Арнальд Индридасон - Трясина
— Да, он умел произвести хорошее впечатление, — сказал Эрленд. — Вы верно подметили, дамский угодник, так про него и другие говорили.
— Помню, он зашел к нам в магазин однажды.
— Хольберг?
— Да-да, Хольберг. Я думаю, он потому к нам на танцах и подошел в тот вечер. Сказал, что он бухгалтер, работает в Рейкьявике, но это он соврал, правда?
— Да, они все втроем работали на портовую службу. А что это был за магазин у вас?
— Дамская одежда, а также белье.
— Значит, он у вас был?
— Да, как раз за день до того. В пятницу. Я давала показания тогда, поэтому хорошо все помню. Он искал что-то для жены, так он сказал. Я его обслужила, поэтому, наверное, когда он увидел нас на танцах, подошел и вел себя так, будто мы уже знакомы.
— Вы общались с Кольбрун после случившегося? Говорили с ней об этом?
— Она больше не вернулась в магазин, и, повторяю, я понятия не имела, в чем дело, пока ко мне не пришла полиция. Я ее не очень хорошо знала. Звонила ей пару раз, когда она не появлялась на работе, как-то раз была у нее, но мы не были близки, я старалась не лезть в ее жизнь. Она вообще была такая, отстраненная, что ли. А потом к нам пришла ее сестра и сказала, что Кольбрун увольняется. А потом, я слышала, она умерла, несколько лет спустя. Но когда я узнала об этом, уже жила тут, в Стюккисхольме. Покончила с собой, кажется.
— Умерла, да, умерла, — сказал Эрленд и поблагодарил Агнес за помощь.
Теперь у него на уме был юноша по имени Свейн, персонаж из книги про пургу на Мшистой пустоши. Свейн каким-то чудом выжил.
Попутчики замерзали в мучениях и умирали, но Свейн словно этого и не замечал. Он был теплее всех одет и лучше всех снаряжен, и он единственный вышел из пурги к людям, целый и невредимый. На хуторе, куда он попал, его накормили и напоили, и первое, что он сделал после этого, — надел коньки и пошел кататься на льду ближайшего озера.
В это самое время его попутчики замерзали на пустоши.
После этого его звали не иначе как Свейн Бессердечный.
24
Вечером того же дня Сигурд Оли и Элинборг сидели в участке в кабинете Эрленда. Поиски женщины из Хусавика пока никуда не привели. С точки зрения Сигурда Оли, ничего удивительного, они никогда ее так не найдут. Эрленд, огрызнувшись, поинтересовался, может ли Сигурд Оли предложить метод получше, тот покачал головой.
— Мне кажется, мы ищем что-то другое, а не убийцу Хольберга, — сказала Элинборг, глядя Эрленду в глаза. — Что-то совсем другое, и я даже не понимаю, что именно. Ты вынул девочку из могилы, и я до сих пор не могу понять зачем. Ты принялся искать человека, который пропал четверть века назад и который, на мой взгляд, не может иметь к нашему делу ни малейшего отношения. Мне кажется, мы не задали себе самый простой и очевидный вопрос: а что, если убийца был совершенно незнаком с Хольбергом, что, если это был просто грабитель? Я думаю, это самое простое объяснение. Мне кажется, надо искать именно этого человека. Это был какой-то наркоман, тот самый парень в зеленой армейской куртке. Мы же ничего в этом направлении не делали.
— А может, это человек, которому Хольберг платил за услуги, — подхватил Сигурд Оли. — У него столько порнухи на компе, я уверен, он кому-то платил за секс.
Эрленд смотрел в пол, слушая критику коллег. Он понимал, что Элинборг почти на сто процентов права. Может, он просто немного не в себе, слишком переживает за Еву Линд. В самом деле, где она, как себя чувствует, что, если за ней уже гонятся какие-нибудь головорезы?
И я не в силах ее защитить! Черт. Но к делу. Сигурду Оли и Элинборг пока ни к чему знать про наш разговор с патологоанатомом.
— У нас есть записка, — начал Эрленд. — Мы нашли ее на теле убитого. Решительно исключено, что она оказалась там случайно.
Дверь в кабинет Эрленда открылась, и вошел начальник группы судебных экспертов.
— Я домой, — сказал он, — просто хотел предупредить, что мои ребята все еще возятся с фотоаппаратом и как только что-нибудь интересное обнаружат, сразу же тебе сообщат.
Вышел вон, не попрощавшись, и закрыл за собой дверь.
— Верно, может, мы за деревьями не видим леса, — сказал Эрленд. — Может, ответ прост и это был какой-то псих. Но может быть — я-то убежден, что так оно и есть, — у этого убийства глубокие корни. Думаю, никакой простотой тут и не пахнет. Думаю, ответ лежит в характере Хольберга, в том, что он совершил в прошлом.
Эрленд помолчал.
— И снова обращаю ваше внимание на записку, — продолжил он. — «Я — это он». Как ты предлагаешь решать эту загадку?
— Может, это ему какой-нибудь «друг» написал. — Сигурд Оли показал кавычки пальцами. — Или приятель по работе. Эти версии мы особенно не разрабатывали. Правду сказать, я не понимаю, чего мы намерены достичь, ища эту женщину из Хусавика. И кстати, я так и не придумал, как мне задавать им вопрос об изнасиловании? Я пока что с разбега получаю скалкой по башке, и мне это надоело.
— Эрленд, ну подумай, от кого твоя информация? От Эллиди! Он небось такую историю запускает не первый раз, — не сдавалась Элинборг. — Его же хлебом не корми, дай выставить нас на посмешище. Ты об этом не думал?
— Да бросьте вы оба, — отмахнулся Эрленд; как же мне надоело их нытье! — Расследование вывело нас на эту тропинку. Мы не имеем права относиться небрежно к показаниям, кто бы их ни давал. Я знаю, исландские убийства обычно просты, как пробка, но это убийство не вписывается в привычные каноны, иначе слишком многое надо списать на случайность. Нет, я уверен, это не спонтанный акт насилия, совершенный каким-то невменяемым.
Зазвонил телефон. Эрленд снял трубку, послушал немного, кивнул, сказал «спасибо» и повесил трубку на место. Ну, я же говорил!
— У судэкспертов новости, — сообщил он, глядя на Элинборг и Сигурда Оли. — Они доказали, что фотография могилы Ауд снята фотоаппаратом Гретара. Ребята вставили в аппарат пленку и сделали несколько снимков — царапины и пятна совпадают. Так что теперь мы знаем — с высокой вероятностью фотографию сделал сам Гретар. Может, конечно, его аппаратом воспользовался кто-то другой, но это куда менее логичный вариант.
— И что это нам дает? — спросил Сигурд Оли и нервно посмотрел на часы. Сегодня вечером он пригласил Бергтору в ресторан — заглаживать свою бестактность.
— Ну как что, — ответил Эрленд. — Для начала ясно — Гретар знал, что Ауд дочь Хольберга. А этот факт мало кому был известен. Далее, ясно, что Гретар почему-то решил дать себе труд, во-первых, найти могилу, во-вторых, сделать фотографию. Его Хольберг попросил или он решил сам, ему назло? Может быть, исчезновение Гретара связано с этой фотографией? Если да, то как именно? Чего Гретар хотел достичь с помощью снимка? Почему его спрятали в письменном столе у Хольберга? Вообще, что это за странная идея — фотографировать детские могилы?
Элинборг и Сигурд Оли смотрели на Эрленда. Голос босса постепенно превратился в шепот, они поняли, что он уже говорит не с ними, а сам с собой, словно их и нет вовсе. Зачем-то стал массировать себе грудь, явно не замечая, что делают его руки. Коллеги переглянулись, но спросить босса не решились.
— Нет, правда, что это за странная идея, фотографировать детские могилы? — повторил Эрленд.
Тем же вечером Эрленд отыскал человека, который послал вчерашних гостей к Еве Линд. Помогли коллеги из отдела по борьбе с наркотиками, на этого персонажа у них было собрано толстое досье. Согласно ему, тот частенько заходил в пивную «Наполеон» в центре города. Эрленд направился прямо туда. Персонажа звали Эдди, на вид лет сорок, круглолицый, лысый, почти все зубы выпали, те, что остались, желтее серы.
— Ты небось думал, что к Еве будет особое отношение, раз она дочь легавого? — сказал Эдди вместо «здравствуйте», едва Эрленд сел к нему за стол.
Похоже, знает, кто я такой, хотя видимся мы в первый раз. Похоже, ждал меня.
— Ты знаешь, где она? — спросил Эрленд и огляделся. В темном зале сидят несколько человек, строят из себя крутых, лица мрачные, но жизнь у них незавидная, сразу понятно. Место выбрали что надо — под какой же еще вывеской таким собираться!
— Ты пойми, я ей друг, — сказал Эдди. — Я ей даю то, что она хочет. Иногда она мне платит, иногда не торопится. Кстати, парень без колена передает привет.
— Он тебя сдал с потрохами.
— Ну где мне сыскать приличных и честных людей, сам подумай. — Эдди обвел рукой зал.
— Сколько?
— Ты про Еву? С нее двести тысяч. И ладно бы она была должна только мне одному.
— Предлагаю договориться полюбовно.
— Валяй.
Эрленд выложил на стол двадцать тысяч крон, снятые по дороге в банкомате. Эдди взял деньги, аккуратно пересчитал и убрал в карман.
— Через неделю-другую подкину еще.
— Звучит неплохо.
Эдди оценивающе посмотрел на Эрленда:
