Нил Гейман - Череп Шерлока Холмса
Вернер фон Бокк улыбнулся.
— Таковы жестокие законы разведки… Я, право же, польщен тем, что сам Шерлок Холмс счел меня достойным своего внимания, — сказал он безмятежно. — Мы ведь с вами встречались однажды. Не так ли?
— Если это можно назвать встречей, — сухо заметил мой друг. Остановившись напротив фон Бокка, он неожиданно спросил: — Кстати, о той давней встрече… Все-таки за что вы убили Торстейна Робю — тогда, в Тибете, двадцать лет назад?
Фон Бокк удивленно поднял брови:
— Вас все еще интересует древняя история? Извольте, отвечу. Я полагал, что вы и сами все поняли, мистер Холмс! Молодой человек узнал меня. Правда, я сам виноват. Тем не менее инкогнито было раскрыто, а этого я ни в коем случае допустить не мог. Пришлось принять надлежащие меры.
— Устроить искусственный камнепад, — закончил Холмс. — С помощью направленного взрыва.
— Именно. Никто и не заметил подвоха — вплоть до вашего появления на перевале Шанг-Шунг, — с самодовольной улыбкой сказал фон Бокк.
— Каким же образом Торстейн Робю раскрыл ваше инкогнито? — поинтересовался Холмс.
Фон Бокк коротко рассмеялся.
— Увы, мистер Холмс, сколько бы ни прожил европеец среди дикарей, он никогда не избавится от некоторых привычек. Меня подвело пристрастие к чистоте. Я приучил своих помощников регулярно собирать мусор вокруг моей пещеры, тщательно его запаковывать и уносить подальше. Робю обратил на это внимание и пожелал со мной встретиться. Я навел о нем справки и выяснил, что он путешествует под покровительством английских властей. Что бы вы подумали на моем месте?
Шерлок Холмс молча пожал плечами.
— А я решил, что норвежец — агент британской разведки, появившийся на Шанг-Шунг не случайно, а из-за моей скромной особы. Проверять не было времени. Я воспользовался запасом динамита. И обезопасил себя.
— Убив ни в чем не повинного путешественника и еще несколько человек, — сказал Холмс.
Вернер фон Бокк попытался сделать пренебрежительный жест скованными руками.
— Неужели эта старая история вызвала ваш внезапный интерес к моей персоне?
— Разумеется, нет, — ответил Холмс. — Мое внимание привлекла смерть Раковски, которую вы попытались представить как несчастный случай.
Фон Бокк кивнул головой, словно принимая это объяснение, и вдруг спросил:
— А как вам удалось раскрыть меня в Тибете? Неужели Торстейн Робю успел что-то сообщить?
Великий сыщик улыбнулся.
— Вовсе нет. Я просто обратил внимание на то, что покупали ваши помощники на рынке. Из тех снадобий получались превосходные симпатические чернила.
Немецкий разведчик откинул голову и громко захохотал:
— Ах, вот оно что!
— К сожалению, мне не удалось схватить вас тогда. Я не подумал, что такой осторожный человек непременно предусмотрит второй ход из пещеры…
Лестрейд, нетерпеливо ожидавший окончания этого разговора, вмешался:
— Мистер Холмс, все это произошло давно и к делу не относится, — он повернулся к Вернеру фон Бокку: — Думаю, вам следовало бы самому выдать нам бумаги, похищенные у русского изобретателя. Ваша участь…
— Участь моя решена, — бесцеремонно перебил инспектора немец. — Законы военного времени мне хорошо известны. Так что не стоит терять времени на то, чтобы склонить меня к сотрудничеству, — и, обращаясь к Холмсу, сообщил: — В знак уважения к вам, мистер Холмс, как противнику достойному и благородному, я бы, возможно, сказал, где находятся интересующие вас документы. Если бы…
— Если бы что? — требовательно спросил инспектор Лестрейд.
— Если бы знал это, — он поднялся из кресла. — Честно говоря, я и сам не уверен в том, что они вообще существуют… Инспектор, я в вашем распоряжении, — бросил он через плечо и направился к двери, у которой его ждали четыре констебля. На бывшую сообщницу, приговоренную им к смерти и ставшую орудием его врагов, он так ни разу и не взглянул. Инспектор махнул рукой, и Энн Грин вывели следом. Мы остались втроем.
— Я все-таки прикажу обыскать дом, — неуверенно предложил Лестрейд. Холмс медленно покачал головой.
— Нет, — задумчиво сказал он. — Думаю, он сказал правду. Документов Раковски здесь нет.
