Марк Фурман - Концерт в криминальной оправе
— Не я сажал, не мне и есть! Клятвенно заверяю, ягодки не сорву и домашним накажу. Все пусть хозяин собирает, — лицо Кочетова от волнения покрылось алыми пятнами. Он, однако, сдержал себя, не наговорил грубостей.
Что и говорить, слово свое Георгий Федорович сдержал: почти до середины августа грядки зарастали бурьяном, ромашками да крапивой, за которыми не стало видно и самого урожая. Ну, а ближе к осени, поскольку сеятель так и не объявился, пришлось все повыдергать, прополоть и заново вскопать удивленную этой нелепицей землю.
Вот так достался Кочетову дом в старинном селе Симоново.
Георгий Федорович встал, потянулся. Преодолев соблазн дремы в натопленной комнате, подошел к печи. Прохор как взобрался на заслонку, так там и уснул, свернувшись в чуть вздрагивающую огненно-рыжую пружину. Кочетов открыл дипломат, достал статью для субботнего номера. Пора и честь знать. Безделье закончилось, дрова прогорели…
Ошибка режиссера
С некоторых пор, едва Игорю Михайловичу перевалило за сорок, коллекционирование зажигалок стало его страстью. Началось это хобби с юбилейного дня рождения и школьного товарища, презентовавшего ему редкую вещицу, привезенную из Африки — статуэтку обнаженной девушки матово-черного цвета. При легком нажатии кнопки, над рельефно и плавно очерченными лопатками, на плечах, в тонких серебристых трубочках вспыхивали два желтоватых факела. Прикуривать от зажигалки могли сразу двое, в этом, собственно, и был весь секрет.
Хотя черная красавица оставалась вне конкуренции, постепенно у Милославского появились другие экземпляры его коллекции. Фабричные и самодельные — в виде авторучки, массивного гвоздя, сидящей лошади, тигра в прыжке, двух черепашек, большая из которых служила пепельницей, танка, десятка пистолетов разных размеров и систем. Из последних изяществом и приближенностью к оригиналу оказалась точная копия пистолета Макарова, сработанная умельцем из загородной колонии строгого режима.
Зажигалка удобно умещалась в руке, солидной тяжестью оттягивала ладонь. Огонь возникал при нажатии курка в верхней части середины ствола. Сходство оказалось настолько разительным, что с сигаретами к «Макарову», как и к африканской девушке, тянулись даже некурящие. Чаще всего — женщины. Отправляясь на работу в городской драмтеатр, где он трудился помощником режиссера, Милославский брал с собой одну из зажигалок. Обычно менял их по настроению, в определенной последовательности, как галстуки к подходящей рубашке. Но если появлялось новое приобретение, не отказывал в удовольствии ни себе, ни сослуживцам.
Перед репетицией, в кратких перерывах между ними, вокруг Милославского возникала небольшая толпа артистов, молоденьких актрис, словно магнитом тянуло к помрежу. И кое-кто этому откровенно завидовал. Зато их Главный на эту популярность смотрел весьма снисходительно, даже предполагая и планируя разрядку перед очередной сценой.
— Настенька, не больше сигареты, — приказывал он. — И ту легонько, без затяжек. А Галину Петровну да и Модестова попрошу полностью воздержаться. Чеховский диалог достаточно длителен и эмоционален. Рассчитываю на вашу порядочность.
Сам Главный лет десять, как не курил. Перед премьерами и в трудных кусках репетиций довольствовался леденцами, называя их по старомодному — «монпансье». Леденцы он извлекал из круглой жестяной коробки, которую носил во вместительном кармане вязаной поношенной куртки.
Когда в конце лета труппа приступила к прогону премьерного перед началом сезона спектакля, Главный сказал Милославскому:
— В «Последней схватке», Игорь, потребуется сразу несколько пистолетов. Я уже дал команду реквизиторам. А пока прихвати на понедельник своего «Макарова». Используем на репетиции, сходство, что и говорить, поразительное.
II.Накануне, в воскресенье, после ухода родных и затянувшегося застолья, Игорь Михайлович решил пройтись перед сном. Их удобно расположенный садовый участок находился рядом с городом, в каких-нибудь десяти минутах ходьбы. Стоило лишь пересечь объездную дорогу, спуститься у озера вниз, а там — рукой подать.
— Куда, Гоша, на ночь, глядя? — недовольно спросила жена, убирая со стола посуду. — Шел бы на кухню к раковине, какая-никакая польза…
— Да ведь, Танюша, еще лишь начало двенадцатого. Что касается пользы, пойду за яблоками схожу. Деревья так и гнутся от тяжести, как не помочь сердечным.
Не заходя в дом, включив на веранде свет, Милославский поставил несколько подпорок под прогнувшиеся ветви яблонь, подобрал с земли десяток крупных увесистых плодов. Добавил в полиэтиленовый пакет огурцы из парника, которые пришлось наощупь отыскивать во влажной теплой листве.
Белеющей в поздних сумерках тропой он вышел к озеру. Крупные яркие звезды во множестве, мириадами зависли над миром. Ровная, отливающая старинным серебром мерцающая гладь, отражала тысячи крошечных огней. Где-то неподалеку послышался тяжкий хлопающий всплеск резвящейся рыбы. Зачерпнув воды и освежив лицо, Игорь Михайлович вышел на шоссе. Кругом ни души. Лишь вдали, за серыми громадами домов, показался и пропал голубоватый вспыхивающий маячок автомашины.
У освещенного подъезда Милославский присел на скамейку. Взглянув на звездное небо, он почувствовал редкое умиротворение, нечто схожее с душевным покоем, редко посещавшим его в последнее время.
«Перекурю и домой», — прикинул он, расслабленно, с наслаждением вдыхая полуночную прохладу. Достав пачку сигарет, потянулся за «Макаровым», предусмотрительно, чтобы не забыть просьбу Главного, уложенного с вечера в задний карман брюк. Приятно ощутив гладкую рукоятку, Игорь Михайлович поднес зажигалку ко рту с зажатой в губах сигаретой.
В тот же миг послышался треск остановившейся машины. Яркие фиолетовые всполохи ослепили Милославского. Он вытянул руку вперед, прикрывая глаза от вспыхнувшего света фар.
— Ни с места! Бросай оружие! — раздался властный хриплый окрик. В шуме мотора двое в пятнистом камуфляже, выпрыгнув из автомашины, не слышали его ответа. Рука Милославского судорожно дернулась вниз, вставая, он инстинктивно нажал на курок. Едва над прорезью ствола вспыхнул огонек, тишину вокруг разорвала автоматная очередь.
Тело убитого наповал помрежа отбросило на скамейку. Из пробитого, разодранного в клочья пакета, по асфальту, навстречу стрелявшим, цепочкой в ответ покатились крупные красные яблоки…
Швейцарский нож
Обычно, выходя из операционной, он проверял себя. «Который сейчас час?», — подумал Иван Осипович. — Приблизительно около половины второго…»
Для Терентьева стало ритуалом, своего рода запретом не спрашивать о времени при операциях и не оглядываться на массивные настенные часы за спиной. Лишь в ординаторской, сняв халат и сменив влажную зеленоватую футболку на свежую, он посмотрел на электронные часы.
13.47. Фосфоресцирующие цифры подмигнули ему: не так уж велика ошибка, каких-нибудь пятнадцать минут. Терентьев прошел к столу, расслабился, откинувшись на спинку стула. Вокруг тишина, ни души. Хотя и время обеда, но большинство хирургов еще в операционных. Он прикинул, что самое время перекусить, выпить горячего кофе, как увидел на перекидном календаре листок бумаги.
«Ваня, срочно позвони домой», — было написано готически-высоким аккуратным почерком Виктора, их заведующего. Едва Терентьев набрал номер, как услышал встревоженный голос жены:
— Иван, придется тебе съездить в деревню. С утра соседи звонили, говорят стекло на задах выбито и наружная рама распахнута.
— Я, Наталья, в ночь дежурю.
— Подменись, тут такой случай.
— Лучше завтра утречком и поеду. Если кто действительно забрался, десяток-другой часов дела не меняют.
— Тоже верно, отдежурь спокойно. У нас и брать-то нечего.
— Пролетариату, Ната, нечего терять…, — отшутился Терентьев, повесив трубку.
В электричке Иван Осипович подремал: все-таки за сутки три операции. Все разные — ущемленная грыжа, аппендицит, язва с желудочным кровотечением. Как принято говорить — полный хирургический набор.
…Дом в деревне Бекетово он купил в 88-ом, на третьем году перестройки. За три тысячи рублей, сумма по тем временам вполне приличная. Приобретение собственной недвижимости оказалось удачным: от станции каких-нибудь двадцать минут ходу, да и сруб поставлен на совесть, лет шесть назад. Возраст для дома детский, точнее — младенческий.
Весенний день выдался ясным и солнечным. Иван Осипович с километр шел краем леса, пересек шоссе и, увязая во влажной просыпавшейся земле, задами вышел на участок. Под ногами потрескивали желтоватая трава, перезимовавшие сухие листья, но мелко-зеленая россыпь уже дерзко пробивалась вокруг. На ней задерживался, теплел взор, как и на деревьях, еще нагих, с набухающими таинственно и неудержимо, обращенными к небу тугими почками.
![Игорь Гриньков - Откровения судебного медика [сборник]](/uploads/posts/books/119158/119158.jpg)
