Нарсежак Буало - Последний трюк каскадера
- Около одиннадцати часов.
- Сестре сказали?
- Нет еще.
Он был явно не в духе, отвечал резко.
- Напрасно комиссар не принял всерьез эти угрозы, заметил я. - Вы в курсе?
- Разумеется.
- Племянник отправился вслед за дядей. Согласитесь, это черт знает что.
Дрё был в кабинете - руки в карманах, шляпа сдвинута на затылок, - осматривал труп. Взглянул на меня устало.
- Вот так работа, - прошептал он. - Две пули в упор, и это...
Подбородком указал на взломанную дверь и осколки стекла.
- Я все слышал. Беднягу убили в тот момент, когда он разбирал бумаги на письменном столе. Он позвонил мне буквально в панике. Напрасно я кричал ему: "Бегите!.. Что поделаешь!.."
Сцену я знал в мельчайших подробностях, но старательно разыгрывал изумление, смешанное с ужасом.
- Их было несколько?
- Да, думаю, да.
- Они что-нибудь украли?
- Вряд ли. Они должны были услышать шум... Совершенно очевидно, им помешали и пришлось срочно смываться.
- Профессионалы?
- Сам хотел бы знать.
- Мое мнение: они пришли убрать его, - сказал инспектор за моей спиной.
- Подойдите, - приказал Дрё и помог мне опереться на костыли.
- Видите... Он стоял лицом к убийцам... Можете ли вы спокойно, хладнокровно смотреть на его лицо?
- Попробую.
Я наклонился, глядя на тело Шамбона. Во мне шевельнулось подобие жалости и отвращение. К нему? К самому себе? Какая разница?
- Видите, на его лице застыло вовсе не выражение ужаса, продолжал Дрё. - Я не забыл, как звучал его голос в трубке. Как у смертельно испуганного человека. И что я вижу? Лицо умиротворенное. Я бы даже сказал: смерть с иронией на устах. Что скажете?
Он был прав. Бедняга Шамбон, стараясь превзойти самого себя, хотел выглядеть мужественным, и это выражение застыло на его обычно подвижном лице. До последнего мгновения он путал мои карты.
- О, если хотите, - заметил я. - Не так-то просто сказать что-либо определенное.
Я выстрелил в ту минуту, когда он повернулся ко мне с обычной самодовольной улыбкой. И вот он лежал на спине, навеки удовлетворенный и снисходительный. Я отпрянул.
- Он был убит наповал, - продолжал Дрё. Судебно-медицинская экспертиза даст свое заключение, но мне и так все ясно. Когда вы видели его в последний раз?
- В полдень. Мы вместе позавтракали. Мне не показалось, что он сколько-нибудь озабочен. После кофе он поднялся к матери... Госпожа де Шамбон знает?
- Сейчас узнает. Успеет, бедная женщина. Когда врач и эксперты уедут, я займусь ею и вашей сестрой. Мне хотелось бы незамедлительно знать, что он вам рассказывал со времени нашей последней встречи. Ведь у вас были самые добрые отношения, не правда ли?
- И да, и нет. С какой-то точки зрения, мы были товарищами - и даже очень. С другой стороны, как бы настороже друг с другом. Если говорить откровенно, он ухаживал за Изой, а мне это не очень нравилось.
- Представьте себе, я в этом не сомневался. Весьма интересно, весьма! - воскликнул Дрё.
Он несколько раз покачал головой, словно поздравляя себя, затем, услышав шум в коридоре, слегка меня оттолкнул.
- Это моя бригада. Подождите в библиотеке, мы продолжим беседу.
- Мне ничего не известно, комиссар. Я не очень представляю, чем могу быть вам полезен.
- Напротив... может, хотите курить?.. Гарнье, сходи за его трубкой... Садитесь рядом и не волнуйтесь. Через пять минут я подойду к вам.
Я доковылял до библиотеки. Тревожиться было незачем, но, несмотря ни на что, я был настороже.
Люди из судебно-медицинской экспертизы вели себя в кабинете шумно, переговаривались во весь голос, словно не замечая убитого. Я узнал врача, расслышал слова: "Крупного калибра... Прямое попадание в сердце". Гарнье принес мне мою трубку и табак. Я чувствовал слабость, словно выполнил рискованный акробатический трюк. Однако все, казалось, было в порядке. Все меры предосторожности приняты. Клещи положил на место, предварительно их вытерев. На гравии аллеи костыли не оставили следов. Наконец, обе анонимки выглядели достаточно недвусмысленными. Разумеется, у Дрё были подозрения. До такой степени драма выглядит инсценированной... даже две драмы... и почти одинаковые... и каждый раз свидетель с телефонной трубкой в руке... Кто угодно заподозрил бы неладное, тем более Дрё!.. Однако ни одну деталь нельзя вменить мне в вину. Мать Шамбона возопит, пустит в ход связи. И что дальше? Ее сын имел право влюбиться в Изу. Под Изу нельзя подкопаться, ведь я предусмотрительно подсказал Шамбону: "Они в парке... Взламывают дверь..." Они! Злоумышленники, взломщики, подонки - откуда Изе знать о них! О, таинственные смерти в замке взбаламутят любителей сплетен. Но мы не станем долго ждать, чтобы переселиться куда-нибудь подальше.
