Пер Вале - Полиция, полиция, картофельно пюре !
XXII
На краю острова Амагер к югу от аэродрома Каструп находится город Драгер. Это маленький датский городок, в котором живет четыре-пять тысяч человек и который известен главным образом своей паромной переправой. Летом паромы между Драгером и Лимхамном на шведской стороне снуют, как челноки, перевозя через пролив шведских автомобилистов, а в зимнее время используются главным образом для перевозки тяжелых машин, автобусов и грузовиков. И круглый год из Мальмё в Драгер ездят домашние хозяйки, чтобы делать на пароме покупки, не облагаемые пошлиной, а также покупать в Дании то, что там дешевле, чем в Швеции. В очень недавнем прошлом маленький портовый город был излюбленным курортом и местом рыбной ловли. Лодки стояли там во множестве, бок о бок, и в порту царило оживление. Теперь близость столицы превратилась в недостаток, вода у причалов стала такой грязной, что в ней нельзя ни купаться, ни ловить рыбу. Зато сам городок и его строения не изменились сколько-нибудь с тех пор, как дамы, прохаживаясь по берегу, лениво вертели зонтами, тщательно охраняя свою алебастрово-белую кожу от разрушающего действия лучей солнца. А у самого берега осторожно окунались в воду по системе доктора Кнейпа5 мужчины в купальных трико, выставлявших в далеко не лестном свете их разбухшие от пунша животы. Дома низкие, живописные, окрашенные в веселые цвета, сады тенистые, распространяющие аромат ягод, цветов, пышной зелени. Улочки - извилистые, узкие, часто мощенные булыжником. Шумное и зловонное движение машин к паромам обходит окраины города стороной, и в старых кварталах относительно спокойно. Отдыхающие по-прежнему приезжают в Драгер, несмотря на грязную воду, и в этот вторник в начале июля все комнаты в гостинице "Странд" были заняты. В три часа пополудни семья из трех человек только что закончила свой поздний ленч на веранде гостиницы. Родители сидели еще за чашкой кофе и тортом, а шестилетний сын приставал к родителям: - Когда мы пойдем? Я хочу смотреть лодки. Пейте кофе. Скорее. Ну пойдемте! Они спустились к старому портовому павильону, ставшему теперь музеем. В рыбной гавани было всего две лодки, обычно их бывало здесь больше, очевидно, прочие ушли в Зунд на ловлю отравленной ртутью камбалы. Мальчик остановился у причала и стал бросать камни в мутную воду. Он увидел множество интересных предметов, которые волна прибивала к набережной, но их было не достать. Дальше виднелась паромная пристань. На большой асфальтированной площади стояла очередь машин, ожидавших парома, который уже приближался. Трое повернули и медленно пошли обратно вдоль набережной, а потом между домами и виллами. Когда виллы остались позади, впереди показался аэродром Каструп. Здесь они повернули направо и Подошли к берегу. Енс нашел на берегу сломанную зеленую лодочку из пластмассы и играл с ней, родители уселись на траве. Наконец мальчику надоело его занятие, и он отправился вдоль моря. Нашел картонку из-под молока, пивную бутылку и горько раскаивался, что показал свои находки родителям, которые заставили его тут же все выбросить. В ту минуту, когда отец позвал его, чтобы возвращаться в "Странд", Енс увидел на поверхности нечто захватывающее. Большую коробку, похожую на ящик с сокровищами. Отец, конечно, отобрал находку. Енс немножко поревел в знак протеста, но вскоре перестал, поняв, что .это бесполезно. Родители рассмотрели коробку. Она намокла, и черная бумага, которой она была оклеена, в нескольких местах отстала. Но все же коробка была целой, и неплотно прилегавшая крышка не повреждена. На крышке они увидели печатную надпись: "АРМИНИУС-22". Они осторожно открыли коробку. В белой пластмассе были вырезаны два ложа. Одно имело контуры револьвера с очень длинным стволом. По форме другого трудно было догадаться, для чего оно. - Коробка для игрушечных пистолетов, - сказала мать и пожала плечами. - Нет, не то, - ответил отец. - В этой коробке лежал настоящий револьвер. На крышке даже написано, какой он марки. Посмотри сюда, в эту выемку. Здесь лежал запасной приклад, который при необходимости можно использовать для оружия более крупного калибра. - Фу, - сказала мать. - Оружие - это такая гадость. Подумай, если бы револьвер или пистолет по-прежнему лежал там и был заряжен и Енс нашел его и... Мужчина засмеялся и погладил жену по щеке: - Ты выдумщица. Если бы револьвер лежал здесь, коробка не плавала бы по воде. "Арминиус-22" - тяжелая штука. В коробке явно не было оружия, когда ее выбросили в море. Никто не выбросит такую дорогую вещь, как револьвер... - ...если только это не гангстер, который хотел отделаться от орудия убийства. Подумай... - Она внезапно остановилась и схватила мужа за рукав. - ...подумай, а если это так? Нужно отнести коробку в полицию. - Ты с ума сошла? Нас же на смех поднимут. Енс бежал впереди, он уже забыл о своем ящике сокровищ. - И все-таки, - продолжала жена. - Кто его знает. Повредить мы себе не повредим. Пойдем в полицию. Она была упряма, и муж за десять лет совместной жизни убедился, что лучше уступить, чем протестовать. Поэтому у драгерского инспектора Ларсена четвертью часа позже было испорчено сукно на письменном столе, поскольку на него положили насквозь мокрую коробку из-под револьвера.
