Михаил Демин - …И пять бутылок водки
– Да хотела, – потупилась она, – не знала только, как начать…
– Но раз уж начала – говори! Говори все, подробно! – Игорь твердо взял ее пальцами за подбородок. – Ну?… Когда он – точно – тебя вызывал?
– Позавчера. Перед вечером.
– Тебе что – повестку прислали?
– Нет, позвонили. Ну, я пришла… Он оказался очень милый; вежливый такой, деликатный. Совсем непохожий на этих наших монстров. И – молодой. Говорят, он москвич – и это сразу видно.
– Словом, понравился тебе, – усмехнулся Игорь.
– Да… Но не в том смысле, как ты, наверное, подумал, а вообще. – Она коротко взглянула на Игоря из-под густых, подрагивающих ресниц. – Знаешь, он, по-моему, настроен к тебе вовсе не враждебно.
– Ладно, – поморщился Игорь, – давай-ка – без эмоций… Чего он, конкретно, хотел? О чем спрашивал?
– Вот как раз об этом деле… О чемодане.
– Ну, и ты?…
– Ну, и я заявила, что ты меня выручил тогда – принес чемодан, а вовсе не крал его, как это сказано в постановлении об аресте.
– Ты это постановление видела?
– Он показал мне… И тут же предложил написать заявление, в котором я отказываюсь от иска. Ведь чемодан-то, в конце концов, мой. Я его хозяйка. Так что все здесь от меня зависит!
– А кто, собственно, этот иск затеял, – каким-то странным, чужим голосом спросил ее Игорь.
– Сергей…
Она сказала это и почувствовала, как все в нем помягчело, ослабло – словно бы сразу оттаяло.
– Надеюсь, – спросил он затем, – ты это заявление уже написала?
– Конечно, Игорек. Сразу же. Прямо там – в кабинете. Так что видишь, дорогой. – Она потянулась к нему улыбчиво – растрепала спутанный его чуб и потом пригладила легонько. – Все понемногу налаживается.
– Эх, если б дело заключалось только в этом… Только в одной этой детали, – пробормотал, с трудно сдерживаемым вздохом, Игорь. – Все ведь гораздо хуже, сложней! Но слава Богу, хотя бы тут начало проясняться…
И сейчас же он помрачнел, затуманился, охваченный новой мыслью.
– Непонятно только – почему этот следователь такой… такой добренький, а? С какой стати? Чего-то он добивается. Только вот – чего?
– Но может, он просто – хороший человек?
– Мусор? – насмешливо покосился на нее Игорь. – Милиционер?
– Ты этого не допускаешь?.
– Нет.
– Но почему, Игорек? В жизни все ведь случается.
– Случается… Только редко… В принципе, хороший чекист – явление противоестественное, нелепое, как ты не понимаешь! Зачем нужны карательным органам – добрые? Зачем попу – гармонь?
– Но нельзя же, все-таки, быть таким пессимистом…
– Ладно, оставим это, – сказал Игорь, – во всяком случае, ты у меня молодец. И я рад! А по поводу пессимизма… Знаешь, чем отличается пессимист от оптимиста?
– Что-то слышала, – сказала она, помедлив, – не помню только…
– Пессимист считает, что все женщины – бляди, а оптимист только на это и рассчитывает.
– Остроумно, – рассмеялась она. И вдруг спросила с сомнением:
– Интересно: кто же, в данном случае – ты?
– Ну, во мне всего понемножку намешано, – ответил Игорь. – Все зависит от обстоятельств…
Глава пятнадцатая
Игнатий Савицкий – тот самый молодой следователь, москвич, что временно был назначен на место Наума Сергеевича, – уже второй месяц вел новое следственное дело. И чем больше он углублялся в подробности этого дела, тем больше возникало перед ним неясностей и загадок.
Странное это было дело – путанное, мутное. Начать с того, что имя Игоря Беляевского связывалось здесь с преступлениями, содеянными минувшей зимой. Беляевский разыскивался по подозрению в квартирных кражах и убийстве. Однако материалов, подтверждающих это, почти не имелось (если не считать замысловатых, но, по сути, пустых, утверждений начальника опергруппы, да полуграмотного заявления, поступившего от одного из тайных его агентов – местного уголовника, афериста по кличке Брюнет).
Брюнет, вроде бы, хорошо знал Беляевского и его друзей… Намекал на то, что располагает уликами… И хотя конкретных фактов не приводил, – все же он мог бы, конечно, пригодиться в дальнейшем. Показания его могли сыграть весьма важную роль – но теперь это отпадало. Брюнет был убит. Убит совсем недавно и при довольно загадочных обстоятельствах. И тоненькая эта ниточка, таким образом, начисто оборвалась.
