Леонид Словин - Теннисные мячи для профессионалов
— Больше не смогу ничем вам помочь? — кротко осведомилась регистратор, — долгое общение с творческими работниками выработало в ней почти ангельское терпение.
— Все. Извините за беспокойство. Спасибо. — Он поднялся, посмотрел на часы. Пора было идти с участковым к даче Роша.
Встреча назначена была у ворот Дома творчества, рядом с мастерской по огранке камней.
Но участкового Денисов так и не дождался, вместо него Лымарь прислал все того же старшего опера.
Пашенин приехал на ярко-желтом милицейском «газике», привлекшем к себе общее внимание. Выйдя из него, он тут же смешался с отдыхающими и только потом — за что Денисов был ему благодарен — направился к Дому творчества.
Была самая жара. Пашенин появился в джинсовом костюме, в кроссовках, в белых носках, входивших в моду.
— Мои запросы ушли? — осведомился Денисов.
— Да. Дежурный передал в Судак, оттуда телетайпом по назначению… Сегодня будут на месте. — Пашенин поздоровался со сторожихой у входа, спросил Денисова: — Я надолго нужен?
— Нет, тут рядом.
Аллеями Дома творчества они вышли на набережную. Старшего опера здесь знали. Шумные компании местных парней — босых, загорелых, с клешнями крабов на шеях -расступались, давая дорогу.
Из-за невысокого решетчатого забора Дома творчества пахло сеном, в дальнем, не засаженном деревьями углу косили траву.
— Итак, дело сделано? — спросил Пашенин.
— Это по поводу Ланца?
— Да. Ланц, Волынцев… Опорные буквы в обеих фамилиях одни и те же.
Денисов обернулся. Он шел немного сбоку и впереди:
— Заметил?
— Да.
— Молодец.
— Еще далеко?
— Да нет. Рядом.
На солнцепеке, впереди, показалась уже знакомая, выкрашенная белым спасательная станция. Она походила на жарко натопленную русскую печь. С агитрисунка смотрели сумасшедшие, навыкате, глаза плывущего спасателя. В последнюю минуту он словно мучительно вспоминал перечисленные тут же, на стене, «приемы освобождения от захвата тонущего».
— Дальше музей планеризма. — Пашенин заскучал. По-видимому, времени у него действительно было не так много. -Аварийный пляж. Карадаг, запретная зона.
Среди деревьев, на горе, мелькнула помидорного цвета выгоревшая черепица, черный, в форме пиратского брига, флюгер.
— Вот этот дом. — Денисов замедлил шаг.
Они сразу свернули за угол, дача осталась над ними -большая, почти полностью закрытая садом. Метрах в пятидесяти, у кафе, остановились.
— Знаешь хозяев? — спросил Денисов.
— Этой? На киловой горе?
Пашенин объяснил:
— Кил — разновидность отбеливающих глин, горная порода. — Он словно только сейчас понял, о каком строении идет речь.
Они смотрели вдоль тротуара, чтобы интерес к даче не бросался в глаза. Улица Десантников не была ни самой просторной, ни самой чистой, у кафе валялось бессчетное количество битых тарелок; на заборе, сбоку, вывешен был пожарный щит — крючья, лопата, металлический багор — все чистенькое, ни разу не побывавшее в деле.
«В траве лежал багор, наподобие пожарного… — Денисов вспомнил рукопись. — Я забыл, что у людей свои корысти, дела». И дальше: «Когда-нибудь мы посмеемся над перипетиями этой ночи…» Кто «мы»? — подумал Денисов.
— Дача вдовы Роша, — объяснил Пашенин. — Или, как ее называют, мадам Роша.
— Недолюбливают?
— Наоборот. Дети вообще без ума от нее. Из своих поездок привозила им пистолеты, пистоны.
— Внутри приходилось бывать?
— Смотрел. — Он уклонился от ответа. — В середине большая комната, гостиная. Справа две небольшие, изолированные, коридор. Все комнаты выходят на застекленную террасу… — Старший опер все больше нравился Денисову, он даже готов был простить ему холодность при их первом знакомстве. — Дальше — вроде палубы. Как раз над спасательной станцией. Как капитанский мостик. Во дворе сарай, мастерская. Столярная или слесарная. Сама Роша прописана в Ленинграде. Живет то там, то у нас. То в Киеве, у подруг.
— В Планерском подолгу?
— Наездами. Обычно три-четыре раза в году. Тогда тут шумно. Старики, молодежь. Знакомые… — Пашенин повел кроссовкой, залюбовался белизной носка. — Из Курортного, со Старого Крыма. И здешние — из Дома творчества. У нее тут все друзья. Телефон не умолкает.
— В доме телефон?
— Да. В газете о ней недавно писали. Я сам читал.
— А что за газета.
— Районная, «Путь Ильича», за май. «Помогает молодым литераторам, художникам…»
— Когда она бывает в Планерском?
