Николай Пономаренко - Бандитская Лиговка
"Король благодарный заплакал
И богу воздал хвалу,
И сам без всякого страха
В могилу лег под скалу".
Это из романсов о короле Родриго. Испанцы сочинили о нем десятки песен.
- И он скончался, укушенный двуглавой змеей?
- По разному толкуют. Когда отшельник спросил у несчастного что он чувствует в могиле, то услышал из-под земли:
"Грызет меня змей ужасный,
Король говорит в ответ,
Грызет мое бедное сердце
Источник грехов и бед..."
В этот момент, якобы, сами собой зазвонили колокола, возвещая, что Родриго прощен. А раз прощен - то свободен. Хотя, в одном из романсов его прощенная душа возносится на небо. А у Пушкина он уходит из могилы живее всех живых.
- У Пушкина?
- История Родриго долго привлекала внимание поэтов всей Европы, многие перелагали её в своих произведениях. А Пушкин описал её в стихотворении "Родрик".
"В той пещере он находит
Крест и заступ - а в углу
Труп отшельника и яму,
Им изрытую давно".
- Труп?
- Да, такой весельчак наш Пушкин. Он посчитал, что проживание короля в одной пещере с мертвецом произведет большее впечатление.
"И с мольбою об усопшем
Схоронил его король,
И в пещере поселился
Над могилою его".
- Жуть какая.
- Пушкина двуглавый змей не вдохновил. В "Родрике" душа отшельника на небесах заступается за короля перед всевышним. Родриго прощают и он покидает пещеру.
- Страсти какие. Из-за женщины рухнуло королевство. Как её звали?
- Ла Кава.
- Странно, что во всей этой красивой легенде тебя больше всего поразила двуглавая змея.
- Нас поражают совпадения, переклички со случаями из собственной жизни.
Они тихо разговаривали, пили легкое вино. Свет торшера растворялся в сумраке большой залы. Видны лишь предметы на столе, да чуть подсвечены лица. Черты Янсона показались Полине схожими с обликами статуй римских богов. Дородность, достоинство подчеркивались такой подсветкой.
- А змеи долго живут?
- Его уже нет, дракончика - грустно ответил Георгий.
- Если бы ты даже его придумал, твой рассказ все равно так поэтичен и загадочен...
- Не придумал, - неожиданно жестко сказал хозяин дома.
Эта фраза напомнила гостье о её подозрениях.
- Вы один живете? Я имею ввиду родителей, братьев, сестер.
- Я один.
- А не покажете ли мне весь дом. Чисто женское любопытство.
- В комнатах такой бардак. Но если есть желание...
- Только не подумайте, что я интересуюсь вашей спальней.
- ...посмотреть мое жилье по долгу службы...
- ... твоя спальня пока меня не интересует ни как сотрудника органов, ни как Полину Шкворень, ни как шлюху Анжелу. А хочешь...
Полина Антоновна задумалась.
- Я заметила, что тебе неприятно, когда в кабаках меня щупают мужчины. Так?
- Мне это крайне неприятно.
Полина засмеялась.
- А хочешь покажу тебе кое-что? Только сиди и не двигайся. Можешь сделать свет поярче. Пей вино и смотри.
Она опять задорно засмеялась.
- Не могу отказать себе в удовольствии.
Шкворень включила музыкальный центр, покрутила ручку настройки.
- Вот легонький музончик. Как раз для этого дела.
Женщина томно прошлась по комнате, села на банкетку спиной к мужчине, обнажила плечи. Эротический танец сидя сменился соблазнительным потягиванием, при котором руки расстегнули платье. Янсону показалось, что оно сползало с тела слишком долго. Георгий что-то промолвил едва слышно, поерошил свои волосы на правом виске, сел в пол оборота.
- Вот это да!
Восклицание грубоватым голосом долетело сквозь звуки музыки до ушей Полины непонятным междометием. Она стояла в эротичном белье, держась за плечи. Ее немного раздражали ворчание и телодвижения Янсона, ей хотелось, чтобы мужчина смотрел на неё заворожено. К счастью, Георгий уже действительно застыл. Постепенно Полина развеселилась, стала двигаться быстрее, изредка лишаясь то чулочка, то подвязочки. Лифчик сняла, приблизившись ближе к мужчине и опять ушла в полумрак в одних трусиках. Она заметила смятение и вопрос в глазах - как это понимать? Полина эффектно играла бедрами, приседала, широко расставив ноги. Янсон, наверное, думает, что трусики все же останутся на теле. Так нет же! Шкворень швырнула их через всю комнату на колени ошалевшего Георгия. Пройдясь ещё немного в танце, стриптизерша выключила музыку. К Янсону она подошла по деловому, уже как подполковница в своем учреждении. Но совершенно голая. Села в свое кресло, закурила. Ни стыда ни совести.
- Ну как? Опешил?
Георгий, сидевший боком, резко выпрямился, повернул к ней лицо в анфас.
- Опешил. У тебя классное тело, ты хорошо двигаешься.
- Совершенно верно. Многие так говорят.
- Очень многие?
- Только за этот месяц не меньше десятка похотливых самцов.
- Я не верю.
- Чему?
- Разве я тебя чем-нибудь обидел?
- Намеком на спальню. Так знай...
Она что-то хотела сказать, но передумала и с лукавой улыбкой спросила о другом:
- Хочешь потрогать? Только без нервов.
Полина взяла руку мужчины, преодолевая его нерешительность и легкое сопротивление, заставила погладить свою грудь.
- Ну как?
Георгий молчал.
- Неужели не чувствуешь, как бьется сердце?
Янсон, кажется, стал догадываться. Он слегка улыбнулся.
- Не услышишь ты моего сердца! Это не я, ты понял, наконец? Сосок потрогай. Самое мое уязвимое место.
Тело женщины было прохладным, будто не живым. Полина рассмеялась. Она пальчиком вдавила сосок и он остался в таком вдавленном состоянии, как сосок какого-нибудь мячика.
- Ну?!
Янсон закрыл лицо ладонью и глядел на Полину сквозь пальцы. В глазах читалось: "Сдаюсь. Ну ты и приколола!". Потом они громко долго смеялись, даже нарочито громко. Если на Полине и была искусственная кожа, все-таки она вроде бы голая.
- Это силикон. Я у одного бандюхая, упокой его душу грешную, экспроприировала резиновую куклу. Модель Мак-Муллена, пять тысяч долларов штука. "Всегда готова и доступна, кредитную карточку требует раз в жизни при её покупке!". Как раз моих размеров. Из неё мне сделали второе тело, как доспехи. Чтобы ни одна грязная лапа не дотрагивалась до моего личного тела. Считай, что и ты только что разглядывал куклу в секс-шопе. А саму себя я тебе не покажу.
Полина поднялась, быстро накинула на себя платье, белье запихала в сумочку. Вдруг, озорно подмигнув, на пол секунды приподняла до пупа подол платья.
- А волосики тоже не мои.
Янсон всплеснул руками.
- Совсем добила.
- Спереди и сзади - накладки. Даже если изнасилуют, все равно не меня, а вагину госпожи "Real doll".
- Мне показалось, что некоторые места слишком... как это...
- Сиськи преувеличены на три размера, скажу честно. Если какой-нибудь хам лапнет, до моего тела все равно не дотронется.
- А про десятерых в месяц это правда?
- Пошел ты!
- Не обижайся, ты этими словами тоже меня взбесила.
- Кадрят - да. Лапают за все места, когда мне совсем уж не отвертеться, когда информация нужна до зарезу. А резиновое тело видел один. Сверху до пояса. Наглый гад. Его потом убили, а башку насадили на манекен. Так ему и надо, прости господи. Дружки его тоже сгинули, а недавно откопали их в лесочке. Семь трупов. Эксперты считают, что их пришил один и тот же человек. Маньяк какой-то.
Янсон внимательно слушал. Полина с улыбкой придвинулась к нему.
- А ты бы смог убить из ревности ко мне?
Георгий отстранился.
- Давай не будем о твоей работе.
- А меня мог бы прикончить из ревности?
- Прекрати. Пойдем, я покажу тебе...
- Спальню?
- Спальню тоже. Ведь ты пришла посмотреть нет ли у меня остальных голов убиенных бандитов? Так пойдем.
Янсон открыл дверь первой комнаты. Шкворень поспешила за ним. Георгий стоял возле единственной картины, висевшей на левой стене. Назвать белый квадрат в раме картиной было бы большой натяжкой, но Полина Антоновна помнила что-то такое - "Черный квадрат" или "Белый квадрат"...
- Шедевр?
- Картина Малевича. Копия.
Шкворень улыбнулась.
- Очень хорошая копия. Копиист великолепно передал цвет оригинала. Именно тот белый, а ни какой другой.
Полине больше не хотелось юморить по поводу глубокого произведения. На других стенах висели более занимательные вещи. Живописные полотна, офорты, рисунки. В основном на мифологические и религиозные темы. Две иконы. Перекрестившись на них, Шкворень спросила:
- О чем вы говорили в церкви со священником?
- О жизни, о погоде.
Большую часть комнаты занимал сложный тренажер.
- Как вы затащили сюда столько железа?
Штанга, гантели, перекладина, экспандер. С потолка свисает канат.
- Это все разборное, затащил по частям.
Письменный стол, большая кровать.
- Однако, у вас здесь полный порядок.
Это было правдой. Янсона уличили. Но он смахнул со стола пылинку или крошку и сказал:
- Беспорядок. Бардак.
Вторая комната оказалась не столь ухоженной. Вместо живописи на стенах небрежно были наклеены репродукции Босха, Мандейна, Брейгеля, иллюстрированные вырезки из журналов. Подборка фотокопий работ Бориса Валледжо. Непристойные фотографии и тексты из газет с криминальными сообщениями.