Я ничего не боялся. Люди шумно сновали взад-вперед, ходили по парку. Пришел потрясенный Жермен.
- Какое горе! Что такое мы сделали Господу?
- Вы ничего не слышали?
- Ничего. Всю ночь у меня под ухом грохочут грузовики. Если прислушиваться к звукам, я бы не спал ночами напролет. Нас разбудил звонок комиссара. Я хотел предупредить госпожу и вашу сестру. Честно говоря, я совсем потерял голову. Молодой человек, приехавший с комиссаром, велел мне сидеть спокойно: нас, мол, позовут, когда понадобится. Теперь-то я вижу, если мы тут останемся, нас всех прирежут.
- Полно, полно, Жермен! Успокойтесь. Вы же участник Сопротивления!
- Это куда лучше! Честное слово! Не хотите ли рюмочку?
- Спасибо... Они тут надолго?
- А, эти-то!.. Сразу видно, им не приходится заниматься уборкой. Вы думаете, их интересует покойный? Как бы не так! Они крутятся вокруг да около, перешагивают через него, словно это не христианин, а животное. Возмутительно! Бедный мой господин! Такой конец!
В коридоре показался Дрё.
- Жермен... будьте добры... подойдите, пожалуйста! И, обращаясь ко мне: - Я сейчас вернусь.
Снова шарканье ног. Голоса. "Отодвинь кресло... Через дверь, так удобнее". Звон разбитой фарфоровой статуэтки. "Осторожнее! Черт!" Шум удаляется. Слышно только скольжение, легкий скрип выдвигаемого ящика, щелчок снятой телефонной трубки. Это Дрё шнырит повсюду, вынюхивает. Слышу только его тихий голос.
Вдруг меня охватывает страх... так... ни с того ни с сего. Лоб и руки покрылись испариной. И это я, столько раз стрелявший во врагов, которые хотели моей смерти... но то была липа... судороги, подскакивают; через минуту они уже вставали и хохотали от души. А тут Шамбон! Его распирало от самодовольства, но ведь он был чист, как дитя! Увы, не киношная смерть! Подкашиваются колени. Конец. Смертельная бледность. Как у тех бедолаг, которых расстреливают по всему свету. Фроман - еще куда ни шло. Этот был мерзавцем. Но Шамбон - всего лишь избалованный мальчишка. Двое мертвецов - такова цена моих ног. Вдруг я понял, что теперь не перестану допрашивать самого себя.
Дрё кашлянул, заговорил сам с собой, передвигая какой-то предмет. Затем вышел из кабинета и тихо толкнул дверь в библиотеку.
- Прошу прощения, что заставил ждать. Служба! - сказал Дрё, схватил стул и уселся напротив меня.
- Прежде чем мы двинемся дальше, мне думается, можно прояснить кое-какие моменты. Между двумя делами имеется странное сходство.
- Вы находите? - говорю я. - Какое же сходство между самоубийством и убийством?
Он любезно улыбается, он внимателен, приветлив, будто в соседней комнате никого не убивали, будто не наступил уже второй час ночи, будто...
- Хорошо, - говорю я с досадой. - Что вы от меня хотите? Повторяю: я спал. Я ничего не знаю. Разумеется, как все, как вы, например, я знал, что Шамбону кто- то угрожает, но не придавал этому большего значения, чем вы, комиссар. Ведь вы считали, что никакой опасности нет, не так ли? И не было оснований для беспокойства.
Почему он улыбается? Чем это он так доволен? Вот сунул руку в карман... и достал бумажник.
- Давайте поговорим об этих письмах, - говорит Дрё. Весьма, знаете ли, интересные письма. Более интересные, чем вы думаете.
Он разворачивает, аккуратно разглаживает их ладонью, затем читает вполголоса с видимым наслаждением:
- "Последнее предупреждение. Сволочь, убирайся с дороги или тобой займутся... хватит махинаций, сволочь. Убирайся, иначе..." Письма в результате экспертизы, проведенной моими коллегами и мной, изрядно помялись и пообтрепались.
- Да, местами отстает клей, - отвечаю я.
- Совершенно верно. Смотрите, вот здесь, например. Он ловко отделяет кусочек бумаги и протягивает мне.
- Видите? Здесь слово "дороги".
- Вижу. И что?
- Так вот, на обратной стороне что-то напечатано, все эти кусочки вырезаны из газет. Предположим, что вырезка сделана на четвертой странице. Это место, таким образом, неизбежно соответствует какому-то элементу текста на третьей странице. Правильно?
- Совершенно верно.
- Теперь смотрите. Слово "дороги", допустим, взято с оборотной стороны, что же мы прочтем на лицевой?
- Читаю: разное. Так важно, чтобы я прочел слово "разное"?
