Анатолий Ромов - Бесспорной версии нет. Условия договора. Совсем другая тень (Сборник)
Чкония остановил свои «Жигули» у небольшого кафе на окраине Галиси. Выйдя из машины и заперев ее, подмигнул проходящей мимо девушке. Поигрывая брелоком, вошел в кафе. Посторонился, пропуская официантку с подносом. Скользнул взглядом по немногочисленным посетителям. Увидев за угловым столиком Тенгиза, пошел к нему улыбаясь, раздельно сказав сам себе: «Я его не боюсь!» Увидел, что Тенгиз в ответ тоже изобразил улыбку.
Подойдя, Чкония сел за столик:
— Ну что, едем в Батуми? Через пару часов — на месте. Найдем Главного, разберемся с ним. Потом отдохнем. Девочек гарантирую.
— Зачем тебе Главный? — хмуро спросил Тенгиз.
— Хочу с ним кое-что обсудить.
— А где ж ты собираешься его искать?
— Лично я собираюсь искать Главного в морском порту. В поликлинике.
— Почему там?
— Есть кое-какие мысли. Хочешь, поедем вместе?
— Погоди, зачем спешить. Дубликат готов?
Чкония придвинул вазочку с мороженым, заказанным для него Тенгизом, отделил ложечкой край белого шарика, ответил:
— Готов.
Тенгиз посмотрел исподлобья:
— Вместе в Батуми зачем? Разберусь сам. Твое дело простое: дубликат на стол, бабки в зубы и айда отсюда.
«Я его не боюсь», — повторил Чкония. Сказал:
— Интересно. Выходит, мне от мертвого осла уши?
— Витя! Так ведь договор был. Ты заказываешь дубликат, мастеру за работу платим мы, тебе за услуги, без обиды. Получи… — Вытянул из кармана приготовленные деньги.
Чкония покачал головой:
— Не пойдет.
— Штуки тебе мало?
— Я знаю, сколько стоит игрушка. Процент меня не устраивает.
— Сколько же ты хочешь?
— Пять.
— Еще пять бумаг?
— Пять штук. Всего.
Тенгиз доел свое мороженое, уставился, не мигая:
— Шутка?
— Зачем же шутка.
— Дубликат с тобой?
— За фраера держишь? Будут бабки, будет дубликат. И учти, передавать буду не один.
— С кем, если не секрет?
— Мурмана Сулханишвили из вокзального ресторана знаешь?
— Халдея[19] что ли?
— Да. Так вот — с ним. И учти: просеку нехорошее, слиняю вместе с вещью. Только и видел меня.
Тенгиз отодвинул в сторону пустую вазочку от мороженого:
— Хорошо, но я тоже не один. Придется посоветоваться.
— С Главным?
— Да, с Главным. Пять штук при любом интересе — большие деньги.
— Советуйся, я подожду.
Чкония встал было, но Тенгиз кивнул:
— Дела не получилось, Витя, так что оплати.
— О чем ты?
— О мороженом, о чем же еще.
«Я его действительно не боюсь», — подумал Чкония. Спросил:
— Сколько?
— Рупь, чужого не надо.
Чкония достал рубль, придавил вазочкой и вышел.
Замысел
Дозвониться в Батуми до Главного, а тем более условиться о встрече здесь, в Галиси, было непросто — Бугор это хорошо знал. Тем не менее, войдя в будочку междугородного телефона-автомата около почты, решительно достал горсть пятнадцатикопеечных монет. Опустив одну, снял трубку. Оглянулся. Улица была тихой, закрытой деревьями, жара августовского полдня в будку почти не проникала.
Сначала надо было набрать общий код, затем — код Батуми и только потом — батумский номер. Причем номер не самого Главного, а некоей Таисии Афанасьевны. Бугор отлично знал сухой, пересыпающийся, как крупа, старушечий голос Таисии Афанасьевны, но ни разу ее не видел. Приняв просьбу, она должна была перезвонить Главному. И тот, выслушав просьбу, решит: встречаться им или нет. Конечно, тащить Главного сюда, в Галиси, рискованно. Но что делать, если Чкония уперся?
Бугор набрал номер:
— Калбатоно Таисия? Здравствуйте, это я, Тенгиз. Позвоните батоно Серго, по очень важному делу. Скажите: он должен сегодня же приехать ко мне. Дневным поездом. Куда — он знает. Я буду ждать его на перроне, у первого вагона. И пусть обязательно прихватит акчу.[20] Запомните? Акчу. Побольше.
— Как, как? Акчу? Это что такое?
— Ягода такая есть.
В трубке послышался треск, шипение. Бугор давно понял, что телефон у Таисии Афанасьевны стоит на кухне. Сейчас звуки означают, что старуха что-то жарит. Его беда в том, что он ничего не знает о Главном. Ничего, кроме не внушающих особого доверия фамилии, имени и отчества. Узнать бы хоть что-то, найти бы хоть какую-то зацепку — тогда у него был бы козырь.
