Алексей Пронин - Территория войны
Еще секунда, и вдруг Алла опрокинулась на спину, головой на подушку, ухватила меня за шею и увлекла с собой.
– И ты никому не рассказывай, – жарко и влажно прошептала она мне в ухо. – Зачем ты спрашиваешь женщину, кто был у нее ночью? Как тебе не стыдно! Такой большой вырос, а этого не знаешь... Что хочешь у нее спрашивай, и она тебе скажет, а об этом никогда. – И она так же неожиданно оттолкнула меня, выскользнула из-под меня и спрыгнула с постели. Я протянул к ней руку, но она ловко увернулась и со смехом побежала к двери. Уже из ванной крикнула: – Я уезжаю, вызови мне такси.
– Я тебя провожу.
– У тебя есть машина? Или ты меня верхом на мотоцикле приглашаешь? Где у тебя щетка?
Несмотря на поздний субботний вечер, такси приехало быстро. Алла была еще в ванной, но шум воды стих. Я крикнул ей: «Такси ждет» – и начал одеваться. Затем вынул из ящика под компьютером записанный утром компакт-диск с телефонными разговорами и положил его в карман.
Из ванной она вышла свежей, розовой и немного чужой. На ней была моя рубашка и снова белая, старательно вычищенная юбка. Я улыбнулся ей, но ее ответная улыбка оказалась сухой и безразличной.
– Я поеду с тобой.
– Ты с ума сошел! Год будут потом косточки мне перемывать: сладкая парочка, траур у нее такой... Посади только в машину и проверь, чтобы за рулем не сидел бандит.
Я надел куртку и ждал в прихожей, пока она возилась с поврежденной туфлей. Кончилось тем, что сбросила с ноги и вторую.
– Поеду босиком. – Вдруг Алла повернулась ко мне и, как само собой разумеющееся, коротко бросила: – Мне нужны деньги.
Я порылся в бумажнике и вынул из него все, что там лежало.
– Это все?
Я вернулся в комнату и вынул из шкафа последнее, что у меня было. Отпускные лежали на банковских картах.
– Я очень похожа на проститутку? – усмехнулась Алла.
– Не очень.
– Ах, так! Спасибо. Поцелуй меня.
Это был долгий поцелуй, после которого мы молча спустились вниз и вышли на улицу.
Здесь было темно и безлюдно, и в этой темноте фары такси светились особенно резко и тревожно. Я посадил ее в машину и хотел уже захлопнуть дверцу, как она попросила:
– Нагнись ко мне. – Я пригнулся к сиденью. – Не знаю, почему и где ты прячешь нашу Танечку, но только передай ей, пожалуйста, что хорошие девочки так не поступают. Мамочка ее звонит мне каждый день, беспокоится, собака ее вся извелась и меня извела... И вообще, как это со стороны выглядит!
– Я ей передам.
– Ну, все... Позвони, если очень захочется.
Когда машина скрылась за углом, я побрел к своему мотоциклу. Открыл воротца ящика, но перед тем, как поставить его туда, вошел внутрь. Под хламом нащупал жестянку из-под кофе и открыл. Сейчас она была пуста, но иногда я хранил тут документы большой ценности, которые не доверял квартире. Вынул из кармана компакт-диск и вложил в жестянку. Сверху накидал беспорядочно масляные банки, укрыл ветошью и закатил мотоцикл.
20. Телефонные разговоры
Телефон во Владивостоке долго не отвечал. Я взглянул на часы – там уже позднее утро. Я никогда не был в той квартире, не мог представить, где и как звонит у них телефон, поэтому тревога только усилилась. Наконец в трубке щелкнуло, и я услышал запыхавшийся голос дочки:
– Ой, папка! Я так бежала, ой, сейчас... только дух переведу.
– Откуда ты такая?
– Мы с мамой на рынок идем, я уже с лестницы вернулась, услышав звонок. Ой, ну все, отдышалась. У нас вечером гости.
– Кто же? – Я наслаждался звонким беспечным голоском дочери, так бы слушал и слушал...
– Не знаю, военные, сослуживцы папины-Васины... ой, прости меня. Ты не обиделся?
– Нет, конечно... – Я давно приучил себя не обижаться на эти оговорки, но они все равно кололи... – А где твой братик?
– Он на дворе мяч гоняет. Могу крикнуть в окно. Хочешь?
– Нет, пусть гоняет. Как там у вас?
– Все замечательно. Только в школу уже послезавтра.
– Не хочется?
– Хочется и не хочется, и то, и то. Ты когда-нибудь к нам приедешь?
– Когда-нибудь. У вас все хорошо?
– Ты уже спрашивал. Все замечательно.
– Ты мне позвонишь, если что?
– Если что?
– Ну, заболеет кто, или еще что-нибудь.
– Какой ты странный!
– Ладно, беги, Аленка, мама заждалась. Поцелуй за меня братика. Я тебя крепко-крепко...