— Обычно? Весной. На лето, в жару, уезжает под Ленинград. В Репино. Или к сестре. А случается, бросит все и сюда.
— Но сейчас этому конец?
— Вы о чем? — Пашенин не понял.
— Продает дачу. Если не продала.
— Это известно.
— Не беспокоит?
— Тревожащих сигналов пока не было. Это я в отношении уголовников. Оперативная обстановка у нас не очень сложная.
— Роша получила деньги в мае?
— Половину. Вторую должны еще выплатить. А может, уже получила.
Мимо прошла компания курортников — в шортах, в купальниках. Женщина, шедшая последней, несла включенный транзистор. Курортницы давно уже не было, а звук бит еще стоял в воздухе, не исчезал.
— Поднимешься со мной? — Денисов показал на гору, возвышавшуюся по другую сторону дачи.
— Действительно спешу. — Пашенин явно сожалел. — Кроме того, меня многие знают. Привлечет внимание… Хотя вообще-то хозяевам нравится, когда приходят смотреть.
— Даже в их отсутствие?
— Калитку обычно не запирали.
— У Роша есть родственники?
— По крайней мере двое. Женщина, переводчица, эта приезжает один-два раза в год… — Про Ширяеву старшему оперу было известно мало, он сразу перешел к мужчине. -Еще родственник по линии умершей младшей сестры, инженер… Он постоянно здесь. Занимается хозяйством, за повара и шофера. Он и садовник. Эти деревья вокруг дачи сам посадил. Даже березы.
— Какая машина у них?
— «Волга». Двадцатьчетверка.
— А куда ездят?
— Куда захотят. В Старый Крым. В магазин. В бухты. Еще в Судак.
— Где она обычно стоит?
— У дачи. В гараже.
— А в автокемпинге, на стоянке?
— Ставят и там. Его все знают. Он, бывает, сопровождает старуху. Как в этот раз… Пока их не было, с весны машина была на стоянке.
— Родственник — блондин? Высокого роста, в очках?
— В очках, блондин. Но полноватый, приземистый. Лет тридцати.
Денисов подумал:
«С портретами персонажей автор эссе мог поступить как ему заблагорассудится…»
Они отошли к пожарному щиту, чтобы не мешать возвращавшимся с пляжа выстраиваться в очередь у кафе. Несколько беспризорных, разучившихся лаять собак посторонились, давая место.
— Он работает?
— У него производственная травма, инвалид.
— Как же водит машину?
— Не мешает. Живет один. Чудак, коллекционер. Часто вечерами на набережной. А то у рыбаков. Он у нас прописан, в Коктебеле. И пенсия ему идет на Судак. Там знакомая у него… — Как старший опер Пашенин был неплохо обо всем информирован. Денисов оценил это. — У тебя нет больше вопросов? — Пашенин впервые обратился на «ты», как заведено между розыскниками.
— Еще о родственнике. Я хочу, чтобы произвели проверку, запросили материалы. Оснований особых нет. И все-таки… Прошлый образ жизни, материальное положение. Он не племянник?
— Нет. Седьмая вода на киселе.
— Имеет право собственности на часть дачи?
— Нет. Дача целиком — Роша.
— Ты сказал о нем — коллекционер. Филателист, нумизмат?
— По-моему, все собирает. Подряд.
— И оружие?
Испанское название пистолета, из которого произведен был смертельный выстрел на платформе, постоянно забывалось. Но з следственном поручении оно было приведено полностью:
«Установить источник приобретения пистолета «фабрик… д'армес…» — часть слов Денисов не запомнил. — «Пума…» И так далее».
— Оружия как такового не видел, — Пашенин задумался. -Но фотографии пистолетов, справочники… Это есть.
— Я понял. Они надолго сюда?
— Роша? Мне говорили, на день. Максимум на два. Чтобы покончить с формальностями.
За деревьями дома не было видно.
Денисов вернулся к спасательной станции, против нее начиналась отвесная тропинка, шедшая вверх по периметру дачи.
Участок оказался обнесенным колючей проволокой, кое-где слетевшей с завалившихся кольев. Метрах в двадцати, вверху, на тропинку выходила калитка с надписью, оставшейся от оных времен: «Злая собака».
Денисов поднялся на вершину невысокой горы, она была лысой, почти напрочь лишенной растительности. Несколько коз, пасшихся в отдалении, подняли головы. Что они находили среди выгоревших сухих колючек?
Нещадно палило. Внизу у ног Денисова была дача — дом, дворовые постройки. Там чувствовалась прохлада. Часть прилегавшего к дому двора была пуста, остальную занимал сад — густой, буйно разросшийся. Дверь в дом была ярко разрисована. Еще Денисов увидел внизу старинный фонарь, наподобие тех, что установлены у Большого театра; этот висел над входом.
