Марина Серова - Красота требует жертв
— Что это такое?
— Как? Разве вы пришли сюда не за этим?
— Нет! Я первый раз вижу эту вещь. Я думала, вы нашли мой «Кодак» с фотографиями…
* * *Ну, Таня? Эффект что-то не получился. Завис в воздухе и оказался дешевым проколом.
Прокол-то проколом, но есть и свои плюсы. Теперь у тебя остался только один подозреваемый. Или — одна?
— Простите, — сказала я. — Будьте все-таки любезны рассказать, о чем вы говорили со Светой Точилиной. Может быть, вы заметили тогда что-нибудь странное?
— Что? Ах, да нет… Ничего там странного не было. Света была очень веселой — как будто избавилась от груза. Последнее время с ее лица не сходило мрачное выражение. В общем-то, я сама виновата — ведь я накричала на нее, когда она вдруг пришла и сказала мне, что никогда не доверит воспитание ребенка этому чудовищу… Вы ведь знаете о том, что ей встретился некий человек?
Я кивнула.
— Так вот…
— Постойте. Повторите еще раз эту фразу, — попросила я.
Как же я сразу не догадалась!
Вензель на крышке органайзера. Валя Прянкина…
— Никогда не доверит своего ребенка…
Йес… Так я и предполагала. Та смутная мысль, которая мелькнула несколькими днями раньше, исчезла, не успев окончательно оформиться… А ведь она была — эта бросившаяся мне в глаза странная связь вензеля с начальной буквой фамилии…
— А фотографии… Да, я их делала. Но никто ведь не судит строго за такие слабости? А вот Янкин бы меня выгнал. Света знала о том, что я, как бы это выразиться… люблю подглядывать в щелочку. И знала, что я их фотографирую. Извините, — подняла она глаза на моего спутника, — но ваша подружка сама мне разрешала фотографировать ее.
Он улыбнулся. Похоже, это его нисколько не волновало. Куда больше интересовала его дверь в кафе, бесконечно хлопавшая, впускавшая все новых и новых посетителей. Времени было уже три минуты третьего.
— Валя задерживается, — пробормотала я себе под нос, старательно прогоняя мысль о том, что она не придет сюда вовсе.
Но мои надежды постепенно таяли.
Когда эти надежды почти совсем испарились, я заметила, что устремленное на дверь лицо моего спутника напряглось.
Я проследила за его взглядом и буквально оцепенела. Потому что на пороге кафе стоял человек, которого я меньше всего ожидала увидеть.
Герр Шумахер.
Глава 10
Аплодисменты, публика! Все актеры выходят на прощальный поклон. Маски снимаются, и под ними наконец-то начинают проглядывать лица — истинные лица тех, кого мы даже не ожидали увидеть. И хотя сие действо, происходившее на моих глазах, напоминало мне японский театр кабуки или комедию дель арте, где никто и никогда не догадается, что за физиономия спряталась за обильным гримом, я была вполне удовлетворена. Я даже не шевельнулась в тот момент, когда дебелый герр Шумахер с завидной прытью подскочил к нашему столику и выхватил органайзер. Единственное, чего я пока не могла понять, — почему из-за этой глупости развернулись такие боевые действия? Но, поразмыслив, я все-таки соизволила решить, что все войны сотворены из глупостей, и, дождавшись, когда неожиданно юркая фигура герра скроется за дверью, я вскочила и вылетела вслед.
В конце улицы мелькнул Сергей, которому я махнула рукой, и помчалась дальше, почти на сто процентов уверенная, что мои вассалы следуют за мной.
Герр Шумахер уходил, как будто всю жизнь обучался спринтерскому искусству. Старательно петляя, он не воспользовался машиной, а мчался по людным улицам — наверное, боялся, что я начну палить по колесам.
Я сняла туфли и бежала босиком, уверенно рассекая пространство привычными движениями девочки, выросшей в тесноте трамваев, расталкивая толпу прохожих.
За мной слышалось тяжелое дыхание «детей Валентины Прянкиной».
Герр Шумахер наконец-то свернул в переулок, потеряв от усталости бдительность. Тут-то я его и догнала.
Прыгнув сзади, как озверевшая кошка, я заломила ему руку за спину и ласково прошептала:
— Не бойтесь, вам будет не очень больно…
Он постарался вывернуться, но, умело действуя правой ногой, я уложила его на асфальт. Если на улице кто нами раньше и интересовался, то теперь праздный интерес прохожих уступил место испугу, народ ретировался кто куда. Какая-то дама истошно завопила: «Милиция!», но меня это не взволновало. Напротив, я сама попросила бы вызвать милицию. Тем более что все происходило в районе, вверенном тщательному присмотру именно Мельникова Андрея Николаевича.