Листая страницы досье, Савицкий все время испытывал чувство, будто оно состряпано наспех, на скорую руку. Например, все детали биографии Игоря Беляевского, асе сведения о его прошлом даны были здесь на основании телефонограммы, поступившей в июле месяце из Хабаровска; об этом прямо говорилось в соответствующей справке. Но самой этой телефонограммы – текста ее – в досье не оказалось. Текст куда-то исчез…
Какая связь могла быть у Беляевского с Дальним Востоком? До недавнего времени о нем здесь не было слышно; имя его стало мелькать лишь с середины лета. Что ж, весьма возможно, он как раз и прибыл тогда с востока! Но если это так, ни о каком участии в прошлогодних кражах не могло быть и речи…
И было еще одно обстоятельство, сбивавшее с толку молодого криминалиста.
Над Игорем Беляевским тяготели не только грозные подозрения; он также обвинялся в недавней дорожной, краже – в похищении чемодана. Обвинение считалось доказанным. В досье содержалось постановление об аресте преступника. Причем постановление это было выписано на основании показаний некоего Грачева – мужа потерпевшей. «Почему – мужа? – искренне недоумевал Савицкий. – С какой стати он здесь оказался? И где же сама потерпевшая? Зачем, вообще, опираться на свидетельства косвенные, окольные, в то время как можно использовать – прямые?… Нет, это дело надо пересмотреть. Надо разыскать потерпевшую и выяснить – в чем суть…»
Вот так и была, в результате, вызвана в управление милиции Наташа.
Беседа ее с Савицким продолжалась, в общем, не долго. Нам уже известно – о чем шла речь. И хотя следователю хотелось расспросить Наташу о многом другом – он все же сдержался, не стал ее заранее настораживать и тревожить… А то, что женщина эта могла бы его просветить и поделиться с ним любопытными деталями – Савицкий не сомневался ни на минуту! Он постигал это, угадывал – тем особым, хищным, неизъяснимым чутьем, которое ведет охотничьего пса по верному следу… След, в данном случае, еще не проявился, не обозначился, но Савицкий уже знал, что рано или поздно он выйдет на него. Выйдет непременно! Самое главное сейчас – не выпускать из поля зрения женщину.
Высокий, узкоплечий, с длинным лицом, с густой копною льняных нечесаных волос, он сидел в своем кабинете (нет, не в своем, а в кабинете бывшего начальника опергруппы), покуривал и размышлял обо всех обстоятельствах путанного этого следствия.
Китель его был небрежно наброшен на плечи, узел галстука ослаблен и оттянут вниз. Белесые всклокоченные волосы торчали в беспорядке – лезли на лоб, на глаза и прикрывали сзади воротник (по поводу столичной этой причесочки много шутили в управлении). На столе перед Савицким лежала пухлая папка с надписью «Дело», виднелся стакан остывшего чая. Здесь же помещался миниатюрный транзистор, блистающий никелем и лаком; он был включен и выволакивал из своих глубин тягучую, надрывную песенку.
Не верьте погоде, когда затяжные дожди она льет,
Не верьте пехоте, когда она бравые песни поет.
Не верьте, не верьте,
Когда по садам закричат соловьи.
У жизни со смертью
Еще не окончены счеты свои.
Посидев малое время в неподвижности, Савицкий решительно поднялся и выключил транзистор, напевая про себя – бормоча вполовину голоса последние строки песни: «У жизни со смертью еще не окончены счеты свои»…
Он аккуратно прибрал на столе. Смахнул окурки в корзину. Спрятал под замок «Дело» – предварительно вынув из него несколько бумаг и переложив их в портфель – и пошел к дверям.
Уже там, – на пороге, – он вдруг остановился, заколебался, исполненный смутных сомнений. Наморщил лоб, обхватил пятерней подбородок… «Да, да, все правильно, – прошептал он затем, – только так надо, только так. Другого выхода просто нету!»
Час спустя Савицкий уже находился в городской прокуратуре.
Принявший его человек (один из работников отдела по надзору за следственными органами) был лысоват, приземист, – в квадратных очках без оправы, с седенькой остроугольной бородкой. Он выслушал Савицкого внимательно, не перебивая. Потом сказал, поскребывая в бородке желтым от никотина ногтем:
– Н-да, любопытно… Но простите, что вас больше всего тут беспокоит: общая практика ведения дел в управлении, или же – частная судьба этого самого Беляевского?
– И то и другое, – пожал плечами Савицкий, – все ведь связано неразрывно!
– Н-да, пожалуй, – кивнул работник прокуратуры.
– Данный случай, по-моему, весьма типичен…
– Кстати – об этом случае. Вы что же, полностью теперь убеждены в невиновности вашего подследственного?
