Андрей Баширов - Число зверя
— Э, ну и что же? — нетерпеливо перебил Мангал. — Не думаете ли вы, что эти пленные для русских такая ценность, ради которой они бросят Наджиба?
— Нет, конечно. Сами по себе они для Москвы ничто. Дело в другом — их освобождение добавило бы Ручкину немало популярности у него дома. Это для генерала весьма важно — он рвется к власти, мнит себя будущим президентом России, а популярность в народе и в парламенте для этого вещь совершенно необходимая. Представьте, как на него будет смотреть общественность — заслуженный боевой генерал, воевал в Афганистане и, благородный человек, не забыл о русских парнях, которые томятся у нас в плену. Мы, когда были в Москве, это очень хорошо заметили, как и то, что генерал мнит себя тонким знатоком международной политики и афганских дел в том числе. Прекрасно! Пусть продолжает так и считать, а мы должны его в этом мнении укрепить. Он ведь говорил нам в Москве, что моджахеды — это афганский народ? Говорил! Ну, раз так, то пускай осудит Наджибуллу как узурпатора и коммунистического изверга, нас поддержит, а мы ему за это пленных пообещаем отдать.
— То есть поманим его, как осла морковкой? Неплохо, неплохо! — сообразил Мангал и с оживлением поинтересовался:
— А как насчет денег?
— Вы имеете в виду репарации за войну в Афганистане? И об этом скажем! Между прочим, доверительно сообщаю вам, — понизил голос Иджаз. — Наши пакистанские друзья хотят предложить русским — во время визита генерала или позже, как получится — отдать им пленных в обмен на большую партию оружия — где-то на миллиард долларов. Этим оружием они поделятся с нами, а мы пообещаем снять наше требование о репарациях. Пусть себе думают, а пленные посидят у нас, сколько нам будет надо.
— Что-то сомнительно! — заворчал Мангал. — Неужели он такой…
— Да, да, именно такой, — поспешил сказать Иджаз, чьему уху было бы неприятно грубое слово, которое явно собирался произнести Мангал. — Если все же этот вариант у нас с генералом почему-то не пройдет, то надо его заставить хотя бы еще раз заявить, что власть в Кабуле должна принадлежать нам. Этого будет пока достаточно. Отталкиваясь от этого, мы шаг за шагом будем наращивать давление на Москву, пока не добьемся своего. Главное, чтобы в это дело не влез бы их МИД или КГБ. Впрочем, к счастью для нас, генерал настолько уверен в своей мудрости, что слушать их все равно вряд ли станет.
— Очень хорошо! — обрадовался Мангал. — А пленные? Отдадим все же их или нет?
«Вот ведь тупица!» — подосадовал Иджаз и спросил:
— Зачем? Я ведь уже вам говорил — нам-то торопиться не к чему, а если и будем отдавать, то, конечно, не всех сразу, а по одному-два, чтобы постоянно разжигать у русских аппетит. А можем и вообще никого не отдать — нас ведь наши обещания ни к чему не обязывают, поскольку неверного обмануть не грех, и мы останемся чисты перед лицом Аллаха и пророка нашего Мохаммада, да пребудет его душа в мире.
* * *На столе у Андрея Васильевича зазвонил телефон.
— Зайдите ко мне быстренько, — услышал он в трубке голос посла.
— Ну вот, — встретил посол Андрея Васильевича в дверях своего кабинета, — дождались наконец. Я только что из МИДа. Пакистанцы говорят, что генерал Ручкин приезжает завтра вечером в Лахор из Тегерана. С ним целых тридцать три человека, но, кажется, ни одного нашего мидовца нет. Впрочем, это понятно — Союз только на днях развалился, а с ним и МИД тоже… Все равно, могли бы нам как-нибудь сообщить, что делегация прибывает. Ведь это нешуточное дело — полномочный представитель правительства России едет, а мы об этом узнаем только за сутки, да и то от пакистанцев.
— Надо отправляться в Лахор, Виктор Иванович.
— Конечно, причем как можно раньше. Кстати, как вы думаете, под каким флагом его ехать встречать — советским или российским?
— Под российским, я полагаю, — сказал Андрей Васильевич. — Ведь Союза-то больше нет, а Ручкин — представитель России.
— А я посол чего? Послом России-то меня еще никто не назначал! Ладно, это детали. Встречаемся завтра в пять утра, у моей квартиры. Остальных я сейчас предупрежу, чтобы гостиницу нам заказали, а сами немедленно ехали бы в Лахор визит готовить.
* * *Из предрассветной мглы донесся азан муэдзина, многократно усиленный мегафоном: «Аллаху акбар!»
— Воистину акбар, — пробормотал спросонья Андрей Васильевич. — Но зачем об этом так громко кричать?
Быстро собравшись, Андрей Васильевич через несколько минут был у квартиры посла, который уже нетерпеливо прохаживался у своего «Мерседеса».
Всю дорогу до Лахора Андрея Васильевича одолевали черные мысли. «Жили себе, работали и вдруг на тебе — Союз развалился, и генерал Ручкин тут же едет… Человек военный, наверное, суровый, да и вопрос-то, ради которого он едет, уж больно деликатный и на слуху общественности — пленные. Вот решит он, что мы, мидовские бюрократы, ничего здесь путного не делали, или просто ему не понравимся, то-то лихо нам будет. Ведь мы кто — осколок разбитого Союза, так что на снисхождение в случае чего рассчитывать не приходится. Что-то нас ждет?»
Вечером в лахорском аэропорту собрался весь посольский люд, приехавший встречать генерала. Народ явно нервничал — кто-то чересчур громко пытался острить, другие с побледневшими лицами держались в сторонке, не находя в себе тяги к общению.
— Вон, вот он, на посадку пошел! — замахал рукой в сторону взлетной полосы шофер посла Иван Иваныч.
Через несколько минут, оглушительно свистя турбинами, к зданию аэропорта подкатил огромный лайнер. По трапу вниз потянулась длинная вереница людей. Один из них, румяный молодец в очках, спустившись на землю, подошел к Андрею Васильевичу и, вместо приветствия, протянул ему здоровенную сумку.
— Возьмите-ка! Пусть ее доставят в штабной номер в гостинице.
«Раз с багажом таскается, значит, завхоз», — решил Андрей Васильевич и спросил:
— С кем имею честь? Вы завхоз?
— Я? Нет, я летописец. Вот, видите, — малый хлопнул рукой по видеокамере, которую держал на плече. — Визит буду снимать, понятно?
— Понятно. — Андрей Васильевич не смог скрыть своего удивления. — И летописец уже имеется? Вот что, возьмите вашу сумочку и отнесите ее вон туда — видите? — к автобусу, где багаж грузят.
Андрей Васильевич вместе с остальными двинулся к кавалькаде черных «Мерседесов», чтобы ехать в резиденцию.
— Андрей! Вы где ходите? — окликнул посол. — Вот это наш сотрудник, Андрей Васильевич, который будет с вами все время, как переводчик и так далее… — представил его Виктор Иванович генералу. — Я поеду на своем «Мерседесе», а вы садитесь вместе с нашим гостем и губернатором в головную машину — будете по дороге переводить.
Андрей Васильевич ринулся на переднее сиденье машины, в которую уже садились Ручкин и пакистанец, однако налетел на могучий корпус начальника охраны.
— Вы куда?
— Я? Да сюда, переводить…
— Сюда нельзя, это место для охраны.
— Ладно… — Андрей Васильевич отодвинулся в сторону. — Разговор с пакистанцем вы переводить будете?
— Эй, Игорь! — раздался баритонистый, с начальственной хрипотцой голос генерала. — Пусти его, а сам давай в другую машину.
Всю дорогу до дворца, повернувшись вполоборота к сидящим сзади, Андрей Васильевич переводил и рассматривал генерала.
«Хорош! — решил он. — Какой голос, осанка! А костюм с отливом! А усы до чего роскошные! Не зря во власть сходил — боярин, да и только».
Ручкин рассыпался перед губернатором в комплиментах.
— Ты переведи ему, переведи, что Пакистан — страна-сказка! — настаивал генерал.
«Насчет сказки — это явный перебор», — подумал Андрей Васильевич, но добросовестно перевел, пообещав себе, что завтра попробует рассказать генералу о Пакистане поподробнее.
В резиденции, после того как генерал отправился на покой, Андрей Васильевич зашел в столовую перекусить. В зале, увешанном портретами Великих Моголов, которые неодобрительно косились на засыпанный очистками от мандаринов стол, неторопливо ужинали все пять невысоких мрачноватых крепышей-охранников генерала.
— Приятного аппетита, — пожелал Андрей Васильевич. — Скажите, в аэропорту кто-нибудь остался самолет охранять?
— А чего нам там делать? — нехотя отозвался один из крепышей, лениво чистя очередной мандарин. — Там ведь и так пакистанцы охраняют…
Андрей Васильевич не стал спорить, а позвал начальника охраны, который после длительного препирательства заставил одного из своих подчиненных отправиться в аэропорт.
«Видел бы это начальник охраны Брежнева или хотя бы Горбачева. Его бы точно кондрашка хватила…» — подумал Андрей Васильевич и, решив больше ни с кем из делегации не связываться, отправился ночевать в гостиницу.