— Отпустите, как вам не стыдно? — просил меня по-немецки задыхающийся толстяк.
— А как вам не стыдно воровать чужие органайзеры? — сквозь зубы проговорила я.
— Это вещь моей жены.
— И вы знаете, почему она ей так дорога? — усмехнулась я. — Вы вообще о вашей жене что-нибудь знаете?
— Какое вы имеете право? — взвизгнул он.
— Послушайте, — устало сказала я, чувствуя, что разговаривать с этой тупой башкой невыносимо — он не способен понимать нормальную речь. — Ваша жена убийца. Ее имя — Валентина Прянкина.
— Нет, ее фамилия Амелина! И зовут ее Валерия…
— Тогда чего же она так боялась?
Амелина… Виталий Амелин. Все-таки он.
— Отпустите меня, если хотите, чтобы я говорил.
— Отпусти его…
Голос за моей спиной был холодным и властным. Я попыталась обернуться, но не могла — в мой затылок уперлось холодное дуло револьвера. «Ну вот… Теперь соображай, как выкручиваться, — с тоской подумала я. — Нет, пора переквалифицироваться в бухгалтеры — эта работа становится слишком нервной, состоит из стрессов, а от стрессов в крови возникают радикалы, которые порождают опухоли… А так как из двух видов опухолей — выхухолей и просто хахалей, мне куда дороже второе, я уж и не знаю, что мне делать!»
— Сейчас, — пообещала я, немного ослабив хватку. Шумахер начал освобождаться. Тогда я резко и неожиданно развернулась и выбила у противника револьвер.
— Все-таки — что было в этом органайзере? — поинтересовалась я, сжав железной хваткой ее ослабевшие запястья. На самом деле в эту минуту я думала, что Валя Прянкина все-таки самая страшная женщина, которую мне когда-либо доводилось встречать.
Передо мной было совершенно бесформенное и как будто расплющенное лицо. Но главное было — глаза. Маленькие и глубоко посаженные, они пылали ненавистью…
* * *— Оставьте меня! — взвизгнула она, беспомощно озираясь. Но ее защитником уже занимался вовремя подоспевший Сережка.
А Виталий… Виталий стоял, совершенно равнодушно наблюдая, как я выворачиваю руки его матери. Более того — мне показалось, что он даже доволен!
— Виталий, — нежно проговорила я, не спуская глаз с его расслабленного от непонятного наслаждения лица. — Мне закончить ту историю?
— Как хочешь, — пожал он плечами. — Это всего лишь вымыслы… Тебе надо бы податься в писатели, Танечка.
— Может быть, я так и сделаю, — усмехнулась я. — Тем более что, насмотревшись на такие типажи, наверняка посоревнуюсь с Достоевским по части создания образов людей дна. Правда, вот отыскивать в ваших физиономиях человеческое так трудно, что хочется сразу бросить это занятие и живописать вас такими, каковы вы есть на самом деле.
Мне было интересно наблюдать за фазами смены выражения его лица. Нет уж, лучше податься в кинорежиссеры… Коппола заплачет, обнявшись с Паркером, когда я появлюсь на вручении «Оскара»! Такого психологизма им не достичь никогда…
Валентина, поняв, что сопротивление бесполезно, сидела на асфальте в своем дорогущем костюме и безнадежно смотрела вдаль.
— Это я убила вашу Точилину, — тихо проговорила она совершенно осевшим голосом, лишенным всяких эмоций. — Можете успокоиться. И органайзер дурацкий ни при чем.
Если бы она не вызывала сейчас у меня чувства жалости, я бы ее сама убила, честное слово!
В тот момент мои теории развеялись, «как цветы минувших дней», и я ощутила страшную усталость. Как будто перед этим лет триста составляла компанию в странствиях неприкаянному бедняге Агасферу.
— А мотив? Почему вы ее убили? — вкрадчиво поинтересовалась я.
— Она… Она хотела рассказать о моем прошлом мужу, — почти прошептала Прянкина-Шумахер, пряча глаза.
— А мне вот показалось, что вас это совершенно не страшило. Ведь муж был прекрасно осведомлен о вашем прошлом. Не это заставляло вас искать встреч со Светой Точилиной…
Герр Шумахер наконец возмутился и залопотал по-немецки, что Валя много на себя берет.
— Я тоже так считаю, — вздохнула я. — Не стоит обременять свои плечи чужой виной…
Она вскинула на меня измученные глаза.
— Что вы хотите этим сказать? — прохрипела Пряхина-Шумахер.
Я как раз собиралась оповестить их о цели своего визита, как завопила милицейская сирена и в конце улицы появилась бело-синяя машина. Из нее выпрыгнул Мельников, за ним тащился невыспавшийся Началов, и оба они смотрели на меня осуждающе.