XXIII
Если в понедельник произошло многое, а во вторник кое-что, то в среду не случилось зато решительно ничего. Во всяком случае, ничего такого, что могло бы продвинуть расследование. В полицейском управлении царило все то же тяжелое настроение. Молчаливый и задумчивый Монссон раз за разом перелистывал свои бумаги, систематически перемалывая зубочистку за зубочисткой. Скакке казался обескураженным, а Баклюнд с оскорбленным видом прочищал очки. Мартин Бек знал по опыту, что подобные спады настроений случаются при каждом трудном расследовании, они могут тянуться целыми днями, неделями и слишком часто от них вообще не избавиться. Если бы он повиновался инстинкту, просто плюнул бы на все, сел на поезд, отправляющийся в Фальстербу, улегся там на пляже и вовсю наслаждался бы редкой для шведского лета жарой. Но комиссар уголовной полиции так поступить не может, в особенности в разгар охоты за убийцей. Все это раздражало. Он нуждался и в физической, и в психической активности, но не знал, чем заняться. Еще менее он мог приказать что-то делать другим. После нескольких часов явной бездеятельности Скакке спросил: - Что мне делать? - Спроси Монссона. - Уже спрашивал. Мартин Бек посмотрел на часы. Все еще только одиннадцать. Оставалось целых три часа до прибытия самолета с Брубергом и Хеленой Ханссон. За неимением лучшего он позвонил в контору Пальмгрена и попросил соединить его с Матсом Линдером. - Господина Линдера нет, - лениво произнесла телефонистка. - Могу соединить вас с его секретарем. Мате Линдер был поистине неуловим. Он вылетел в Иоганнесбург с Каструпа во вторник вечером. По очень спешному делу, В данную минуту его нельзя застать и в Иоганнесбурге, если кому-нибудь и пришла бы сумасбродная мысль позвонить туда, - дело в том, что самолет еще в воздухе. Неизвестно, когда господин Линдер вернется. Была ли поездка запланирована? Господин Линдер всегда очень тщательно планирует свои поездки. Мартин Бек положил трубку и с упреком посмотрел на аппарат. Да, значит очная ставка между Брубергом и Линдером - дело пропащее. Новая мысль пришла ему в голову, он опять поднял трубку и набрал номер Аэрофрахта в Копенгагене. Совершенно верно, так оно и есть: директору Хофф-Енсену сегодня утром пришлось спешно выехать в Лиссабон. Возможно, позже можно будет застать его в отеле Тиволи на Авенида да Либертаде. Но пока самолет находится в воздухе. Когда директор Хофф-Енсен вернется в Данию - неизвестно. Мартин Бек передал новости Монссону, который равнодушно пожал плечами. Наконец в половине третьего прибыли Бруберг и Хелена Ханссон. Бруберга, лицо которого прикрывал огромный пластырь, сопровождал не только конвойный полицейский, но и адвокат. Бруберг не сказал ничего, зато адвокат высказывался очень откровенно. Директор Бруберг НЕ МОЖЕТ говорить, поскольку он явился жертвой полицейской жестокости. И если бы он даже был в состоянии говорить, ему нечего прибавить к тому, что он уже высказал по данному делу в качестве свидетеля неделю тому назад. Адвокат продолжал разглагольствовать, бросая время от времени испепеляющие взгляды на Скакке, который записывал его высказывания на магнитофон. Скакке краснел. Мартин Бек был спокоен. Он сидел, подперев подбородок рукой, и не отрываясь рассматривал человека с пластырем. Бруберг был человек совершенно иного типа, чем, например, Линдер и Хофф-Енсен. Коренастый, рыжий, с грубыми чертами лица. Прищуренные голубые глазки, брюшко и такая форма головы, владелец которой должен обязательно попасть в камеру смертников, если криминалистические теории блаженной памяти Ломброзо верны. Одним словом, внешность Бруберга была отталкивающей, к тому же одет он был вычурно и безвкусно. Мартин Бек почти пожалел его. У адвоката было более профессиональное отношение к Брубергу. Он все говорил и говорил, никто не прерывал его, хотя он повторял все то же. Но парень должен же оправдать тот гонорар, который его ожидает, если ему удастся добиться освобождения Бруберга и наказания Гунвальда Ларссона и Сахриссона за злоупотребление