Наталья Андреева - Гробница Наполеона
— Послушай, а ты можешь думать о чем-нибудь, кроме секса?
— Кто бы говорил! Я столько времени провел на балконе, с биноклем в руках! Знаю, что ты — профессионалка! Вы с Грушиным ловко водили за нос хозяйку!
— Это была ошибка, — поспешно сказала Инга.
— А чего ты от него добивалась? Чтобы женился?
— С ума сошел?
— Тогда что? Деньги?
— У Грушина нет своих денег.
— Да? Впрочем, мне наплевать! Хочешь прилечь?
— Нет! Только не здесь!
— Ты думаешь, под кроватью спрятана Кира с петлей на шее?
— Замолчи!
Сид нагнулся и откинул покрывало со словами:
— Смотри. Никого там нет!
— Но где-то же она есть? — сказала Инга, заглянув под кровать и убедившись, что Сид сказал правду.
— Послушай…
Сид потянул ее за руку, заставил опуститься на кровать и вновь крепко прижал к себе. Инга не сопротивлялась. Сняв заколку с ее пышных волос и распустив их по плечам, Сид вкрадчиво сказал:
— Мы могли бы встретиться в городе. Я знаю, что ты живешь одна. Я мог бы как-нибудь заехать. Не пожалеешь. Слово даю!
— Что, большой знаток по части женщин?
— Это моя профессия! — с гордостью сказал Сид, играя ее волосами.
— И часто ты так? Ездишь в город?
— Бывает.
— А жена?
— Что жена? — Он ласково, но настойчиво стал гладить ее плечи.
— Знает?
— Знала бы, давно бы выгнала меня из дома. Значит, не в курсе. Я мать уважаю. У нас с ней все о'кей!
— Почему же ты ей изменяешь?
— Ты шутишь? — Рука Сида на мгновение замерла.
— Не думаю. А впрочем, я тебя понимаю, — и Инга со вздохом сожаления отобрала у него заколку и поднялась с кровати. Подошла к зеркальному шкафу и начала собирать волосы. — Ладно. Я тебе позвоню. Как-нибудь. А сейчас пойдем отсюда. У меня тошнота к горлу подступает. Здесь, в этой комнате. Ненавижу!
И первой направилась к выходу. Сид за ней. Они вновь очутились в коридоре. Прикрыв дверь хозяйской спальни, Инга прокричала:
— Кира! Где ты? Кира!
— Где ты?! — вторило эхо. Или не эхо? На втором этаже женский голос тоже звал Киру…
…Прасковья Федоровна и Валентин обходили комнаты для гостей. Писательница опиралась на руку молодого человека, изо всех сил делая вид, что еще немного, и она окажется в глубоком обмороке.
— А ваш муж… Он на сколько моложе? — с интересом спросил Валентин.
— На семнадцать лет, — кокетливо сказала Прасковья Федоровна. И похлопала наклеенными ресницами. Мол, что такого?
— Скажите пожалуйста! Так мы, похоже, ровесники! Надо же! У вас, у писателей, что, так принято?
— Ну, мы нуждаемся в источнике вдохновения. Учитывая специфику моих романов, — потупилась Прасковья Федоровна. И вдруг воскликнула: — Ах! Там, за занавеской!
— Что? Что такое?
Валентин Борисюк на неверных ногах подошел к окну и откинул тяжелую портьеру. И вздохнул с облегчением:
— Никого.
— Мне показалось, — еле шевеля губами, прошептала Прасковья Федоровна. — Господи, я так боюсь! Скажите, о чем вы разговаривали со следователем? Неужели же это вы его… вы его… зарезали?
— Да с чего вы все так подумали? Ведь вы же видели его последней! Не я!
— Но он был уже мертв!
— А кто докажет?
— Зачем мне убивать следователя?
— Кто знает? — пожал плечами Борисюк.
— Уж не думаете ли вы, что я — шантажистка? — рассмеялась Прасковья Федоровна.
— Ну, у вас, людей искусства, много тайн.
— Наши тайны — предмет для сплетен. Для журналистов, для желтой прессы. Мы их сами придумываем. Мне нет причин что-то скрывать. Напротив. Я заинтересована в огласке.
— А шантажировать?
— Кого? Ну кого я могла бы шантажировать?
— Не знаю, не знаю.
— Денег у меня хватает…
— В самом деле? — с живейшим интересом спросил Валентин. — Нет, ну вы признайтесь, Прасковья Федоровна! Много вам, писателям, платят?
— На жизнь хватает. Пойдемте в другую спальню. Здесь точно никого нет. Мы все осмотрели. Разве что в шкафу. Откройте шкаф.
Валентин подошел к шкафу-купе, потянул за ручку. Дверь неслышно отъехала в сторону. Прасковья Федоровна взвизгнула:
— Боже! Висит!
— Что? Что такое? Это же халат! Просто халат! Махровый мужской халат! На вешалке!
— Да? Слава богу! Как я испугалась! Сказать по правде, мне бы не хотелось ее найти. Если Кира… Если с Кирой… Словом, у меня бы сердце остановилось от ужаса! Ну, пойдемте отсюда.