— Сейчас позвоню, батоно Тенгиз. Если только дозвонюсь. Все передам, как сказали.
Бугор всегда и всюду привык быть наверху, но с появлением в его жизни Главного все изменилось. Теперь все идет от него: документы, квартиры, щедрые суммы денег и то самое, без чего Бугор не может прожить и дня, марафет.[21]
— Калбатоно Таисия, только не забудьте предупредить: по очень важному делу. По очень. Я перезвоню минут через двадцать.
— Хорошо, хорошо, конечно, предупрежу. Перезвоните.
Похоже, старуха и не подозревает, кто он, Бугор, и зачем они встречаются с Главным.
Бугор повесил трубку, вспомнил улыбающиеся губы Чкония, слова: «Я знаю, сколько стоит игрушка. Процент меня не устраивает». Уже за одно это в сознании Бугра Чкония был приговорен. Дело даже не в том, что Чкония нарушил договор. Просто с ним, Бугром, никто не имеет права так разговаривать. Тем не менее он спросил: «Сколько же ты хочешь?» — «Пять». Пять бумаг были довольно скромной суммой, но тут он услышал: «Пять штук». За это надо бы пришить как тлю, без разговоров. Ведь по первоначальному договору Чкония за связь с ювелиром получал триста рублей. Потом сумма была увеличена до тысячи. Наглец… Ему мало! Но Чкония, как посредника, рекомендовал Главный. Кроме того, Главный платил за все, в том числе и за «игрушку», а значит, решать, что делать с Чкония, может только он. Несмотря на это, в кафе мелькнуло: «Пришить бы гниду прямо сейчас». Но все решила усмешечка Чкония, когда на вопрос: «Дубликат с тобой?» — он ответил: «За фраера держишь? Будут бабки, будет дубликат». И все-таки главным в разговоре было другое. Этим главным были слова Чкония: «Ну что, едем в Батуми? Через пару часов — на месте».
Бугор опять достал пятнашки, стал набирать код.
— Калбатоно Таисия, опять я… Ну что? Дозвонились?
— Да, батоно Тенгиз, с трудом — никто к трубке не подходил.
— И что?
— Сначала даже слушать не хотел, занят, мол, но я несколько раз сказала, что вы очень просили. Ну, батоно Серго и говорит: ладно, сегодня в том месте. Выедет дневным поездом. Как вы сказали, у первого вагона.
Чтобы не «светиться» зря на перроне до прихода батумского дневного, Бугор все четыре часа просидел в небольшом скверике у вокзала. На перрон поднялся лишь за десять минут до остановки поезда. Встал у начала платформы, возле небольшой лестницы. Как только подошел поезд, сделал вид, что рассматривает запасные пути. Но краем глаза увидел: приехал! Главный вышел из первого вагона. Выглядел он как обычно: поджарый, одетый подчеркнуто по-деловому человек среднего возраста. Приблизившись, сделал вид, что они незнакомы.
По лестнице с перрона оба спустились на некотором расстоянии друг от друга, в таком же порядке прошли привокзальную площадь. Заговорили, лишь углубившись в тихие привокзальные улочки.
Главный спросил:
— Что случилось? Зачем это я тебе «очень и очень нужен»?
Бугор понимал: хотя причина, по которой он вызвал Главного, достаточно серьезная, но важно также и ее изложение. Поэтому нарочно приостановился:
— Батоно Серго, накладка вышла.
— Какая еще накладка?
— Чкония дубликат не отдает.
— Пошли, нечего стоять, — бросил Главный. — Что значит «не отдает»? Была же договоренность?
— Плевал он на договоренность. Не отдает и все.
— Что говорит?
— Говорит, процент не устраивает.
— Штуки за передачу мало?
— Ему мало.
— Сколько же он хочет?
— Пять штук.
Собеседник, знающий прижимистость Бугра, остановился, метнул короткий взгляд:
— Слушай, если фармазонишь…
Бугор сморщился:
— Батоно Серго, да вы что? Когда я фармазонил?
За стальными бесстрастными глазами Главного вдруг оказалась пустота. Страх перед этой пустотой заставил Бугра сказать:
— Клянусь, батоно Серго! Сами посудите, он ведь Гогунаву знает, понимает, что к чему.
— Хорошо, верю.
Главный пошел дальше. Бугор за ним. Сказать ли о том, что Чкония предлагал ему искать Главного? Пока не стоит. Осторожно поинтересовался:
— Батоно Серго, я вот думаю: может, Витю… того? Убрать?
Некоторое время оба шли молча. Наконец Главный отрезал:
— Не смей и думать. Всю игру замарать хочешь?
— А почему? Возьмем дубликат и с концами. Жмурики, они ведь тихие. А?
— Мозгляка трогать нельзя. Понял?
Бугор неопределенно дернул плечами — у него были свои соображения, нехотя ответил:
— Хорошо, не трону.