служебным положением. Они, собственно, это заслужили. Бек давно уже был недоволен методами Гунвальда Ларссона, но во имя святого товарищества не вмешивался. Когда адвокат наконец закончил перечень страданий Бруберга, Бек, по-прежнему не отрывая взгляда от арестованного, спросил: - Следовательно, директор Бруберг не может говорить? Кивок головой. - Что вы думаете о Матсе Линдере? Пожатие плечами. - Считаете ли вы его способным взять на себя основную ответственность за концерн? Новое пожатие плечами. Он еще целую минуту смотрел на Бруберга, пытаясь уловить выражение бегающих бесцветных глаз. Бруберг, несомненно, боялся и одновременно производил впечатление готового к бою. Наконец Мартин Бек сказал адвокату: - Я понимаю, что ваш клиент потрясен событиями последней недели. Пока мы можем поставить на этом точку. Это удивило всех - Бруберга, адвоката, Скакке и даже конвойного. Мартин Бек встал и вышел, чтобы узнать, как идут дела у Монссона и Баклюнда с Хеленой Ханссон. В коридоре он встретил Осу Турелль. - Что она говорит? - Много чего говорит. Но вряд ли что-нибудь может тебя порадовать. - В какой гостинице ты остановилась? . - В той же, что и ты, в "Савое". - Тогда, может, пообедаем вместе? Несмотря ни на что, будет приятное завершение скверного дня. - Не обещаю, - уклончиво ответила Оса Турелль. - Мне нужно еще многое сегодня сделать. Она избегала его взгляда, что удавалось ей очень легко, ибо она была ростом только ему по плечо. Хелеаа Ханссон говорила без умолку, Монссон молчал. Жужжал магнитофон. Баклюнд ходил взад и вперед по комнате с возмущенным видом. По-видимому, его вере в чистоту жизненных идеалов был нанесен жесточайший удар. Мартин Бек стоял у двери, облокотившись о железный шкаф, и наблюдал. От полуреспектабельной внешности и с трудом приобретенного лоска ничего не осталось. Жалкая проститутка, впутавшаяся во что-то, чего она не понимала, и теперь смертельно напуганная. Слезы текли по ее щекам, Она быстро выдавала всех соратниц в явной надежде подешевле отделаться самой. Это производило неприятное впечатление, и Бек вернулся в свой опустевший кабинет. Зазвонил телефон. Мальм, конечно. - Чем, чер... чем, боже ж ты мой, вы занимаетесь? - Расследованием. - Разве не было ясно сказано, что расследование должно вестись по возможности тактично? - Было. - А ты считаешь тактичным устраивать стрельбу и драку в центре Стокгольма? - Нет. - Ты видел газеты? - Да, я видел газеты. - Как по-твоему, что в них будет завтра? - Не знаю. - Полиция берет под арест двух человек, которые, по всей вероятности, совершенно невиновны; не слишком ли это? Один ноль в его пользу, ничего не поделаешь. - Да понимаете ли вы там, что козлом отпущения буду я?! - Очень жаль. - Могу тебе сказать, что шеф возмущен так же, как и я. Мы несколько часов сидели у него и обсуждали это дело... "Один осел почесывает другого, - подумал Мартин Бек. - Кажется, есть такое изречение". - Как ты к нему попал? - невинным тоном спросил Бек. - Как я попал? Что ты хочешь этим сказать? Что это -неудачная попытка сострить? Всем было известно, что шеф полиции не любит беседовать с людьми. По слухам, одно высокопоставленное лицо даже грозило пригнать в полицейское управление автопогрузчик и снять двери в святая святых, чтобы иметь возможность поговорить с ним с глазу на глаз. Зато глава полиции страдал слабостью держать речи, обращаясь к народу вообще. - Ну, - сказал Мальм. - Можно ли вообще надеяться, что вы его скоро возьмете? Что я должен говорить заинтересованным лицам? - Правду. - Какую правду? - Пока никакого прогресса. - Никакого прогресса? Это после недели расследования? С участием наших самых лучших сил? Мартин Бек глубоко вздохнул. - Я не знаю, сколько преступлений я раскрыл, но достаточно много. Могу заверить тебя, что мы делаем все возможное. - Я в этом уверен, - сказал Малъм уже спокойнее. - Я хотел подчеркнуть не это в первую очередь, - продолжал Мартин Бек, - а скорее тот факт, что одна неделя часто слишком короткий срок. Вообще-то дело идет не о неделе, как ты знаешь. Я приехал сюда в пятницу, а сегодня среда. Два года тому назад, значит, еще до тебя, мы взяли человека, который совершил убийство шестнадцатью годами ранее. - Да, да, я все это знаю. Но ведь это не простое убийство. Могут произойти международные осложнения, - сказал Мальм, и в голосе его прозвучало отчаяние. - Они уже есть. - Какие же? - На нас оказывают упорное давление некоторые иностранные дипломатические представительства. И я знаю, что агенты органов . безопасности уже прибыли из-за границы. Они скоро появятся или в Мальмё, или в Копенгагене. - Он сделал паузу. И продолжал подавленным голосом: - Или здесь у меня. - Ну, - возразил Бек в утешение, - они, во всяком случае, не могут наделать большей суматохи, чем Сепо. - Полиция безопасности? У них есть человек в Мальмё. Вы сотрудничаете с ним? - Не могу утверждать этого. - Вы встречались? - Я его видел. - И это все? - Да. И этого-то нелегко было избежать. - Я не могу избавиться от впечатления, что ты слишком легко относишься к этому делу. Тут нельзя работать кое-как, - произнес Мальм твердо и решительно. - Виктор Пальмгрен был одним из известнейших людей не только в Швеции, но и за границей. - Да, о нем вечно писали в иллюстрированных журналах. - Хампус Бруберг и Мате Линдер - тоже люди незаурядные, и нельзя с ними обращаться как кому вздумается. К тому же мы должны быть очень осторожны с тем, что даем в прессу. - Я лично не даю ни слова. - Как я уже тебе сказал в прошлый раз, если некоторые стороны деятельности Пальмгрена получат огласку, это может принести непоправимый вред. - Кому же? - Обществу, конечно. Нашему обществу. Если станет известно, что за правительственном уровне знали о некоторых сделках... - То... - Это может привести к очень серьезным политическим последствиям. Мартин Бек питал отвращение к политике. Если у него и были политические убеждения, то он держал их при себе. Он всегда пытался отделаться от поручения, если оно могло иметь политические последствия. Вообще как только заговаривали о политических преступлениях, он упорно молчал. Но на этот раз не удержался. - Для кого? Мальм издал такой звук, будто ему всадили нож в спину. - Мартин, сделай все, что возможно, - умоляюще сказал он. - Да, - мягко ответил Бек. - Я сделаю все, что могу... - И, помолчав, прибавил: - ...Стиг. - Он в первый раз назвал главного инспектора по имени. По-видимому, и в последний. Кончался день совсем уныло. Расследование дела Пальмгрена зашло в тупик. Вообще же в полицейском управлении было необычное оживление. Полиция Малъмё обнаружила два публичных дома в городе, к большому огорчению тамошнего персонала и к еще большему огорчению клиентов, попавших в облаву. Оса Турелль была явно права, когда говорила, что у нее много дел. Мартин Бек ушел из управления часов в восемь. Аппетита не было. Он заставил себя на всякий случай съесть бутерброд и выпить стакан молока в кафетерии на площади Густава Адольфа. Жевал долго и тщательно, рассматривая в окно подростков, куривших у квадратного каменного бассейна на площади гашиш и выменивавших наркотики на украденные граммофонные пластинки. Полицейских поблизости не было видно, а люди из комиссии по охране детей явно были заняты чем-то другим. Потом он медленно побрел вдоль Седергатан, пересек Стурторьет и направился к гавани. В половине одиннадцатого он был в отеле. В холле Бек сразу обратил внимание на двух человек, сидевших в креслах направо от входа в ресторан. Один высокого роста, лысый, с пышными черными усами и очень загорелый. Другой горбатый, почти карлик, с острыми чертами бледного лица и умными черными глазами. Оба были безукоризненно одеты, на обоих - блестящие как зеркало черные ботинки, и оба сидели неподвижно, глядя в одну точку. На столике перед ними стояла бутылка вина и два бокала. Иностранцы, подумал Мартин Бек. Отель кишел иностранцами, а среди множества флагов, реявших перед зданием, было минимум два, которые он не смог распознать. Пока он брал ключ у портье, Паульссон вышел из лифта и подошел к столику незнакомцев.