– Я тоже крепко-крепко!
Спал я ночью как убитый, но сны запомнил. Плыли мы втроем с детьми по реке на лодке, и с нами была еще очень большая кошка. Начались какие-то неприятности, лодка потекла, и нас остановили на реке для проверки водительских прав. Вчерашняя угроза бандита, далекий голос Аленки в телефонной трубке, лодка и кошка из путаного ночного сна переварились за ночь в густую вязкую ярость.
В телефонном справочнике я нашел номер городской думы. Какая бы ни была у этого олигарха армия охранников, если он слуга народа, то должен, как любой депутат, иметь приемные часы для своих избирателей.
Городская дума оказалась распущенной на каникулы. Я повесил трубку и начал одеваться. Сидеть в воскресенье в пустой квартире без дела было невыносимо, хотелось действовать, гнать, бить, крушить... Но только не сидеть на одном месте. Где же он может сейчас быть? На одной из своих яхт, в далеких морях или океанах? Но попробовать добраться до него я мог только тут, в луже Пироговского водохранилища, около железнодорожной станции «Водники», которую заметила Алла. Это называлось искать не там, где потерял, а там, где светло. С какой стати он должен торчать там, с его-то возможностями? Но дома все равно не высидеть, а там все-таки вода и пляж... А самое главное – скоро выборы. Плакаты и листки с физиономиями кандидатов в депутаты начали расклеивать по всем московским дворам. Почему бы ему не быть в это горячее время ближе к своим избирателям, да хоть на тех же «Водниках», если он совсем без воды жить не может? И я решил попробовать, в худшем случае хотя бы искупаться и позагорать.
Я гнал по полупустым воскресным московским улицам и с удовольствием слушал густой рык движка у себя под коленями. Это было единственное время, когда можно прокатиться себе в удовольствие по городу, не изнывая в бесконечных пробках. Еще я люблю выезжать за час до рассвета, в светлую летнюю ночь, когда весь город с его пустым асфальтом – твой.
В наушниках под шлемом пискнул зуммер, я снял руку с руля, вытянул микрофон и нажал кнопку за пазухой. Чтобы пользоваться обычным мобильником на мотоцикле, нужны длинные провода и сноровка. Все провода я приспособил сам. Конечно, есть что-то и посовременнее, но обхожусь пока этим.
– Это ты, Николаша? Приветик, это Клава, помнишь меня?
– Привет, Клава, что новенького?
– Гудит что-то.
– Это мотор гудит, все нормально. Я тебя слушаю.
– Это, как его... мы тут сидим втроем... ну, как тогда в больнице, навещаем его. Это... ну, ты сам сказал, позвонить, если что...
– Да, да, говори, Клава! – Я не снижал скорости.
– Я про письма – помнишь, звонила? С пустышками внутри.
– Ну, ну, помню, интересно.
– Ага! Так это... кладовщице нашей, у нее тоже две акции, так ей конверт с нормальным письмом пришел. На собрание акционеров, внеочередное и очень срочное, приглашают. Представляешь, Николаша, из всех нас – ее одну. Это как понимать?
– Когда собрание?
– Сегодня, в шесть часов. Ты скажи, может, и нам всем пойти, кому пустышки в письмах пришли? Устроить им веселую жизнь?
– Где собрание?
– В воинской части какой-то, там и номер указан.
– Отчего же не пойти. Только вас не впустят.
– Как не впустят?
– Там солдат с автоматом стоять будет – вот как. Не зря они воинскую часть выбрали. Адрес знаешь?
В наушниках послышалась возня, нетрезвые вопросы, шуршание. Вспомнили только улицу, но этого было достаточно.
– Жалко только, Серега еще рот плохо открывает, а то бы устроили им... Ты точно знаешь, что не впустят?
– Точно. Спасибо, Клава, если будет время, заскочу туда, погляжу. Привет болезному.
– Эй, эй, стой... еще не все! Серега еще что-то хочет сам... Ты слышишь?
Опять в наушниках возня, пьяный говор...
– Здорово, боксер!
– Привет, Серега! Ну, рот теперь открывается?
– Пока хреново. Слухай, боксер, что я тебе хотел сказать-то... Тут ко мне одна дамочка в больницу подвалила, с бумагами всякими. Подпиши, говорит. Бутылку выставила, денег дала. В пятницу это было, после поминок. Я голову с похмелюги поправил этой бутылкой.
– Что подписывал? Не тяни – я на мотоцикле.
– А! Ну, да... так она мне сначала лепила, мол, ты пострадавший, тебя незаконно уволили с завода, и все такое... Все путем, в общем, я не возражал, раз потерпевший. Потом про акции эти говорила, что подписи на протоколах туфта, собрание липовое, и обязаны были мне, как акционеру, все бумаги представить, а они избили, и свидетели есть... Все так складно лепила, и я со всем согласился.
