Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий
 картонных коробок и, запев что-то небыстрое, стали медленно ходить по
В РєСЂСѓРіСѓ.
 - Очень похоже на русский танец! - сказал Айвен.
 Танцующие остановились и стали двигаться в другую сторону.
 А в это время трое других представителей арабской культуры оказались
 в середине круга и принялись доставать из коробок какие-то толстые книги,
 которые тут же опускали себе под ноги.
 В конце концов на булыжнике площади возвысилась на метра полтора гора
 книжек, обложенная по бокам пустыми картонными коробками. Кто-то из парней
 вылил на книги что-то из канистры и бросил горящую спичку. Тут же в небо
 рванулось пламя, охватившее книги. А мужской хоровод стал двигаться
 быстрее и ритмичнее, и даже послышалось пение.
 Айвен сожалеюще причмокнул языком.
 Я обернулся к нему.
 - У меня на родине за такое количество макулатуры можно получить три
 загранпаспорта! - сказал он, негромко возмущаясь.
 - Три загранпаспорта?! - Я посмотрел на соседа как на немножко
 больного человека.
 - Да, - он пожал плечами, не понимая, что меня собственно удивляет в
 его словах. - У нас не хватает бумаги на паспорта и поэтому, если ты
 хочешь ехать за границу - надо сдать 60 килограммов хорошей бумаги. А
 после этого тебе за день выписывают загранпаспорт и ты себе спокойно
 едешь!
 Танец продолжался, но песня теперь звучала другая. Ркниги, сгорая,
 почему-то распространяли по площади запах горящих автопокрышек.
 - Дорогое издание, - пояснил кто-то из европейцев, - корешки на
 каучуковой основе...
 - А ты что, издателем был?! - переспросили этого умника.
 - Нет, переплетчиком, - ответил он и на этом разговор прекратился.
 - А хоть что там сжигают?! - не утерпел и спросил я у ребят, стоявших
В СЂСЏРґРѕРј.
 - Какую-то неправильную книжку про Аллаха, - ответил мне низенький
 парень с вытатуированным якорем на предплечье.
 - А что будет потом?
 Что будет потом, парень не знал.
 - Пионерский костер! - мечтательно, словно вспоминая что-то дорогое
 сердцу, произнес Айвен. - Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры, дети
 рабочих...
 Последние слова он уже пел.
В Рђ СЏ СЃРїСЂРѕСЃРёР» его: что такое пионеры? Рто какое-то РѕСЃРѕР±РѕРµ название
 детей рабочих?!
 - Нет, - он махнул рукой, - это детская политическая партия на моей
 родине. Ртут же продолжил эту, судя по всему, детскую песенку: - Близится
 эра светлых годов. Быть пионером всегда будь готов...
 - Забавные слова, - заметил я, - если "мы уже пионеры", то зачем надо
 быть готовым еще раз быть пионером?!
 - Ты этого не поймешь! - сказал Айвен мягко, стараясь не обидеть
 меня.
 Книги догорали, но теперь зрители тащили и бросали в огонь сухие
 ветки кипарисов. Темнело. Хоровод разошелся, но теперь возле костра
 включили магнитофон и подыскивали мелодию повеселее. Наконец нашли и
 врубили ее на полную мощь двух колонок. Тут же и арабы, и многие из
 европейцев ударились в танец.
 Я отошел на край площадки, освобождая пространство для танцующих. Ко
 мне приблизился Вацлав. По его лицу было видно, что настроение у него
 скверное.
 - Во всем этом меня радует только одно, - сказал он упавшим голосом.
 - На этот шабаш не пришел генерал Казмо!
 - Да, - подумал я. - А ведь генерала действительно не было. Ну что ж,
 будущий президент должен беречь свою репутацию и не посещать сомнительных
 праздников...
В
 На следующее утро в городе здорово пахло гарью.
В Ртот запах просто ворвался РІ наш номер, как только СЏ распахнул РѕРєРЅРѕ.
 Удивительно, что Айвен не проснулся. Будь я на его месте, я бы мигом
 вскочил, подумав, что в гостинице пожар.
 Но сосед мой негромко сопел, уткнувшись в подушку.
 - В принципе, ему это не страшно, - подумал я, вспомнив про новенький
 противогаз.
 Уже выходя из номера, я чуть было не упал, споткнувшись о два
 посылочных ящика, оставленных почтальоном под нашей дверью.
 Хорошо все-таки иметь родственников, которые заботятся о тебе, что-то
 присылают, пишут письма...
 Город еще спал - я даже не знаю, почему я проснулся так рано в то
 утро.
 Было так тихо, что я застыдился звука своих шагов, гулко
 разносившегося по улице, и старался ступать мягче.
 Уже изученной улочкой, ведущей вниз, я шел к набережной.
 Солнце только-только стало опускать свои лучи с крыш домов на окна
 вторых и третьих этажей - теперь там, наверно, начинали просыпаться люди.
 А набережная была пустынна, и море, стараясь не шуметь, плескалось
 рядом с песочным берегом.
 Солнце тяжело и величественно поднималось над горизонтом и мне
 показалось, что я вижу, как оно поднимается. Я даже чуть повел головой