Они вышли в коридор и направились к соседней двери. Это была еще одна комната для гостей, похожая на первую, только обивка мебели, портьеры на окнах и обои в зеленых тонах, а не в бежевых.
— Знаете, вашему мужу повезло, — задумчиво сказал Валентин, проходя в зеленую комнату.
Прасковья Федоровна следом, со словами:
— Вы так думаете?
— А разве нет?
— Взять меня. Я бы не прочь жениться. Но девки какие-то попадаются… Потребительницы! Точно! Сплошь потребительницы!
— Да что вы говорите? — с живейшим интересом откликнулась Прасковья Федоровна.
— Я же замучаюсь удовлетворять их постоянно растущие потребности! Похоже, здесь тоже никого.
— Да. Пусто. Разве что за занавеской?
— Ну, это мы уже проходили.
И Валентин Борисюк подошел к окну и смело отдернул портьеру.
— Вот видите? Никого! Нет, здесь ей делать нечего. Я уверен! Вниз спустилась.
— Но зачем?
— Как это зачем? Сбежать захотела! Как я ее понимаю!
— Но ведь входная дверь заперта!
— Нет, Грушин — это нечто! — покачал головой Валентин. — Не устаю ему удивляться! Ну как он пронюхал?
— Пронюхал о чем?
— Да так. Ни о чем… — спохватился молодой человек. — Мне в этом году исполнилось двадцать восемь лет. А вашему мужу?
— Тоже. Двадцать восемь.
— Скажите, пожалуйста! Вот я. Школу окончил с золотой медалью. Институт с красным дипломом. Компьютер знаю как свои пять пальцев! В рекламном деле дока! А ваш Сид? Он что делал?
— Он… Школу закончил, это точно. Я видела его аттестат о среднем образовании. Там сплошь «удовлетворительно». Кроме физкультуры.
— Ну вот! — с откровенным торжеством сказал Валентин. — Почему же вы на него клюнули? Пардон.
— Как бы вам это объяснить… — и Прасковья Федоровна тихонько вздохнула: — Боюсь, что с вами мне было бы скучно.
— Что-о?!
Борисюк откровенно обиделся. Скажите пожалуйста! Ей было бы скучно с человеком, имеющим высшее образование и диплом об окончании музыкальной школы! Разбирающемся буквально во всем и способном поддержать разговор на любую тему! А с Сидом не скучно! Да у него лексикон, как у аборигена! Из племени людоедов! Он же примитив!
— Вы меня не так поняли, — поспешно сказала Прасковья Федоровна, которая сообразила, что сболтнула лишнее. — Для этого развлечения вы не годитесь…
— Ах, вот оно что! Для секса то есть?
— Нет, вовсе нет! Ах, пойдемте в другую комнату!
— Что? Есть и другие?
— На втором этаже две комнаты для гостей, каминный зал, кабинет хозяина, и… все?
— Я заметил еще одну дверь, — мрачно сказал Валентин.
— Боже! Кладовка! Она вполне может быть там!
— Забралась в кладовку, чтобы повеситься? А почему именно в кладовку?
— Вы не знаете Киру!
— Да уж… Она показалась мне странной.
— Нет, вы как хотите, а в кладовку я не пойду!
— Куда же вы пойдете?
— Я… подожду вас в каминном зале. Уверена: Киры нет на этом этаже.
— Ну, как угодно. Мне, признаться, тоже неохота лезть в кладовку, но делать нечего. Для очистки совести.
Они вместе вышли из зеленой комнаты и двинулись по коридору. Писательница по-прежнему опиралась на руку своего спутника.
— Не бросайте меня надолго! — жалобно сказала Прасковья Федоровна в дверях каминного зала. Длинные серьги жалобно звякнули. — Мне страшно!
— А вы мужа позовите. Вон он у вас какой…
И, не договорив, Валентин Борисюк решительно отцепил свой локоть и зашагал по коридору. Нет, вы только подумайте! Сид — предел мечтаний состоятельной дамы! Он все еще злился. А вспомнив о Маринке, разозлился еще больше. Мобильник наверняка звонит беспрерывно. Хорошо, что она не знает, куда он поехал! То есть знает, что к боссу, но точного адреса не знает. Хотя почему это хорошо? Лучше бы знала!
Беременна она или блефует? Нет, врешь! Его голыми руками не возьмешь! Интересно, а смог бы он, Борисюк, как Сид? Жениться на женщине, годящейся в матери? На богатой женщине, что существенно меняет дело!
Размышляя над этим, Валентин подошел к кладовке и потянулся к дверной ручке…
…Даниил Грушин тем временем прошел в помещение на первом этаже, где находился бассейн. Небольшой, причудливой нестандартной формы, пол почти вровень с бортиком, а дно выстлано плитками зеленого цвета. Размяться в нем как следует в мощном, летящем кроле не удастся, но окунуться после жаркой сауны и почувствовать себя наверху блаженства — здорово! Здесь были сумерки, по потолку так же, как и в гостиной, тянулись ряды крошечных лампочек, половину из которых Грушин, войдя, зажег.
