоуверенностью дура! Если сейчас загорится свет, Ника останется один на один… неизвестно с кем. На этаже ни одного человека ни в одном кабинете, иначе обитатели данной бетонно-стеклянной вышки уже переговаривались бы в коридоре, выясняя, почему погас свет.
Надо бы к двери пробраться. Бесшумно, конечно.
Тут до ушей долетел легкий шумок, как будто одежда резко трется об одежду через короткие паузы. Шумок раздался очень близко. Трудно вообразить, что в этот миг делал неизвестный, Ника лишь сосредоточилась на расстоянии между «гостем» и собой, вычисляя путь к выходу. Да тут идти-то… чай, не площадь надо пересечь. Не удариться бы лбом обо что-нибудь… Ника сделала шаг… два… три…
И вдруг острая боль! Как будто штук двадцать ос разом ужалили руку чуть пониже плеча. Ника коротко вскрикнула, схватившись за руку, при этом немного отшатнулась, что, видимо, и спасло ее. Теперь осы ужалили скулу ниже глаза, Ника второй раз вскрикнула. Она ничего не понимала, в то же время сообразила сделать несколько шагов от жалящего средства в чьих-то безумных руках…. То есть у кого-то голова безумная.
И опять незадача! Ника врезалась в стену, произошло это, само собой, не бесшумно. Чувство самосохранения у нее мощное: ударившись, она мигом присела на корточки и услышала шлепанье по полу. Шлепали в ее сторону. Какое счастье, что в студии темнота! Ника на четвереньках, быстро-быстро, проползла вдоль стены, ладони утонули в ворохе ткани — это шторы, которыми она преобразует интерьер для съемок. И это ориентир, как раз рядом стоит канапе, в данных условиях диванчик может стать неплохим щитом. К тому же от штор можно выстроить точное направление к выходу без препятствий.
Ника замахала рукой по воздуху, пытаясь найти канапе, но… Сзади она слышала шевеление. Ее ищет неизвестный… Враг! Ее ищет враг. И это он чем-то глухо ударяет по стене… Да где же канапе?
Ладонь коснулась спинки, и Ника чуть не закричала от радости, дело в том, что от счастья горло перехватило, крик не смог прорваться. Сразу появилась уверенность, и она подумала: «Ну, теперь я тебе покажу!..» Рывок — и Ника схватилась за спинку канапе, одним движением развернула диван, очутившись за ним. Теперь она отчетливо услышала быстрые шаги по направлению к ней. Еще чуть-чуть подпустить… Можно!
Собрав все силы, Ника толкнула диван вперед. Получилось! Он врезался в злоумышленника… Ника больше не прислушивалась к грохоту, сопению, а рванула наискосок — там свободное пространство, всего шагов пять… затем нужно повернуться и — прямо… Жаль, не побежишь, врезаться можно… Ника шарила по воздуху обеими руками… Вот он — выход. Еще несколько шагов… Дверь открыта… Коридор!
— Куда же мне, куда?.. — задыхаясь от перенапряжения, произнесла Ника шепотом. И вдруг заметила в конце коридора проблеск, там лестница. Не свет, а именно проблеск, довольно тусклый, шел он снизу и как бы двигался… Это фонарик! Там кто-то есть. Ника побежала в конец коридора, закричав севшим от страха голосом:
