Мила Серебрякова - Завещание английской тетушки
– А почему книга заламинирована?
– Сам удивился. Наверное, такие новшества.
– Послушайте, Никита, – мило заулыбалась Катка, – а сколько стоит книга?
– Шестьсот рублей.
– Сколько?
– Вы не ослышались.
– Похоже, автор действительно раскрыла секрет вечной молодости, в противном случае пылиться бы книженции на полке до скончания века.
– Говорят, стотысячный тираж раскупили меньше чем за месяц.
– Невероятно.
– И тем не менее факт остается фактом.
– Никита, продайте мне книгу, умоляю! Я даже готова заплатить на сто рублей больше.
– Не могу.
– Даю двести сверху.
– Не просите.
– Тысячу!
– Да поймите вы, я бы вам ее бесплатно отдал, но теща… страшный человек. Заставила меня с работы отпроситься, совещание перенести. Да за любой маломальский способ омолодиться она земной щар перевернет. Ваша свекровь с ней и рядом не лежала. Ну, например, способна ваша фурия по четыре часа заниматься прической?
– А ваша способна переколотить в квартире всю посуду только потому, что сломала ноготь?
– Еще как способна. Слабо вашей мамаше отправиться в ночной клуб и до утра отплясывать с подвыпившей молодежью, потом устроить скандал, загреметь в ментовку и в конечном итоге развести зятька на приличный штраф?
– Удивили. Зато вашей молодке не придет в голову переться в мини-юбке на кастинг Снегурочек.
– Оба-на, это что-то новенькое.
– Для кого как. А для нашей семьи почти норма.
– Она вас бьет? – понизив голос, спросил Никита.
– Розалия Станиславовна? Типун вам на язык.
– То-то, а меня бьет.
– Теща?
– Она самая. Видите шрам над правой бровью? Ее работа. На дне рождения угораздило меня озвучить истинный возраст ведьмы. Результат, как говорится, на лице.
– Чем она вас?
– Салатницей.
Катка поежилась.
– Да, действительно, вам книга нужнее. Ладно, – махнула она рукой, – двум смертям не бывать, а одной не миновать.
– Погодите. Я, кажется, нашел выход из положения.
– Какой? Разорвать творение Сидоровой на две части?
– Идем…
На улице Никита осмотрелся.
– Вон почта, направляемся туда.
– Можете объяснить, что я забыла на почте?
– У них есть ксерокс.
– И?..
– Отксерим книгу – и каждый останется жив-здоров.
Катарина присвистнула.
– Гениально! Никита, вы чудо!
Через пять минут, договорившись с милой дамой об аренде ксерокса, Никита начал вызволять книгу из целлофанового плена.
– Ну, блин, придумали. Лишняя морока, честное слово.
Пожилая работница почты принесла бумагу и охнула.
– Вы с этим талмудом целый час промаетесь, а мы через сорок минут закрываемся!
– Успеем, – пробасил Никита.
Катка открыла кошелек.
– Сколько я вам должна?
– Так… – Тетка деловито нахмурила брови. – Количество листов в книге назовите.
– Четыреста сорок.
– Ксерить с двух сторон будете?
Никита вопросительно посмотрел на Копейкину.
– С одной, – выпалила та.
– Угу, значится, посчитаем… Две книжные страницы поместятся на одном листе.
– Двести двадцать.
– Умножаем на пять рублей, итого с вас тысяча сто.
– Не слабо. – Катарина протянула купюры. – Но ради собственного спокойствия я готова заплатить в два раза больше, лишь бы свекрища осталась довольна.
– Как в два раза? У вас еще одна книга есть?
– Нет, нет, слава богу, единственный экземпляр.
Никита подошел к ксероксу, как вдруг на пол спикировала золотистая карточка, сильно смахивающая на визитку.
Катка нагнулась.
– Она упала из книги.
– Закладка, что ли?
На плотной карточке размером пять на десять сантиметров была изображена ядовито-зеленая пальмовая ветка.
– В урну ее, – возвестил Никита. – Времени мало.
Проигнорировав приклеенный к внутренней стороне обложки купон, он нажал на черную кнопку. Ксерокс заработал.
Уложились, что называется, тютелька в тютельку.
В «Фиат» Катка садилась с чувством выполненного долга. Двести двадцать листов бестселлера покоились на переднем сиденье, дожидаясь, когда Розалия начнет с жадностью вычитывать рецепт вечной молодости…
Не успела Копейкина зайти в прихожую, как из гостиной выбежал сонный Парамаунт. Приветствуя хозяйку, перс настойчиво терся о ноги, требуя немедленной порции ласки.
– Подожди, дружочек, сначала порадуем Розалию.
Свекровь принимала ванну. Наталья с Галкой смотрели телевизор.
– Ну ты и путешественница, – прогудела Клюева, не отрываясь от экрана. – Целый день мотаешься, как только голова не раскалывается.
– А вы, я смотрю, развлекаетесь на полную катушку.
– Ага, как же, – засопела Натка, – даст нам Розалия поразвлечься. Весь вечер нервы выматывала в ожидании книги. Кстати, ты ее купила?
– А то!
– Воистину! – Натали перекрестилась.
Покончив с банными процедурами, Розалия примчалась в гостиную с вытаращенными от возбуждения глазами.
– Купила? Ну, не молчи!
– Шедевр Анны Сидоровой ждет вас в лучшем виде в спальне на журнальном столике.
Свекровь расцвела.
– Иди, я тебя поцелую. Моя ты деточка… Чмок, чмок…
– Вы меня смущаете.
– Ути-пути, ангел мой. Обожаю.
Напевая под нос веселый мотивчик, Розалия потопала к себе, объявив:
– Ко мне не заходить. Я занята.
– Хорошо, хорошо. – Наташка отправила в рот черносливину, с интересом наблюдая за действом на экране.
Катка собиралась уже сесть в кресло, когда в квартире раздался нечеловеческий вой.
– Кто это? – Галка вздрогнула.
– Никак соседи тигра завели, – пискнула Наталья.
– Катарина! Катарина! – выла свекровь. – Иди сюда, стерва! Я тебя убивать буду!
Все понеслись в спальню свекрухи.
Сидя на полу, Розалия в клочья рвала отксеренные листы и на чем свет проклинала невестку:
– Гадина! Ката, какая же ты гадина! Тупорылая обезьяна! Кретинка в стадии дебилизма! Олигофренка!
– Розалия Станиславовна, вы в порядке? – Клюева тронула свекровь за плечо.
– Пошла прочь, жирдяйка. А ты, – свекрища вскочила на ноги и подбежала к перепуганной до смерти Копейкиной, – немедленно отвечай, где моя книга?
– Так вот же, вы ее рвете.
– Это не книга, черт тебя дери!
– Я ее отксерила.
– Отксерила?! Я сейчас тебя отксерю, я тебя так отксерю… разорву на тысячу кусков!
– Да в чем дело?
Размахивая кулаками, Розалия Станиславовна рухнула на кровать.
– Ты еще спрашиваешь? Остался один экземпляр, я возлагала на него такие надежды, такие планы…
– Не понимаю.
– Книгу написала Анна Сидорова! Тебе что-нибудь говорит это имя?
– Нет.
– Мне говорит, – несмело подала голос Натка.
– И что же оно тебе говорит?
– Анна Сидорова – писательница.
– У-у-у-у-у… Ненавижу! Неандерталки! Никчемные деревенщины! Сидорова владеет самым дорогим салоном красоты в городе. Она написала книгу, в которой…
– Открыла рецепт вечной молодости. Я в курсе.
– Да пошел твой рецепт вместе с книгой! Мне нужна была карточка, я чувствовала, что она достанется мне. Чувствовала! А ты все испохабила.
Катка вдавила голову в плечи.
– Кхм… к-карточка? К-к-ка-кая карточка?
– Золотистая. Анна написала книгу, ее издали стотысячным тиражом.
– Ну.
– И всего в трех экземплярах имелись карточки: белая, серебристая и золотистая. Тот покупатель, которому посчастливится найти белую, получит какую-то хрень, обладатель серебристой тоже не особо прибарахлится, а вот золотистая означает… Она дарит целый месяц любых бесплатных процедур в салоне Сидоровой. Понимаешь, дурья ты башка? Месяц!
– Вы и так ходите в лучшие салоны столицы.
– Замолчи! У Аньки суперсалон! Там один маникюр сто пятьдесят баксов стоит. Престиж! Шик! Гламур, мать его так!
– Розалия Станиславовна, я вас заверяю, никакой карточки в книге не было. Успокойтесь.
Катка на мгновение представила лицо тещи Никиты, и ей сделалось не по себе. Наверняка мамаша его супруги отправила зятя за нетленкой по той же причине, что и Розалия. Бедный блондинчик, не хотела бы она оказаться на его месте. Впрочем, в настоящий момент ей и на своем несладко приходится.
– Почему вы раньше не сказали мне о секрете книги?
– Узнала только сегодня. Слушай, ты не врешь? Карточки действительно не было? Ты хорошо смотрела? Поклянись.
– Даю вам честное слово, что я, Катарина Копейкина, в глаза не видела золотистую карточку с изображением зеленой пальмовой ветки. Ой…
– Откуда ты узнала, что там пальмовая ветвь?
– Я… догадалась. А там действительно изображена ветка, да? Хи-хи… Надо же… Хи-хи-хи… Как я проинтуичила…
Розалия встала.
– Ката, беги в ванную, – только и успела крикнуть Наташка.
Замок щелкнул вовремя – Копейкина в безопасности. Под оглушительные визги свекрови, которые каждые десять секунд сменялись отборными ругательствами вплоть до матерных, Катка обмотала голову полотенцем и заткнула уши.
