Рут Ренделл - Живая плоть
– Что привело вас сюда?
Виктор не ответил, потому что широкий зонтик раскрылся и девушка отошла в сторону, открыв взгляду застекленные двери, соединяющие террасу и дом. Там стояло инвалидное кресло, в котором сидел Дэвид Флитвуд, держа руки на колесах. Хватило быстрого взгляда, чтобы понять: он не узнал Виктора. На лице бывшего полицейского было немного любопытства и легкая вежливая улыбка. Виктору сжал горло необъяснимый спазм, но при этом он испытывал явное удовольствие, поняв, что в жизни Флитвуд выглядел значительно старше, чем на фотографиях. Дженнер облизнул губы. Он не был готов к тому, что Флитвуд его не узнает, и не знал, что делать дальше. Хозяин дома, привычно вращая колеса, съехал по пандусу и остановился примерно в ярде от стола. Виктор проговорил:
– Я Виктор Дженнер. – И добавил: – Вы должны помнить мое имя.
Девушке эта фраза ничего не сказала. Она придвинула к столу один из шезлонгов и села. В выражении лица Флитвуда, широкого, смуглого, с черными бровями и ясными синими глазами, произошла перемена. Оно было не столько мрачным, сколько недоумевающим и удивленным.
– Что вы сказали?
– Сказал, что я Виктор Дженнер.
– Господи, – произнес Флитвуд. – Господи, вот так так…
Девушка вопросительно посмотрела на Дэвида. Он попросил:
– Клара, принеси нам по чашке чая. Ты не против? Не будешь возражать, если я попрошу тебя оставить нас вдвоем на пять минут, так ведь?
Девушка широко раскрыла глаза:
– Оставить вас вдвоем? Почему?
– Пожалуйста, Клара. Сделай это для меня.
Голос бывшего полицейского стал настойчивым, в нем проскользнула нотка испуга.
– Хорошо.
Девушка встала. Она была красива. Виктор удивился, что отметил это в такую минуту, и почувствовал себя слегка ошеломленным, смущенным ее внешностью: копной белокурых волос, белой кожей, правильными чертами лица. Ясные синевато-зеленые глаза недоуменно обратились с Флитвуда на него, потом снова на Флитвуда:
– С тобой будет все хорошо?
– Конечно.
Девушка пошла в дом. Сперва неуверенно, потом быстрее, она скрылась за дверью, ведущей на кухню. У Флитвуда был спокойный, твердый голос. Полицейский навсегда остается полицейским, подумал Виктор. Флитвуд, казалось, заставлял себя оставаться спокойным – Дженнер всегда завидовал людям, способным контролировать эмоции и чувства.
– Зачем вы приехали?
– Не знаю, – ответил Виктор. Он и в самом деле не знал, зачем приехал. – Я хотел вас увидеть. Я уже три недели на свободе. Почти месяц прошел.
– Знаю, – проговорил Флитвуд. – Мне сообщили.
Казалось, он вспоминает, что ему сказали далеко не только это, что его предупредилио том, что Виктор снова на свободе, или он сам насторожился, узнав об этом. Его сильные, крепкие, смуглые руки сжимали колеса инвалидного кресла.
– Вот не думал, что мы встретимся – таким образом.
Виктор чуть ли не с отчаянием повторил:
– Я хотел видеть вас.
– Это случайно не вы звонили в обеденное время?
Виктор кивнул. Облизнул губы и утер их тыльной стороной ладони. Край стола врезался ему в бедра, и он грузно оперся на него обеими руками.
– Будьте добры, садитесь, – тут же предложил Флитвуд и, когда Виктор сел в один из шезлонгов, добавил: – Вот и хорошо. – Казалось, он испытал облегчение или вновь обрел хладнокровие. – Не хотите сигарету? Нет? Мне бы тоже не стоило, я и так слишком много курю, но сейчас не могу удержаться. Я рад, что это звонили вы.
Виктор обнаружил, что держится за сиденье шезлонга, до боли сжимая углы накрытой брезентом подушки.
– Почему… почему вы рады?
– Одно время я получал очень неприятные телефонные звонки. Не столько непристойные, сколько злобные, оскорбительные. И анонимные письма. Но звонки были несколько… ну, раздражающими. И они снова начались в последнее время.
Девушка по имени Клара вернулась с подносом.
– Они отвратительны, – продолжила она. – Называют Дэвида «фараоном», «легавым», а главное – сожалеют о том, что тот мерзавец не довел дела до конца, так и не убив его.
Виктор издал какой-то невнятный звук. Было ясно, что Клара считает его старым приятелем Флитвуда с тех времен, когда еще не была знакома с ним. И сам Флитвуд был неприятно поражен тем, что она сказала. Он затянулся сигаретой, выпустил дым и заговорил:
– Это Клара Конуэй. Если, как предполагаю, вы узнали, где я живу, из интервью в «Стандард», то знаете, кто она. – Он сделал паузу, и Виктор едва заметно кивнул. – А где живете сами?
