Джон Берли - Уайклифф и козел отпущения
Уайклифф назвал себя.
– Папы сейчас нет. Он пашет.
– Я пришел повидаться с вами.
Она ничего не ответила и прошла внутрь. В доме было почти темно, и комната освещалась только тлеющими в камине углями. Около кресла, где она дремала, на полу валялся журнал. За шкафом стояла коляска, но Уайклиффу не было видно, лежал ли в ней ребенок.
– Который час?
– Половина пятого.
Девушка зевнула и потянулась, закинув руки за голову так, что платье поднялось, высоко обнажив ноги.
– Господи, я проспала целый час. Отец сейчас придет выпить чаю. – Она сняла с плиты большой эмалированный чайник и пошла в соседнюю комнату наполнить его. – А вы садитесь.
Она вернулась с чайником, поставила его на плиту, подняла с пола журнал и бросила его на стопку других, лежащих на подоконнике.
– Чего ради вы покрываете Мэттью Чоука? – вдруг спросил Уайклифф.
– О чем это вы?
– Когда вы сказали ему, что беременны?
– На такие вопросы я не собираюсь отвечать, – пожала плечами Сисси.
– Мне кажется, это случилось полгода назад. Именно тогда он начал красть деньги у дяди.
– Мэттью? Красть?
– Вместе с клерком фирмы, торгующей строительными материалами, они похитили восемьсот фунтов. Четыреста должно было достаться ему. А сколько он дал вам? – Уайклифф сидел в кресле-качалке, еще хранившем тепло ее тела. – Если вы сами мне не скажете, я добьюсь ответа от него.
– А вы не скажете моему отцу?… – Она с тревогой посмотрела на Уайклиффа.
– О чем?
– Ну о том, что Мэттью…
– Я собираю только сведения, касающиеся смерти Риддла. Больше ничего.
– Если папа узнает о Мэттью, он попытается заставить меня выйти за него замуж. Ребенку нужен отец – так он говорит. – Она кивнула в сторону коляски.
– А почему бы и нет?
– Почему нет? – Ее передернуло. – Я бы не вышла за Мэттью, даже если бы, кроме него, на Земле не осталось ни одного мужчины.
– Но ведь вы…
– Я спала с ним. – Она не дала Уайклиффу договорить. – Это совсем другое дело. Да он и сам не хотел жениться на мне. Боялся, что дядя этого не одобрит. – Сисси повернулась к плите и подсыпала угля из стоящего рядом ведерка. – Давайте зажжем свет. А то в темноте я не могу нормально думать. – Она взяла с каминной полки спички и зажгла газовую лампу, стоявшую на подставке у окна. – Приходится пользоваться баллонами. Но это все же лучше, чем свечи, которыми освещали дом, когда я была маленькой.
В желтом мягком свете комната ожила. Уайклифф почувствовал себя уютно в качалке перед огнем.
– Риддл приходил сюда?
– Никогда. Если бы он это сделал, то папа… – Она не договорила. – Папа его терпеть не мог.
Голова и шея Уайклиффа выступали над спинкой кресла. Перед ним на каминной полке стояли часы, а рядом маленькое закопченное зеркало в позолоченной раме. В зеркале он мог видеть все, что происходило за его спиной…
– А Мэттью приходил сюда когда-нибудь?
– Нет.
– Никогда?
– Год тому назад, – вздохнув, сказала Сисси, – папа ездил в Бретань. Он уже много лет сидит здесь безвылазно и решил немного развлечься. Это была девятидневная экскурсия. Я оставалась одна.
– И Мэттью тогда приходил?
– Три раза. Я несколько раз ходила с ним в кино, гуляла и все такое. А когда папа уехал… Ну тогда все это и произошло. Вы ведь знаете, я работала у Риддла.
– Если бы сейчас, например, Джордан вошел в кухню, Уайклифф увидел бы его в зеркале. Но что из того? Джордан мог спокойно подойти ближе, вытащить пистолет из кармана и выстрелить…
– Вы с точностью можете утверждать, что Риддл никогда здесь не бывал?
– Я уже сказала.
– Мэттью говорил с вами о своем дяде?
Девушка села в стоящее по другую сторону камина кресло отца. Чайник на плите тоненько запел.
– Обычно он начинал жаловаться на него, но всегда приходил к одному и тому же.
– К чему?
– К тому, что дядя должен сделать его младшим партнером. Ему придется сделать это раньше или позже… Если он не сделает этого до лета, я скажу ему все, что думаю об этой гнусной работе… Я где угодно смогу устроиться… Ну вы знаете такого рода разговоры.
– Он хоть раз упоминал о дядином завещании?
– Только вскользь… Но месяц или два назад он почему-то решил, что дело перейдет в его руки. Он стал говорить, что через несколько лет дядя уйдет со своего поста и все оставит ему.
…Пули – довольно странные предметы, они очень редко попадают туда, куда вы хотите. Если выстрелить сидящему здесь, в этом кресле, в шею, то пуля должна пройти навылет и застрять где-то в кирпичной кладке камина. Но многое зависит от угла, под которым произведен выстрел. Если пуля шла вверх, то могла отразиться от свода черепа и застрять где-то в кости. Если так было в случае с Риддлом, то при вскрытии Фрэнкс ее обнаружит. Если нет, то она находится…
– Мэттью не говорил об отношениях дяди с женщинами?
– Нет.
– Вы знаете, что Риддла в пятницу вечером видели на Альберт-Террас?
– Знаю.
– Куда он направлялся?
– Куда бы он ни направлялся, здесь его не было…Кровь из раны залила воротничок. Если он был застрелен здесь, кровь должна остаться и на спинке кресла…
Уайклифф встал.
– Уже уходите?
Он кивнул. Она пошла проводить его до двери.
– Вы вовремя собрались. Если бы папа успел вернуться, он заговорил бы вас до смерти. Он обожает посплетничать.
– Кто, по-вашему, убил Риддла?
Ответ девушки поразил Уайклиффа.
– Только не Мэттью. Может, он и желал его смерти, но у него не хватило бы характера совершить убийство.
Солнце уже село, и над верещатником сгустились сумерки. Все вокруг выглядело серым и печальным.
– Вам, наверное, здесь очень одиноко.
– Я привыкла.
– Ваш отец редко покидает дом?
– Почти каждую неделю он отсутствует пару вечеров – ездит с лекциями и выступлениями в разные организации.
– Но ведь у него нет машины?
– За ним заезжают и потом привозят обратно…
Когда Уайклифф добрался до города, почти совсем стемнело. Мимо него проехала машина с зажженными фарами, и некоторое время он слышал натужный рев мотора, пока она взбиралась вверх по Альберт-Террас. В домике на сваях горел свет, и Уайклифф видел, как в окне слева от двери мелькнула тень.
Прежде чем обстоятельно поговорить с Мэри Пенроуз, он хотел избавиться от всех сомнений. Теперь у Него сомнений не было. Уайклифф хотел было двинуться к дому Пенроузов, желая побыстрее со всем покончить, но решил немного отложить визит – он слишком долго не был в своей штаб-квартире и даже не знал, как обстояли дела с эвакуацией тела. Во всяком случае, на косе Керника было темно. А если бы операция еще продолжалась, он бы заметил там огни. Уайклифф ускорил шаг, и, когда он приближался к бывшему помещению Армии спасения, часы на церкви пробили шесть.
Его встретил Бурн.
– Где мистер Скейлс?
– Мистер Скейлс сопровождает тело.
– Понятно. – Закон требовал, чтобы вещественные доказательства не оставались без надзора. – Есть новости?
– Никак нет, сэр.
Бурн был холоден и официален. Может быть, таким образом он хотел выразить свое неодобрение действиями Уайклиффа? По мнению сержанта, руководитель должен сидеть и ждать, пока раздастся трубный глас, так, что ли?
К чертям Бурна!
– Я пойду перекусить, а потом буду в больнице графства у доктора Фрэнкса.
– Хорошо, сэр.
Но прежде он заглянул к себе и позвонил жене.
– Это я… Ладно… Нет, отель вовсе недурен… Да, я поужинал с ними вчера. Они шлют тебе привет… Можешь себе представить… Пока никаких идей… Да, дорогая… И я тебя тоже.
Он застал Фрэнкса в операционной. Тот мыл руки после вскрытия. Останки Джонатана Риддла помощники доктора уже увезли и поместили в холодильник. Теперь надо было ожидать коронера, который выпишет свидетельство для передачи тела родственникам. – Ты помнишь Тессу?
Тесса, молодая симпатичная блондинка, была секретаршей Фрэнкса. Уайклифф уверил доктора, что Тессу он помнит. Это было удивительно, потому что секретарши патологоанатома менялись с калейдоскопической быстротой, и все соответствовали единому стандарту: были молоды, симпатичны, белокуры и, по слухам, не чурались любовных утех.
– Хотите кофе?
– Да, Тесса, благодарю.
Электрические часы на стене комнаты показывали половину одиннадцатого. За окнами, закрытыми дощатыми жалюзи, было темно. Операционная освещалась неприятным голубоватым светом люминесцентных ламп, практически не дававших тени, а Уайклифф как раз предпочитал мягкий теплый свет, придающий предметам зыбкость и объемность.
Фрэнкс застегнул золотые запонки на манжетах, надел пиджак и поправил галстук. Теперь он был самим собой – полный, розовый, подтянутый и элегантный.
– Его застрелили. Рана была смертельной. Все остальные повреждения – а их достаточно – являются посмертными. Не ручаюсь на сто процентов, но, похоже, сразу после смерти он оказался в воде, и его протащило по каменистому дну мелководья. Возможно, это последствия шторма. Если бы он сразу попал на глубокое место, то не был бы так изуродован, а кроме того, он бы еще не всплыл и пробыл бы под водой не меньше нескольких суток. Разложение только началось. Это объясняется и его конституцией: он худой и костлявый.
