Полина Дашкова - Легкие шаги безумия
В трубке стояло напряженное молчание. Наконец Нина Андреевна произнесла еле слышно:
— Не надо. Катюша. Пожалуйста, не надо об этом говорить.
— Как?! Почему не надо? Это же очень важно…
Катя не успела договорить. Трубку параллельного телефона взяла Ольга.
— Пожалуйста, не трогай сейчас маму, — спокойно попросила она.
Катя разозлилась. Бурная радость сменилась еще более бурным гневом.
— Я вообще никого не трогаю! Меня просто нет! Я должна извиниться, что не умерла вместо Мити? Извини, дорогая Оленька. Я не виновата, что осталась жива. Но вы все должны знать: Митя не делал этого. Его убили. Ты можешь завтра утром пойти в храм.
— Ты только что укололась, и тебе пришла в голову эта счастливая мысль? — холодно спросила Ольга.
— О Господи, как вы мне все надоели! — выкрикнула Катя. — Вы слышите и видите только самих себя. Все остальные для вас — сволочи и придурки, недостойные вашего высокого внимания. Ты можешь снизойти и понять: убили твоего брата, не вешался он сам!
— Хорошо, — вздохнула Ольга, — попробуй успокоиться и объяснить, почему тебе это вдруг пришло в голову?
— А вот не буду! Ни успокаиваться, ни говорить тебе ничего не буду. Не хочу я с тобой разговаривать. — У Кати в голосе послышались слезы, шмыгнув носом, она выпалила:
— Дай мне телефон Полянской!
— Зачем? — удивилась Ольга.
— Она обещала найти мне хорошего нарколога, — не задумываясь, соврала Катя.
— Ты хочешь опять попытаться?.. — Ольге вдруг стало неловко; «В самом деле, я веду себя с ней слишком жестоко. Так нельзя, она тоже человек, и ей сейчас очень плохо, значительно хуже, чем мне. Она ведь совершенно одна».
— Представь себе, хочу. — Катя опять шмыгнула носом.
— Ладно, записывай. Может, и получится что-нибудь на этот раз. — Ольга наизусть продиктовала Ленин телефон, Катя записала его огрызком карандаша прямо на листочке, который нашла в кармане Митиной куртки.
— У тебя ведь совсем нет денег, — мягко сказала Ольга, — хочешь, я приеду, привезу тебе продукты какие-нибудь?
— Спасибо, обойдусь, — гордо отказалась Катя. У Полянской было занято. Катя даже застонала от нетерпения. Хотелось срочно с кем-то поговорить, с кем-то, кто выслушает внимательно и сочувственно. А с кем еще можно сейчас поговорить? Ну, конечно, с Региной Валентиновной. Пока у Полянской занято, надо набрать другой номер. Кстати, почему бы и правда не попробовать завязать еще раз? И с кем, как не с Региной Валентиновной, обсудить это? Ведь не с Полянской же, в самом деле!
Как всегда, трубку взяли сразу после того, как пискнул определитель номера.
— Простите меня, — тихо произнесла Катя, — мне больше не с кем поговорить об этом.
— У тебя кончились наркотики? — На этот раз голос Регины звучал холодно и даже раздраженно.
— У меня осталось еще три ампулы. Но скоро не останется ничего. Я не знаю, что делать.
— Ты хочешь, чтобы я дала тебе денег?
— Нет, — смутилась Катя, — разве я когда-нибудь вас об этом просила? Я просто хотела посоветоваться. Может, мне еще раз попытаться лечь в больницу?
— Попытайся, — равнодушно ответила Регина.
— Это очень тяжело. Даже в той больнице, куда меня клала Ольга, за большие деньги, никак не смягчали абстиненцию. Теперь она со мной возиться не станет, а бесплатно я могу лечь только в самую жуткую психушку. Там я не выдержу. Я хотела попросить вас, есть ведь всякие благотворительные общества, центры, где помогают таким, как я. Вы ведь наверняка знаете… Но только это надо сделать скорее, я совсем не могу быть одна, не могу с собой справиться, не понимаю, что мне делать, куда себя деть и как жить дальше.
— Ты правда решила завязать?
— Я давно это решила, только не получается никак. Вы же сами говорили, у меня очень слабая воля.
— А почему ты думаешь, что сейчас твоя воля стала сильней?
— Нет, я так не думаю. Но я знаю теперь, что должна это сделать ради Мити. Конечно, его больше нет, но, я уверена, его душе будет легче, если я перестану колоться. Я еще хотела сказать вам одну вещь… я поняла это только сейчас, сию минуту. Это очень важно, — голос Кати стал торжественным и таинственным, — кто-то влезал той ночью к нам в окно.
— И кто же это мог быть? — усмехнулась Регина. — Убийца, — шепотом произнесла Катя.
— Интересно, что же это за таинственный убийца?
— Пока не знаю. Но то, что он влезал к нам в окно, — знаю точно.
— Ты решила поиграть в Шерлока Холмса?
— Вот и вы мне не верите! — в отчаянии выкрикнула Катя.
