Анна и Сергей Литвиновы - Небесный остров
– Может быть, перейдем на английский?
И уже на языке Марка Твена поинтересовался:
– Вы, наверно, в Америке оба живете? А в каком штате? Чем занимаетесь?
– Wow! – обрадовалась американка. Воспитанная девочка, похвалила: – Your English is perfect![4]
И разразилась горячей речью.
«Совершенный английский» не очень помог, Полуянов уловил лишь основные моменты. Живут в Кремниевой долине. Коля – программист с большим будущим. Сама Кэти тоже работает с компьютерами, но, к сожалению, ее уровень – пользователь, даже не особо продвинутый.
– Давно вы уехали? – поинтересовался Дима у Николая.
– Да лет уже восемь как, – откликнулся тот.
– Только представьте! – защебетала на своем наречии Кэти. – Я знаю этого русского медведя (ласковый взгляд в сторону мужа) целых восемь лет, и он только теперь привез меня в вашу изумительную Россию!
«М-да, вряд ли от них будет толк», – расстроился журналист. И уточнил:
– Значит, вы, Николай, деда не видели как минимум восемь лет?
– На самом деле, гораздо больше, – кивнул тот. – Еще со школы. Да и тогда я сюда на каникулах приезжал от силы пару раз. На несколько дней, проездом. Мой отец – то есть сын Ивана Петровича – Приморска не любил. И с дедом не особо ладил. Сначала в Москву уехал, а потом мы все в Америку перебрались.
– Николай бы и похороны проигнорировал, – с укором произнесла Кэти. – Это я настояла. Мы ж все равно в России сейчас. Надо проститься.
– Женская логика. Специально приехала – однако хоронить не пошла, – пожал плечами супруг.
– Потому что не понимаю я ваших традиций, – насупилась Кэти. – Гроб открытый, женщины громко кричат, да оркестр этот жуткий. Мы лучше завтра с тобой вдвоем на кладбище сходим.
– Up to you[5], – легко согласился Николай.
А Дима спросил:
– Много народу собралось?
– Ну, отец с мамой. Тетя с дядей из Краснодара приехали. И весь двор, разумеется, – поморщился программист. Махнул в сторону кухни: – Еды на целый полк вчера наготовили, весь день в доме толкались. Водки – два ящика!
– Хотя дед твой, ты говорил, сам почти не пил, – укоризненно покачала головой Кэти.
– А у нас на причале болтали, – не моргнув глазом, соврал Полуянов, – что Петрович выпивши был, когда утонул. С чего б еще ему из лодки падать?
– Вранье, – отмахнулся Николай. – Я протокол вскрытия видел: алкоголя в крови не обнаружено. Сердце у деда отказало. Он в свои семьдесят семь все считал, что молодой. Гантели поднимал, ледяной водой обливался. А возможности у организма не беспредельные.
– Я тогда не понимаю, – гнул свое журналист. – Ему плохо с сердцем прямо в лодке стало? Или прихватило, когда он в воду упал?
– В заключении о смерти написано: синкопальное утопление.
– Это что значит? – заинтересовалась Кэти.
– Это когда только в воду падают и сразу умирают. У деда в легких воды не было. Он не захлебнулся – просто сердце остановилось.
– Странно, – задумчиво произнес Полуянов. – Я читал про синкопальное утопление. Обычно дети так тонут. И не в теплом море – в проруби ледяной. В первую очередь от страха. А Иван Петрович опытный морской волк.
Лицо Кэти погрустнело. Николай поспешно произнес:
– Но в любом случае, разве можно другой смерти желать? В его возрасте? Не болел, не мучился.
– Семьдесят семь лет – совсем еще не возраст, – возразила американочка.
– Это у вас, в Америке. А в России средняя продолжительность жизни – шестьдесят семь, – назидательно произнес Николай. – А у мужчин – вообще пятьдесят девять.
И спохватился:
– Разговор мы с вами завели нехороший. Будто о постороннем человеке говорим. А я его, пусть и не помню почти, любил. Интересный был мужик. Пойдемте, помянем? – Он вопросительно взглянул на Полуянова.
– Еще только начало первого, – строго напомнила Кэти.
Николай подмигнул Полуянову. Обернулся к своей женушке:
– Знаешь, как в России говорят? Сейчас попробую перевести. Молчи, женщина. Твое место – кухня.
Дима опасливо взглянул на американку: вдруг взовьется? Однако та лишь спросила с искренним удивлением:
– И женщины не возражают?
– А кто их спрашивает?! – с удовольствием откликнулся Николай.
И потащил журналиста на кухню.
Протолкнуться здесь было негде. В углу теснились бутылки, стол уставлен посудой, в ведрах с холодной водой – бадейки с салатами. («В холодильнике места уже нет», – объяснил программист.)
Морозильник забит водкой.
Николай ловко выудил бутылку, откупорил, разлил по стаканам – другой посуды не оказалось.
– Я сейчас лед добавлю, – засуетилась Кэти.
Дима улыбнулся.
– Мы, bunny, по-русски выпьем, – слегка виновато произнес муж.
И залихватски хватанул сразу половину стакана.
Кэти укоризненно взглянула на него. Сама сделала крошечный глоток.
А Коля довольным голосом сказал:
– Эх, хорошо! Водку надо пить неразбавленной. И только залпом. Разве сравнить с нашим Screwdriver?
И потянулся разлить еще.
– Honey, не сходи с ума! – предостерегающе произнесла американочка.
– Да ладно вам, Кэти! Для русского мужика стакан водки ничто! – заверил Полуянов.
Сам, правда, тоже от силы два глотка сделал.
– Чем командовать, лучше вон огурчиков порежь! – приказал супруге Николай.
И, не дожидаясь, пока явится закуска, хватанул вторые полстакана.
«Силен», – с уважением подумал Полуянов.
Хотя нет. Не очень. Глаза сразу застекленели, губы растянулись в дурашливой улыбке.
– Пусть, д-дед, тебе земля б-будет пухом! – Николай хоть и заикался, старался говорить торжественно.
И вдруг обратился к Полуянову:
– Вот жизнь – странная штука, да? Собственный мир у тебя. Планы. Привычки. А потом на рыбалку вышел и – бац! – за борт. И в квартире твоей уже другие хозяйничают. Тетка, вон, дедовы рубашки вчера перебрала – что забрать, что в церковь отнести. Я его радиолу хочу взять. Не знаю только, как повезу. В багаж ведь не сдашь.
Он совсем закручинился.
Кэти, решительно сдвинув брови, вернула водку в морозильник.
Николай стрельнул в жену усмешливым взглядом:
– Ха! Думает, испугала!
И, покачнувшись, поднялся. Велел Диме:
– Пойдем. Покажу тебе кое-что.
– Коля. Прекрати! – простонала Кэти.
Но тот на свою командиршу уже ноль внимания. Потащил Диму в коридор (он, конечно, не возражал). Включил свет. Показал на стену. Спросил:
– Вот ты с виду умник. А ведь не найдешь!
– Чего не найду?
– Ну, тайник. Сейф. Сокровища! – заржал программист.
Полуянов с интересом уставился на выцветшие обои. Осторожно снял с гвоздика копеечную репродукцию Шишкина. Никаких признаков. Николай стоял рядом. Слегка пошатывался, но выглядел чрезвычайно довольным. Дима расширил зону поиска. Вручную сколоченная подставка для обуви – ничего интересного ни в ней, ни за ней. Старомодный держатель для зонтов – тоже пусто.
Начал было простукивать стену, но Николай фыркнул:
– Сдавайся!
И аккуратно снял плафон с настенного бра.
На первый взгляд под ним ничего, одна лишь пыльная лампочка. А рядом с ней вместо обоев оказалась точно подобранная по цвету ткань. За нею небольшое углубление. Оттуда программист и извлек пыльную потертую флягу. Отвинтил крышку, понюхал, объявил:
– Коньяк! Зуб даю: неплохой.
И добавил задумчиво, печально:
– Вот и все дедово наследство.
– Нет уж! Это ты пить не будешь! – Кэти попыталась вырвать у него флягу.
– Отстань!
Николай отстранил жену. Сделал щедрый глоток, закашлялся, с трудом вымолвил:
– Хорошо настоялся!
И передал емкость Полуянову.
Дима с неприкрытым восторгом произнес:
– Потрясающе!
– Пробуй, – строго приказал Коля.
Дима глотнул. Ох, ядреный! Машину точно придется оставить здесь и возвращаться пешком.
Вернул флягу внуку. Заглянул в тайник. Прощупал полость – нет больше ничего. С азартом охотника спросил:
– А еще где-нибудь тайники есть?
– Больше мне дед не показывал, – вздохнул Николай.
Хитро взглянул на Диму и добавил:
– Но я, конечно, и сам искал. Интересно ведь! И нашел – правда, только один.
Кэти, мимолетно отметил Дима, метнула в своего милого не то что недовольный – просто уничтожающий взгляд. Но тот будто не заметил. И повел всю компанию в гостиную. Снял со стены картину – фотографическое изображение парусника. Вытащил из-под стекла. Протянул Полуянову, велел:
– Ищи здесь!
Журналист повертел фотографию в руках. Вдохнул многолетнюю пыль. Чихнул. Растерянно взглянул на Николая – тот сиял.
Дима продолжил осмотр: море, горы, закат, корабль. Паруса под порывом ветра надуты. И один из них – чуть более выпуклый, чем остальные.
Журналист осторожно поддел его ногтем. И белая, точно подобранная по оттенку бумага легко подалась! Под ней обнаружилось нечто вроде кармашка, по площади со спичечный коробок. Был он пуст.
Дима внимательно взглянул на собутыльника:
