Мила Серебрякова - Завещание английской тетушки
– Здесь не самое подходящее место для бесед.
– Другого нет.
Дверь Большовых вновь открылась, и Валерка швырнул на площадку шубу, сапоги и сумочку жены.
– Одевайся и проваливай.
– Валер…
– Шлюха!
Кира подняла шубу.
– Как болит лицо… По-моему, у меня зуб шатается.
– Поехали ко мне домой.
– Нет.
– Кира!
– Валерка опять приревнует.
– К кому?
– Не поеду.
Дождавшись, пока Большова облачится в верхнюю одежду, Копейкина нажала на кнопку вызова лифта и практически силой втащила Киру в подъехавшую кабину.
– Посмотри на себя, – она протянула зеркальце.
– Ух ты!
– То-то и оно. Если вовремя не обработать раны и не наложить компресс, превратишься в чучело.
Кира порылась в сумочке.
– Он ключи от машины вытащил, а я в таком виде в метро не спущусь.
– Я сама на колесах.
Большовой не оставалось ничего другого, как согласиться на приглашение Копейкиной. В машине Катка начала читать длинную лекцию на тему «Насилие в семье». Кира слушала вполуха, а когда Катарина на секунду умолкла, выдавила:
– Тебе хорошо, наверное, без мужа живешь, хлопот не знаешь.
– Да лучше одной куковать, чем с дебоширом.
– Я б куковала, имейся у меня профессия. После школы забила на институт, ни дня не работала – жила за счет Валерки.
– Кто мешал пойти учиться дальше?
– Хватит! И так тошно, еще ты с нотациями. Чего зря болтать? В семнадцать лет о будущем не задумываешься, живешь радужными мечтами, а на четвертом десятке поздно меняться.
– Меняться никогда не поздно.
Большова отмахнулась. До дома они доехали в гробовой тишине.
Пропустив Киру в квартиру, Катарина включила свет и, поднеся палец к губам, прошептала:
– Быстро скидывай шубу и дуй в ванную комнату. Не хочу, чтобы мои домочадцы лицезрели тебя в таком виде.
Но проникнуть в ванную незаметно оказалось делом непростым.
Не успела Большова сделать и двух шагов, как в коридор влетела Розалия Станиславовна.
Несколько секунд свекрища смотрела на незнакомку, затем, переведя взгляд на Катку, прогремела:
– Кто эта Квазимодо?
На ее вопль из гостиной вышли Натка с Галкой.
– Батюшки! – запричитала Наталья.
– Ого! – Клюева опустила на пол Лизавету и на всякий случай спряталась за Розалией.
– Ну, чего вы уставились? – разозлилась Катка. – Не видите, человеку нужна помощь. Кира, иди умойся.
Большова потопала в ванную, Натка побежала следом.
– Мы ждем объяснений, – потребовала Розалия.
– Киру избил муж. Довольны?
– Как избил?
– Молча. Вернее, его действия сопровождались ненормативной лексикой.
– А за что избил? – Галка посмотрела на шубку Большовой.
– Приревновал.
– Как романтично! – Розалия Станиславовна мечтательно закатила глаза. – Меня однажды тоже приревновал муж. Только хоть убей, не помню какой: то ли второй, то ли третий. И тоже, представьте себе, влепил мне пощечину.
– Вам?! – Галка неподдельно удивилась. – Не верю.
– Мне. Разумеется, я женщина воспитанная, посему, как вы сами понимаете, не могла стерпеть столь оскорбительного унижения.
– А что вы сделали?
– Дала сдачи.
– И?..
– В больнице мы помирились. Врач сказал, что перелом закрытый, поэтому мой благоверный ходил в гипсе недолго.
Катарина прошла на кухню. Пока Наталья обрабатывала ссадины Киры, она заварила чай.
Стоило Большовой выйти из ванной, как Розалия хлопнула себя ладонью по бедру.
– Мать моя! Ну и харизма у тебя!
– Чай готов, – быстро вставила Ката.
За столом свекрища никак не могла угомониться.
– Кирочка, детка, глядя на твою… э… физиономию, я вспомнила свой любимый анекдот. Жила-была девочка, у которой лицо был похоже на… на заднее место. И очень она от этого страдала. Мать как могла успокаивала дочурку, внушая, что та самая красивая-раскрасивая на всем белом свете. И вот однажды, наслушавшись бредней мамаши, девочка пошла погулять. Идет, значит, по улице, смотрит, а на дороге люк канализационный открыт. Ну, она нагнулась посмотреть, что там внизу, а оттуда мужской бас: «Вот только срать сюда не надо». Ха-ха! Смешно, правда?
– Обхохочешься.
Натка скривилась.
– За столом и такие анекдоты…
– А ты вообще помолчи, чудо-юдо заморское. Кирочка, кушай бутербродик.
– Спасибо, после вашего анекдота расхотелось.