— А кто еще?
— Ольга и вообще все они.
— Чтобы поверить, нужны факты. У тебя они есть? — быстро спросила Регина.
— Есть! Но пока их очень мало, и я боюсь, вам они покажутся ерундой.
— Ну почему же? Ты сначала расскажи, а потом будем думать вместе. — Хорошо. Я расскажу. Во-первых, пропали две вещи: Митин дневник-ежедневник и его записная книжка. Во-вторых, я нашла в кармане куртки скомканный листочек, — Катя прочитала в трубку то, что было написано, — и в-третьих, я вспомнила — окно той ночью распахнулось от ветра, то есть было не заперто. Кто-то сломал шпингалет, влез в квартиру, а потом, убив Митю, да еще так, будто он сам повесился, тихонько вылез.
— Ты кому-нибудь, кроме меня, говорила об этом? — мягко спросила Регина.
— Нет. Никто меня не хочет слушать.
— Значит, так, Катюша. Ни в коем случае никому ничего не рассказывай. Если Митю действительно убили, то сделал это кто-то очень близкий. Ты начнешь делиться своими подозрениями и сама не заметишь, как поделишься ими с убийцей. Тогда, сама понимаешь, он тебя не пощадит. Но, честно говоря, того, что ты мне рассказала, вовсе не достаточно. Не обижайся, но это немного похоже на бред. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя запихнули в психушку? Поэтому лучше молчи. А я обещаю тебе помочь разобраться. Ты поняла меня?
— Да, — растерянно прошептала Катя, — я никому ничего не скажу.
* * *Мишаня Сичкин, выслушав по телефону рассказ о фальшивой докторше, тяжело вздохнул в трубку и сказал:
— Лен, тебе, что ли, без приключений жить надоело? Трудно тебе было, прежде чем дверь открывать, спросить фамилию и позвонить в поликлинику, а потом уж впускать в дом?
— Трудно, — призналась Лена, — и неудобно. Я ведь не могу человека на лестнице держать все время, пока буду дозваниваться. Ты знаешь, что такое дозвониться в детскую поликлинику?
— Я знаю, что ты вообще можешь открыть дверь, даже не спросив, кто там, даже в «глазок» не взглянув! Ну как тебе вдолбить хотя бы элементарные правила безопасности? У тебя все-таки муж полковник, и сама ты не вчера родилась!
— Мишань, я все поняла. Ты прав на двести процентов. Я сама виновата. Ну скажи ты мне, кто это мог быть. И зачем? Неужели все-таки наводчица?
— Ты в поликлинику звонила?
— Конечно. Сегодня утром.
— Разумеется, тебе подтвердили, что никаких анкетирований и профилактических осмотров сейчас нет.
— Нет. И прививку против гриппа тоже вводить никто не собирался.
— А может, это был врач из другой поликлиники? Просто путаница с адресами? — предположил Мишаня.
— Ох, как бы мне хотелось в это поверить! — вздохнула Лена.
— Если бы ты хоть фамилию спросила… Слушай, Лен, а что ты там говорила про суицид?
— Понимаешь, брат моей подруги… Лена вкратце пересказала Митину историю, упомянула свой разговор с мужем на эту тему.
— Да, Леночка, с тобой не соскучишься, — улыбнулся в трубку Сичкин. — Любишь ты все усложнять. В истории с этим Синицыным я тоже, как и Серега, никакого криминала не вижу. А докторша… На наводку это не похоже, хотя всякое бывает. Может, и пошла какая-нибудь бывшая педиаторша в наводчицы. Одно утешает, воровать у вас с Серегой особенно нечего. Серьезных домушников ваша квартира вряд ли заинтересует.
— Разве только серьезные работают с наводкой?
— Как правило, да. Слушай, Лен, я пришлю к тебе человека, он поставит квартиру на спецсигнализацию. Если что, опер-группа будет у тебя через пять минут. Только включать не забывай, ладно? Мой человек тебя проинструктирует подробно. Дверь запирай на все замки, не ленись. И никого незнакомого в дом не пускай. — Миша усмехнулся:
— Честное слово, учу тебя, как семилетнего ребенка…
— Мишаня, спасибо тебе, и прости ты меня, глупую…
— Простить не могу! — сердито пробурчал Сичкин. — Серега приедет, скажу, чтоб за уши тебя отодрал. Для ума.
— Ладно, Мишаня, не ворчи. Я все поняла. Не добивай меня, и так противно. Знаешь, когда она ушла, я почему-то сразу почувствовала себя выжатым лимоном. Голова разболелась, коленки задрожали от слабости, так сделалось вдруг тошно ни с того ни с сего. Я ведь еще не подозревала, что она не врач из Филатовской. Вроде побеседовала с милым, приятным человеком, а потом было ощущение… знаешь, будто она меня рентгеном просвечивала насквозь или гипнотизировала… Ладно, не буду тебе морочить голову. Только скажи мне честно, не кривя душой: ты совершенно исключаешь связь между самоубийством Синицына и визитом докторши?
