Анна Малышева - Трюфельный пес королевы Джованны
Они молчали, но молчание это было красноречиво. Мужчина отводил глаза, продолжая часто моргать. Он не извинился, не поспешил прочь, как сделал бы случайный прохожий. Александра и не считала это столкновение случайностью. «Он шел за мной по пятам!»
– В чем дело? – спросила она наконец грубым низким голосом, которого до сих пор за собой не замечала. – Зачем вы за мной ходите?
– Я не… то есть… – Он и говорил, глядя в сторону, так что женщина едва разбирала слова.
– Но я вас вижу уже в третий раз. Вы ехали в соседнем вагоне.
– Да, я…
Александра ждала продолжения, но мужчина молчал.
Нахмурившись, она оглядывала его, напрасно пытаясь отыскать в памяти хоть какую-то точку соприкосновения с этим странным и явно испуганным человеком, не решавшимся лишний раз открыть рот. Внезапно ее обожгло:
– Вас не Виктором зовут?
– Я Виктор. – Мужчину передернуло. Втянув голову в узкие плечи, он заметно дрожал всем телом.
Эту дрожь Александра хорошо помнила – так трясло покойного мужа во время жестокого похмелья.
– Вы были у следователя?
– Был…
– Я тоже там была, – она прижалась к стене, освобождая путь новому потоку пассажиров, хлынувшему в метро.
Несколько минут говорить было невозможно – людская река текла сквозь них, с топотом, шумом, детским гомоном. В толпе перед праздниками было множество детей, которых привезли в Москву повеселиться. Виктор мог уйти, сорваться с места и исчезнуть в подземном переходе, художница не удержала бы его ни жестом, ни взглядом. Но мужчина остался стоять рядом с нею, поникший, дрожащий, несчастный.
– Вы отказались от прежних показаний? – спросила она, когда снова можно было расслышать друг друга. – Оказывается, вы все выдумали про женщину в красной куртке.
Виктор молча рассматривал тупые тусклые носки своих ботинок. Александра, не дождавшись ответа, не выдержала:
– Вы хотите поговорить или так просто, ради развлечения за мной следите?! Что же вы молчите?!
И, вспомнив похмельные мучения покойного супруга, Александра внезапно догадалась:
– Вам плохо?
Этот простой вопрос, по всей видимости, поразил мужчину. Он поднял глаза, виновато и все еще недоверчиво посмотрел на художницу… Но в его взгляде уже не было прежнего страха.
– Ну, так вы бы подлечились сперва… Вы понимаете, о чем я.
Александра старалась говорить так, чтобы в ее голосе не прозвучало презрение. Она слишком хорошо помнила страдания мужа, уже и не пытавшегося бороться со своей слабостью. Читать мораль человеку, который едва не расстается с душой, по ее мнению, было безнравственно.
– У меня нет денег, – хрипло ответил мужчина.
– Ну… – растерялась она. – Тогда возьмите…
Александра полезла в сумку за кошельком, но Виктор неожиданно схватил ее за руку:
– Я же не побираюсь! Я не просил! Я не к тому сказал…
– Тогда что вам нужно от меня?! – воскликнула она. – Вы ведь за мною следом приехали в Москву, так? Или нам было по пути?
– Я случайно вас узнал там, на станции…
– Узнали! – недоуменно покачала головой художница. – А разве мы раньше виделись?
– Я видел вас с нею, когда вы вечером приехали в поселок. Я был рядом с платформой, стоял на крыльце магазина, курил и друга ждал.
Снова хлынула толпа пассажиров, с очередной прибывшей электрички. Голоса детей, щебетавших и вскрикивавших, как выпущенные на волю птицы, сливались под гулкими сводами в один протяжный оглушительный звук. Переждав несколько минут, Александра переспросила:
– Вы видели нас с Мариной мельком позавчера вечером? И вы меня узнали сегодня?
– Не в лицо, а по куртке, – уточнил мужчина. – Куртка заметная.
– Да уж, куртка… – протянула Александра. – Зачем же вы сказали следователю, что Марину толкнула под поезд женщина в такой куртке?! Ведь вы не видели этого, все выдумали! Просто заметили нас вместе накануне ее гибели! Зачем сочинять такие ужасные вещи? Вы меня могли подставить, посадить даже! Как вам в голову пришло такое?!
Все больше распаляясь, она сыпала упреками, а Виктор стоял, потупившись, как провинившийся школьник, которого отчитывают дома за плохие оценки. В этом мужчине, лет на десять старше Александры, и впрямь было нечто детское. Теперь она совершенно его не боялась.
– Зачем же вы это придумали?! – повторила художница.
Александра была близка к тому, чтобы схватить мужчину за шиворот и тряхнуть, как нашкодившего кота.