– А хотите, еще один расскажу? Было у отца три дочери. Старшая…
– Розалия Станиславовна, дайте нормально чай попить.
– Пей, кто мешает.
– Вы.
– Придется терпеть. Я у себя дома, что хочу, то и делаю.
– Тогда мы пойдем в мою спальню. – Копейкина отодвинула чашку.
Усадив Большову в кресло, Катка извинилась:
– Не обращай внимания на Розалию. На самом деле она намного лучше, чем хочет казаться со стороны.
– Проехали.
– Как лицо? Болит?
– Побаливает. – Кира погладила нижнюю губу.
– Но разговору это не помешает.
Зрачки Большовой расширились. Катарине показалось, что в глазах собеседницы мелькнул испуг.
ГЛАВА 11
– Не понимаю, при чем здесь Полина? Она умерла семь лет назад, и вдруг откуда ни возьмись появляешься ты.
– Убийца Виноградовой на свободе, а раз так, то срок давности не имеет значения. Или ты придерживаешься мнения, что Полю убил Леонтий?
– Нет, – Кира ответила не задумываясь. – Кто угодно, только не Леонтий. Он не способен на убийство. Его оклеветали.
– Вот и расскажи, кто мог ненавидеть Полю до такой степени.
– Почему именно я?
– Вы были подругами.
– Полинка никогда не была душой компании, ее многие не любили. И это еще мягко сказано. Например, незадолго до убийства Поля пособачилась с матерью Гусаковых. И если Полинка не врала, рассказывая о той ссоре, то Гусакова грозилась отправить ее на небеса.
– Кто такая Гусакова?
– Мать Ваньки и Вовки. Братьев-близнецов угораздило по уши втрескаться в Польку. Парни как с катушек съехали, потеряли покой и сон.
– Оба?
– Представь себе. Ходили за Полинкой хвостиком. Двумя хвостиками.
– А она?
– Откровенно? Не нужны они были ей оба: ни Ванька, ни Вовка. Морочила парням головы, флиртовала, кокетничала, а к себе не подпускала. Полина такая, ей нравилось смотреть на страдания других. Ох, как же Гусакова злилась! Она обвиняла Польку во всех смертных грехах. Один раз даже выследила нас в парке и закатила умопомрачительный скандал. Требовала, чтобы Виноградова немедленно прекратила общаться с ее сыновьями. Наивная, она и не подозревала, что в скором времени ее детки будут ждать Полькиного решения, с кем именно она согласится провести остаток жизни.
– То есть?
– Тебе ведь известно про завещание?
– Известно.
– После смерти бабки Полина жаждала забеременеть. Тут-то и пригодились братики. Крутила с ними обоими одновременно. Понимаешь, о чем толкую?
Катарина кивнула.
– И кто знает, кому посчастливилось бы взять в жены Виноградову, не случись того, что случилось. Лично мне Полинка по большому секрету говорила о симпатии к Вовке, хотя, по ее же словам, в постели ее больше удовлетворял Ванька. На деле же она не любила никого. Перед самым днем рождения Поля сказала, что послала братьев куда подальше.
– По причине?
– Не выяснила. Обмолвилась лишь, что те озверели, услышав заявление пассии. Как по-твоему, можно их зачислить в число подозреваемых?
– Вполне.
– Вот тебе и враги.
– Полина собиралась устроить в субботу сюрприз. Тебе о нем что-нибудь известно?
– Впервые слышу. – Кира положила ногу на ногу. – И вообще, глупая затея копаться в событиях семилетней давности. Ничего ты не выяснишь, все быльем поросло.
Прежде чем заговорить снова, Катарина выдержала длинную паузу.
– Кира, а Лиана Виноградова теоретически способна на убийство?
Большова вздрогнула.
– Ну и вопросик…
– Я же сказала: теоретически.
– Ответа от меня не жди, не собираюсь возводить на человека напраслину.
– Если сузить круг подозреваемых до минимума, то получается, что в первую очередь смерть Полины была выгодна Лиане и Леонтию.
– Я же сказала, Леонтий невиновен. Чем ты слушаешь? Он чист на все сто процентов!
– Не кричи. Во-первых, ты не можешь быть до конца уверенной в его невиновности…
– Могу! – гаркнула Большова.
– Продолжай.
– На суде было бы достаточно одного моего слова, чтобы Леонтия оправдали. Но я промолчала. Промолчала, как последняя предательница. И он молчал. Он меня не выдал. Мог, но решил до конца оставаться настоящим мужиком. Семь лет Леонтий парился на нарах, а я все семь лет каждое воскресенье ходила в церковь и вымаливала у бога прощение.
– За что?
– За вранье, за трусость, за измену.
– Кира, выражайся яснее.
– В тот момент, когда убийца орудовал ножом, Леонтий был у меня в номере. Он пришел в двенадцать и пробыл там до тех пор, пока не услышал крики Лианы из коридора.
– Вы были любовниками?
