Мэри Кларк - Где ты теперь?
— Когда мама заболела, она призналась мне, что хочет одного — чтобы я брал с тебя пример.
Он был вознагражден, увидев, как на глаза дяде навернулись сентиментальные слезы.
После ужина Хокни взял такси, доставил дядюшку домой и не уходил, пока тот не вошел в квартиру.
— Запрись на два замка, — предостерег он с последним ласковым объятием.
Как только защелкали замки в подтверждение того, что Олсен последовал совету, Хокни сбежал вниз по лестнице и быстрыми шагами направился к себе, за десять кварталов.
Войдя в свою квартиру, он мигом переоделся из костюма с галстуком в джинсы и фуфайку. «Пора навестить Сохо, — сказал он себе, — Господи, я думал, что свихнусь, пока целую вечность сидел с этим стариком».
Его квартира на первом этаже была с отдельным ходом. Выйдя на улицу, он оглянулся и, как часто случалось, вспомнил о предыдущем квартиросъемщике, преподавательнице актерского мастерства, убитой на улице всего в квартале отсюда.
«Я тогда жил в подвале, — подумал он.— Но после смерти преподавательницы папаша был даже рад позволить мне пожить здесь. Я убедил его, что люди суеверны. Он согласился со мной, что лучше квартиру не сдавать, пока о смерти женщины судачат в прессе. Было это девять лет назад. А сейчас кто помнит о том убийстве?
Никогда отсюда не уеду, — поклялся он себе.— Квартира устраивает меня во всех отношениях, и здесь нет дурацких камер наблюдения, чтобы шпионить за мной».
31
Визит детектива Барротта объяснялся весомой причиной. Ему понадобилась записка от Мака, опущенная в корзинку для пожертвований. Теперь записка лежала в папке Мака в отцовском кабинете. Я пригласила Барротта подняться со мной наверх, и он проследовал за мной в квартиру.
Я намеренно поступила невежливо, оставив его ждать в прихожей, а сама направилась в кабинет. Записка по-прежнему хранилась в пластиковом мешочке для бутербродов. Я вынула ее оттуда и внимательно рассмотрела. Восемь слов большими печатными буквами. «ДЯДЯ ДЕВОН, СКАЖИ КАРОЛИН, ЧТОБЫ НЕ ИСКАЛА МЕНЯ».
Откуда мне было знать, что именно Мак написал эти слова?
Бумагу, видимо, неровно вырезали из листа побольше. Когда я принесла записку Барротту в прошлый понедельник, он не заинтересовался. Сказал, что слишком много людей держали ее в руках: по крайней мере, один церковный смотритель, мой дядя, моя мать и я сама. Не помню, говорила ли я ему, что показывала записку и Эллиотту. Так какие были шансы, что на ней остались отпечатки Мака?
Я снова засунула записку в пластик и вынесла ее Барротту. Он как раз разговаривал по своему мобильнику. Увидев, что я иду по коридору, быстро завершил разговор. Я-то надеялась, что он просто заберет записку и уйдет, но вместо этого он сказал: — Мисс Маккензи, мне нужно с вами поговорить.
Только не волноваться, твердила я себе, ведя его в гостиную. Колени внезапно стали ватными, и я опустилась в большое кресло времен королевы Анны, которое так любил отец. Я взглянула на отцовский портрет, сделанный по заказу матери. Он по-прежнему висел над каминной полкой. Кресло было развернуто к камину, и отец, бывало, шутил, что, сидя здесь, он ничего другого не делает, а только любуется самим собой. «Боже мой, Лив, ты только посмотри на этого восхитительного щеголя, — не раз повторял он, — Сколько ты переплатила художнику, чтобы он меня так приукрасил?»
Отцовское кресло каким-то образом придавало мне смелости. Детектив Барротт присел на край дивана и взглянул на меня довольно сурово.
— Мисс Маккензи, мне только что сообщили, что в наш офис позвонил Эрон Клайн из Дарьена, Коннектикут, и заявил, что девять лет назад его мать убил именно ваш брат. Он всегда подозревал, что убийце понадобилось забрать что-то из ее квартиры. И вот теперь он убедился, что этим предметом были пленки с голосом вашего брата. По его словам, вы собирались привезти ему запись и дать послушать. Она все еще при вас?
Мне словно плеснули в лицо ледяной водой. Я прекрасно представляла, какое впечатление произведет на него запись. Он и все прочие работники в офисе окружного прокурора решат, что Мак попал в серьезную переделку, о которой поведал преподавателю Эстер Клайн. Я вцепилась в подлокотники кресла.
— Мой отец был юристом, я тоже юрист, — сказала я Барротту, — и прежде чем произнести еще одно слово или отдать вам какой-либо предмет, я собираюсь проконсультироваться с адвокатом.
— Мисс Маккензи, я хочу кое-что вам разъяснить, — произнес Барротт.— В субботу утром Лизи Эндрюс была все еще жива. Для нас самое важное — найти ее, если уже не слишком поздно. Вы, должно быть, слышали в новостях, что два дня назад она позвонила отцу и пообещала позвонить снова в следующий День матери. Вы наверняка согласитесь, что речь не идет о простом совпадении. Она следует... или вынуждена следовать... примеру вашего брата.
— Никакой не секрет, что Мак звонит в День матери, — запротестовала я, — Многие об этом знали. Через год после исчезновения Мака какой-то журналист написал о нем статью, где упомянул этот факт. Все это выложено в Интернете, любой может прочитать.
— Однако в Интернете нет упоминания о том, что после убийства преподавателя актерского мастерства из квартиры убитой пропали все пленки с голосом вашего брата, — выпалил Барротт и грозно посмотрел на меня, — Мисс Маккензи, если на пленке, что у вас хранится, есть хоть какая-то зацепка, способная помочь нам отыскать вашего брата, то из простого чувства порядочности вы обязаны отдать мне пленку прямо сейчас.
— Пленку я вам не отдам, — сказала я.— Но я готова поклясться, на ней нет ничего, что могло бы подсказать, где сейчас находится Мак. Скажу больше. Запись звучит меньше минуты. Мак говорит несколько слов своему преподавателю, потом начинает декламировать отрывок из Шекспира. Это все.
Кажется, Барротт мне поверил. Он кивнул.
— Если получите от него известие, — сказал он, — или вас посетит мысль, как нам его отыскать, надеюсь, вы не забудете, что жизнь Лизи Эндрюс гораздо важнее, чем попытки защитить вашего брата.
После ухода Барротта я сделала то, что должна была сделать безотлагательно, — позвонила боссу
Эрона Клайна, Эллиотту Уолласу, лучшему другу моего отца, моему названому дяде, поклоннику моей матери, и рассказала, что вопреки нашему соглашению пойти навстречу желанию Мака я своими стараниями сделала из своего брата подозреваемого в убийстве и похищении.
32
Все выходные у Ника Демарко на душе скребли кошки. Ему не хотелось признаться самому себе, насколько его взволновала встреча с Каролин спустя много лет. «Пицца и паста» — такое прозвище он прилеплял к себе в те дни, когда получал приглашение на ужин в дом Маккензи.
Он тогда понятия не имел об этикете. Всякий раз наблюдал, какой вилкой они пользуются, как раскладывают салфетки на коленях. Его отец закладывал салфетку за воротник. Мистер Маккензи подшучивал над своим пролетарским происхождением, но Нику от этого легче не становилось. Он думал, что старик по своей доброте старается приободрить неловкого увальня.
К тому же его угораздило втюриться в Барбару. Теперь, вспоминая прошлое, он понимал, что это был всего лишь еще один повод приревновать к Маку.
И Барбара была тут совершенно ни при чем.
Дело заключалось в Каролин.
Ему всегда было легко с этой забавной и остроумной девушкой. И вечер, проведенный недавно с ней, ему очень понравился.
Семейство Мака стало для него, молодого сноба, идеалом. Он любил своих родителей, но испытывал неловкость оттого, что отец носит подтяжки, а мама кидается обнимать каждого постоянного клиента. Как там говорится? Что-то вроде «Наши дети сначала нас любят, по мере взросления они начинают нас судить, иногда они нас прощают».
Следовало бы сформулировать иначе: «Родители сначала нас любят, по мере нашего взросления они нас судят. Иногда они нас прощают». Но не часто.
Ник не хотел, чтобы отец продолжал работать в маленькой забегаловке. Он не понимал, что делает, когда поставил его во главе своего нового ресторана. Отец стал несчастным. Мама тоже скучала по своей кухне. А их зарвавшийся сынок не позволял им оставаться самими собой.
Ник Демарко, успешный во всем, самый популярный, по всеобщему признанию, холостяк месяца, у которого нет отбоя от девушек, с горечью подумал он. Ник Демарко, любитель рискнуть по-крупному. А теперь еще, возможно, Ник Демарко, свалявший большого дурака.
Лизи Эндрюс.
Что, если кто-нибудь слышал, как он предлагал ей помочь с шоу-бизнесом? Камера не засняла тот момент, когда он передал ей свою карточку с адресом, но что, если кто-то это видел?
33
Во вторник утром капитан Ларри Ахерн и детектив Боб Гейлор, оба относительно отдохнувшие после шестичасового сна, уже сидели в техническом отделе офиса окружного прокурора и просматривали записи с камер наблюдения, установленных в трех других ночных клубах, где в последний раз видели пропавших молодых женщин.