– Это уму непостижимо! Неужели неясно, что так можно погубить человека?!
– Я не придумал…
Ответ был еле слышен, голос прошелестел и стих, художница даже усомнилась, что правильно расслышала. Но Виктор, внезапно осмелев, поднял голову и громче повторил:
– Я ничего не придумал, я это видел.
Очередной людской поток хлынул в метро. Александра, подавшись к собеседнику, крикнула:
– Уйдемте отсюда, нам надо поговорить!
Он покорно пошел за ней наверх. Оглядевшись на вокзальной площади, Александра направилась в пиццерию. Там она заказала пиво для Виктора, кофе для себя и два куска пиццы. Она рассудила, что ее спутнику не помешает перекусить и слегка унять дрожь, которая то и дело начинала его сотрясать. Забившись в угол (женщина выбрала самый удаленный от прилавка столик), Виктор упорно разглядывал красно-белую клетчатую скатерть. Он смущался, хотя его вид никого здесь шокировать не мог: публика обедала самая пестрая – от хорошо одетой молодежи, уткнувшейся в ноутбуки и планшеты, до транзитных пассажиров помятого вида. Сама Александра всегда и везде чувствовала себя как рыба в воде, и в дорогом ресторане, и в самой подозрительной забегаловке. Терялась она чаще за семейным столом, в домашней обстановке, от которой безнадежно отвыкла за долгие годы. Студенчество, съемные углы, случайные пристанища у друзей по всему миру, наконец, малопригодная для жизни мастерская – все это выбило ее из колеи обычного домашнего существования.
– Угощайтесь, – она придвинула к Виктору литровую запотевшую кружку с пивом. – И поешьте.
Он явно собирался отказаться, но виновато заморгал покрасневшими глазами и осторожно припал губами к краю кружки. Александра демонстративно отвернулась к окну. Взяв чашку кофе, она отпивала его мелкими глотками и разглядывала спешащую мимо витрины привокзальную толпу. За стойкой шумела кофемашина, в длинном зале остро пахло свежеобжаренными зернами, томатной пастой, печеным тестом. Было шумно, людно, и вся пиццерия напоминала быстро мчащийся плацкартный вагон, в котором все пассажиры одновременно решили перекусить.
Когда Александра снова взглянула на Виктора, кружка была пуста, по стенкам на дно сползала прозрачная беловатая пена. Мужчина положил вилку на тарелку, где оставался еще кусочек пиццы, и окрепшим голосом поблагодарил:
– Спасибо вам, а то я сегодня как-то…
– Бывает, – кивнула она. – Так что же, вам есть что мне сказать? Иначе вы бы не шли за мной?
– Есть. Только… – Он огляделся по сторонам, обводя взглядом людей за соседними столиками.
– Вы думаете, за вами могут следить? – догадалась Александра.
– Нет, наверное… То есть не то чтобы… Сам не знаю, на каком я свете, правда! – Он заговорил горячо и доверительно, угощение привело его в себя и развязало язык. – Вы думаете, я такой конченый алкаш, что не понимаю, что вижу, чего не вижу? Вот уж нет. У меня случается, конечно, черная полоса… Вот сейчас, например. А вообще, я же не подзаборник какой-нибудь! У меня высшее образование, между прочим!
Александра с тоской подумала, что надо было брать полулитровую кружку пива. «Если его развезло и он начнет мне рассказывать о своем славном прошлом, о достоинствах и судьбе-злодейке, все пропало!» Но собеседник, словно почувствовав ее опасения, собрался. Понизив голос, он продолжал уже не так эмоционально:
– Когда вы с Мариной сошли на станции позавчера, я сразу обратил на вас внимание. У нас ведь редко кто сходит, кроме своих. Марину я узнал, она к нам в поселок и раньше приезжала. А вас видел впервые … Вы прошли мимо и свернули в переулок. Лица вашего я не разглядел…
…А на следующее утро, в начале восьмого, Виктор пошел на станцию. Он собирался ехать в город, тот самый, где они встретились с Александрой.
– У нас электрички редко останавливаются, сами знаете, если пропустишь – два часа свисти в кулак. Так что я спешил.
…На площади было пусто, магазин и ларьки открывались в десять. Местные обыватели, ожидавшие электрички в Москву (всего три человека, припомнил Виктор), стояли в начале платформы по ту сторону железнодорожных путей. Мужчина пошел к переезду, где были положены доски для перехода, и тут увидел впереди двух женщин.
– Я сразу приметил вашу красную куртку, – взгляд Виктора скользнул по плечам женщины, и та инстинктивно сжалась, хотя вины за собой не чувствовала. – И конечно, решил, что это вы с Мариной возвращаетесь в Москву…
– А вы Марину знали? – не выдержала Александра, слушавшая, затаив дыхание.
