Светлана Алешина - Акула пера
А я в который раз поражалась, какое количество людей стремится куда-нибудь уехать. Создавалось впечатление, что за три летних месяца все население города проходит через чистилище, называемое вокзалом. Почему в таком случае не становится меньше людей на улицах, совершенно непонятно.
Я потолкалась в очередях возле пяти касс и перешла к следующей. Здесь на меня опять стали коситься, а одна полная дама, страдающая от духоты и обливающаяся потом, раздраженно посоветовала мне встать в конец очереди. Любезно поблагодарив за совет, я ответила, что никуда не еду. Это невинное замечание почему-то всех рассердило, и мне подсказали, что в таком случае я не должна мешаться у всех под ногами.
Мне не хотелось ввязываться в беспредметные споры, и я уже собиралась двинуться дальше, как в этот момент произошло нечто, заставившее меня оцепенеть. На первый взгляд ничего особенного не случилось — просто от кассы отошел мужчина, до этого закрывавший своей широкой спиной все окошечко. В могучих руках он бережно сжимал только что купленные билеты, и лицо у него при этом было счастливое, как у ребенка.
Но я смотрела на него только какую-то секунду. А потом мое внимание приковала личность кассирши, обозначившаяся в окошечке. Очередной пассажир тут же закрыл ее своей спиной, но этого короткого мига мне вполне хватило, чтобы понять, кто это. За стеклянной перегородкой в форменной синей тужурке сидела племянница Самойловой!
Меня даже в жар бросило. Несмотря ни на какую интуицию, к такому повороту дела я была не готова. Почему-то образ племянницы в моем воображении решительно не связывался с железнодорожным ведомством. То, что она, образно говоря, продолжит дело своей тетушки, явилось для меня настоящим откровением.
Сначала я даже не поверила такой удаче. Чтобы убедиться, не мерещится ли мне, я осторожно подобралась поближе к кассе и посмотрела через стекло на сидящую за компьютером женщину.
Никакой ошибки — это была она! Рыжие волосы, сосредоточенное деловое лицо, полноватая фигура — передо мной была племянница Самойловой собственной персоной. К счастью, она была слишком занята, чтобы обращать внимание на посторонних, иначе мой лихорадочный любопытствующий взгляд наверняка насторожил бы ее.
Пора было убираться. Но прежде я взглянула на табличку, висящую за стеклом. «Вас обслуживает кассир Гуськова Любовь Дмитриевна». Итак, отныне племянница обрела имя. Теперь ей от нас не спрятаться.
Я повернулась и стала выбираться из очереди. Наверное, у меня тоже было очень счастливое лицо, потому что пассажиры смотрели на меня с подозрением. И только отсутствие у меня в руках билетов заставило их удержаться от возмущенных замечаний. Не исключено, что они принимали меня за сумасшедшую.
Перейдя в другой конец зала, я стала думать, что делать дальше. Сейчас я была слишком возбуждена, чтобы мыслить логически. Прежде чем строить планы, мне нужно было посоветоваться с коллегами. Но уже в тот момент в моей голове забрезжила некая смутная идея: мне просто не хотелось обдумывать ее на бегу. Чтобы успокоиться и привести мысли в порядок, я решила еще разок заглянуть к старшему кассиру Алевтине Николаевне. После некоторого размышления я решила, что не стану сообщать ей о смерти Самойловой. Судя по всему, кассир Гуськова не стала этого делать, и мне тоже не стоило спешить.
У меня были серьезные подозрения, что Гуськова не только не сообщила о смерти тетки, но вообще не ставила никого в известность о родстве с ней. Зачем ей это было нужно, в общем-то было понятно: если бы на кого-то из них падало подозрение, то это подозрение автоматически распространилось бы и на родственницу.
Но мне было любопытно, каким образом и как давно эти две милые родственницы оказались в штате вокзала. О Татьяне Михайловне я уже кое-что знала. Теперь я решила выяснить кое-что и о ее племяннице.
Алевтина Николаевна узнала меня сразу.
— Вы опять к нам! — расплываясь в улыбке, констатировала она. — Очень приятно! Но теперь-то уж вы точно собрались ехать — угадала? И то верно — когда же отдыхать, как не летом! Я и сама бы, но такая запарка…
— Опять не угадали, Алевтина Николаевна! — вздохнула я. — Не получается у меня отдыхать. Тоже, как вы выразились, запарка…
— Понятно, — сказала она. — Значит, опять по работе? Все про Самойлову пишите?
— Да вот подумала над вашим предложением, — слукавила я. — Может быть, действительно стоит написать о ваших коллегах? На Самойловой ведь свет клином не сошелся…
— И я так думаю! — с энтузиазмом подхватила Алевтина Николаевна. — О передовиках нужно писать, об общественниках! Как раньше было… Человек работает, участвует в профсоюзе, в личной жизни порядок — значит, такому почет и уважение! А сейчас что?
— Скажите, Алевтина Николаевна, — спросила я, — а вообще, кассиры ваши неплохо зарабатывают?
— Ну, хоромы на эти деньги не построишь, конечно, — ответила Алевтина Николаевна. — Но по сравнению со многими зарплаты приличные. Железная дорога все-таки…
— Наверное, к вам не так-то просто устроиться? — поинтересовалась я.
— Само собой, кого ни попадя не возьмем. Работа ответственная, с деньгами, с людьми… Кандидатура должна быть соответствующая.
— А как же вы так прокололись с Самойловой? — спросила я.
— Да это уж давно было, — махнула рукой Алевтина Николаевна. — Я еще тогда старшим не была. Только не скажу, как дело было, но ведь в душу-то каждому не заглянешь, верно?
— А остальные кадры вас, значит, не смущают? — улыбнулась я.
— В основном нет! — горячо откликнулась Алевтина Николаевна. — Девчата хорошие. Да я и прошлый раз вам говорила…
— А на замену Самойловой кого взяли? — спросила я. — Неожиданно ведь вышло. Кстати, откуда вы узнали, что Татьяна Михайловна попала в больницу?
На лице Алевтины Николаевны появилось слегка растерянное выражение.
— Постойте! — сказала она. — Как же дело было? Мы ведь, и правда, ничего не знали… Кто-то нам позвонил! — вспомнила вдруг она. — Точно! На следующее утро позвонили — из управления. Я еще удивилась, как они быстро там узнали про Самойлову. Они же и кандидатуру предложили на освободившееся место. По их рекомендации в тот же день девочка пришла — мы ее и взяли, временно.
— А вы не помните, кто звонил конкретно?
— Ну как не помню! Сам Валентин Данилыч звонил! — уважительно произнесла Алевтина Николаевна.
— А кто это — Валентин Данилыч?
— Ну как же! Валентин Данилыч Синицын — заместитель начальника управления по кадрам, разве вы не в курсе? — удивилась Алевтина Николаевна.
— Да я ведь не работала на железной дороге, — с улыбкой ответила я.
— Ну да, конечно, — кивнула Алевтина Николаевна. — Я уж по привычке. Валентин Данилыч у нас большая шишка. Поэтому девочку приняли без разговоров. Ну, она и опытная оказалась, справляется…
Я уже почти не сомневалась, какая фамилия у этой «девочки», но для очистки совести задала Алевтине Николаевне этот вопрос.
— Гуськова ее фамилия, — ответила она, — сегодня она, кажется, как раз и работает. Они посменно у нас.
— И когда, скажем, Гуськова следующий раз выходит в смену? — поинтересовалась я.
— Завтра в ночь, — ответила Алевтина Николаевна и тут же подозрительно уставилась на меня. — А зачем вам? Хотите написать, что к нам иначе как по звонку не устроишься?
— Ну что вы! — сказала я. — Работа же ответственная — с улицы кого попало не возьмешь. Только я не поняла, почему Валентин Данилыч вам звонил, а не начальнику вокзала, например? Вам это не показалось странным?
На лице Алевтины Николаевны появилось беспокойство.
— Вы думаете, кто-то себя за Синицына выдать хотел? Да нет, я голос Валентина Данилыча знаю… Строгий такой мужской голос. Нет, точно он был! А почему мне звонил? Не знаю. Может, предупредить заодно хотел, что с Самойловой беда приключилась? Да вы не сомневайтесь! Я сразу кадровику нашему доложила — он не возражал, все по закону…
— Да я и не сомневаюсь, — успокоила я ее. — Профессиональное любопытство, знаете ли… А вообще, признаться честно, все так надоело! Вот, думаю, может, действительно взять билет да и махнуть куда-нибудь на Кавказ?
— А я сразу так и сказала, — сочувственно заметила Алевтина Николаевна. — На Кавказе сейчас, конечно, опасно… Я бы на вашем месте в Крым махнула. Хоть и в Сочи тоже неплохо…
Мы немного поговорили о превратностях, поджидающих в наше время путешественников, а потом я стала прощаться. Никакие поездки меня, разумеется, не интересовали, просто мне нужно было перевести разговор в другое русло — совсем ни к чему было, чтобы Алевтина Николаевна заметила мой пристальный интерес к новенькой кассирше. Идея, которая недавно слабой искрой мелькнула у меня в мозгу, постепенно начала оживать, приобретать какие-то отчетливые формы и обрастать деталями. Но для ее осуществления требовалась полная секретность. Никто из посторонних не должен был ничего знать.