В голосе его звучала какая-то властность, он был требовательным, хоть и добрым. Может быть, Виктор поэтому ответил так, словно подавал заявление о приеме на работу или о выдаче документа:
– Эктон, Толлешант-авеню, 46. – И добавил: – У меня комната.
Клара выглядела озадаченно, настороженно. Она подала Виктору чашку чая и указала на сахарницу. Руки у нее были маленькими, загорелыми, довольно полными. И хотя худощавой она не была, однако никто не назвал бы ее пухлой, разве что хорошо сложенной и аппетитной. Когда она наклонилась, чтобы взять сахарницу и передать Флитвуду, Виктор увидел верх ее округлых, гладких грудей над вырезом бело-розового платья. Ее брови, словно крылья мотылька, были сведены домиком.
Флитвуд прикурил вторую сигарету, не затушив первую.
– Я возьму одну, – сказал Виктор. – С вашего разрешения.
– Конечно, – разрешил бывший полицейский, придвинув к нему пачку.
От первой затяжки у Виктора закружилась голова. К горлу подступила тошнота, столь знакомая ему в последнее время. Он закрыл глаза и наклонился над столом.
– Ну-ну, – послышался голос Флитвуда, – держитесь. Вы здоровы?
– Через минуту буду в порядке, – пробормотал Виктор. – Я не курил много… много лет.
Заставив себя открыть глаза, он посмотрел на Флитвуда, и бывший полицейский будто потерял толику уверенности. Следующую фразу он произнес чуть мягче:
– Знаете, когда вы только появились и сказали, кто вы такой, я подумал: он сделает то, что сказал звонивший по телефону: снова в меня выстрелит. Доведет дело до конца.
Виктор непонимающе уставился на собеседника:
– У меня нет пистолета.
– Да, конечно, нет.
– Я сделал это неумышленно! – Виктор чуть ли не сорвался на крик, уже сожалея о том, что только что выкрикнул. – Я не собирался спускать курок! И ни за что бы не выстрелил, если бы вы не твердили, что пистолет не настоящий.
Клара вскочила. К ее лицу прилила кровь, оно покрылось густым румянцем. Виктор ощутил сильную волну запаха жимолости, словно бы вызванную движением воздуха, их слитной волей, потому что даже Флитвуд попытался приподняться над креслом, а затем, упав на спинку, подался вперед с поднятыми руками.
– Ты имеешь в виду, что это тот человек, который в тебя стрелял?
Флитвуд пожал плечами:
– Да, именно это я имел в виду.
Он опять откинулся на спинку кресла и отвернулся от девушки.
– Я не верю!
– Ох, Клара, ну, конечно, веришь. Скорее всего, ты просто поражена тем, что Виктор Дженнер приехал сюда. Думаешь, я не удивлен?
Необычайное ощущение тепла коснулось кожи Виктора, как солнечный свет на дороге, но это тепло проникало внутрь и как будто бы заполняло все тело. Оно было вызвано тем, что Флитвуд произнес его имя. Он даже не слишком обиделся на девушку. Клара смотрела на него с такой ненавистью и отвращением, с каким обычно наблюдают за тараканом или ядовитой змеей. Она даже убрала руки с поверхности стола и скрестила их на груди, положив ладони на плечи.
Тоном бесконечного презрения она спросила:
– Зачем вы приехали? Извиниться?
Виктор смотрел на коричневые, полированные тиковые дощечки, на голубые фарфоровые чашку и блюдце. Сигарета тлела, столбик пепла упал на каменную плитку террасы.
– Приехали извиниться за то, что погубили его жизнь? За то, что отняли половину тела? За уничтожение его карьеры? Для этого вы здесь?
– Клара, – прервал ее Флитвуд.
– Да, Клара, и если это означает «перестань, Клара, возьми себя в руки, думай, что говоришь», я этого не сделаю, не смогу. Если ты не можешь выразить свои чувства, я сделаю это за тебя. Я скажу этой твари, этому животному – нет, потому что животные не поступают так с представителями своего вида, – этому недочеловеку, что он причинил тебе. Я расскажу о той боли, страданиях и утратах, которые ты перенес, скажу о рухнувших надеждах, о борьбе за жизнь, об ужасе осознания того, что такое паралич…
– Я прошу тебя не делать этого.
Голос был суровым, тем же самым, который говорил: «Я не даю никаких обещаний, но это вам зачтется». И повторил ее имя:
– Клара. Пожалуйста, Клара.
Виктор с трудом поднялся на ноги. Он стоял нетвердо, держась за край стола, глядя в чашку на листочки заварки в остатках чая, похожие на острова. Голова болела от всюду проникающего запаха.