Маленький инспектор растерянно посмотрел на сыщика.
— Что же нам делать? — спросил он.
— Думать, инспектор, думать, — ответил Холмс. — Именно этим мы и займемся с доктором. Вы ведь не откажетесь отвезти нас домой? Мне кажется, тут задача на две трубки.
Полагаю, читатель поймет, если я скажу, что, едва добравшись до кресла в нашей гостиной, я уснул — сказались бурные события нескольких последних часов. Последнее, что мне запомнилось прежде, чем Морфей принял меня в свои объятия, была неподвижная фигура Холмса, погруженного в глубокую задумчивость.
Глава 4
Тайник русского эмигранта
Мне показалось, что я лишь на мгновение сомкнул глаза, но, проснувшись, обнаружил струившийся из окна пасмурный свет. Комната была окутана ядовитыми клубами табачного дыма, от которого першило в горле и резало глаза.
— Холмс, вы всю ночь провели в кресле! — я поднялся, подошел к окну и распахнул его. — Это и есть ваши две трубки?
Влажный свежий воздух ворвался в комнату, и Холмс наконец соизволил взглянуть на меня — не выпуская, впрочем, изо рта дымящуюся трубку.
— Ватсон, — сказал он. — Задача оказалась еще проще. Но вы так сладко спали, друг мой, что я не решился вас будить. Именно поэтому две трубки превратились в четыре… — он с хрустом потянулся, подошел ко мне, выглянул в окно. — Прекрасная погода для прогулки, не правда ли?
Я не разделял его мнения — тяжелые тучи, висевшие над Лондоном, грозили вот-вот пролиться сильнейшим ливнем — что, кстати говоря, подтверждал и наш старый барометр. Впрочем, я прекрасно понимал, что Холмс имеет в виду отнюдь не обычную прогулку. Поэтому вместо возражений я молча удалился к себе, быстро переоделся и вернулся в гостиную. Шерлок Холмс одобрительно кивнул, и мы молча вышли на Бейкер-стрит. По-прежнему ничего не объясняя, Холмс подозвал кэб и коротко приказал: «В Британский музей».
Только после этого он наконец соизволил обратиться ко мне:
— Полагаю, вы уже поняли, где хранятся бумаги погибшего?
— Поскольку вы только что назвали адрес, — ответил я, — постольку я могу предположить — в Британском музее. Но каким образом…
— Ватсон, Ватсон! — нетерпеливо перебил меня Холмс. — Вы же помните, что именно в Британском музее в последние годы работал господин Раковски. Если документы, за которыми охотилась германская разведка, не обнаружены ни дома, ни в русском консульстве, они могут быть только на работе. К тому же Британский музей, при том количестве документов и предметов, чье назначение непонятно постороннему, — идеальный тайник… К тому же он химик, — добавил он, как мне показалось, вне всякой связи с предыдущими словами.
В музее Холмс быстро прошел в отдел Ассирии и Вавилона, где до самой смерти работал в качестве смотрителя покойный Раковски. Подойдя к витрине с глиняными табличками, мой друг принялся внимательно рассматривать темные квадраты, покрытые причудливой клинописью и изображениями фигурок.
— Холмс, — удивленно спросил я, — вы полагаете…
Великий сыщик сделал нетерпеливый жест. Пройдя несколько раз вдоль застекленного стенда, он задумался. Неожиданно лицо его прояснилось.
— Ага, вот!
Оглянувшись по сторонам, он нашел нового смотрителя — пожилого джентльмена в пенсне, давно уже наблюдавшего за нами с подозрением. Увидев, что Холмс смотрит на него, он поспешно приблизился к нам:
— Чем могу служить, господа?
— Не могли бы вы отпереть эту витрину? — Холмс указал на стенд с табличками. — Мне кажется, тут не все в порядке с экспонатами.
Изумлению смотрителя не было границ.
— Открыть витрину?! Господа, вы, наверное, шутите! Разумеется, я не могу!
— У вас нет ключа?
— Есть, но…
— В таком случае отпирайте! — решительно потребовал Холмс. Смотритель, после мучительных колебаний, склонился над маленьким замочком. Видимо, грозный вид моего друга убедил его в необходимости подчиниться.
— Обратите внимание, Ватсон, и вы, мистер, — сказал Холмс, — вот на эти три таблички, — мой друг кончиком трости указал на таблички в первом ряду. — Неужели вы не видите, что они отличаются от остальных?
Смотритель поправил пенсне.
— Но… — он вдруг замолчал, потом растерянно повернулся к нам. — Действительно, такое впечатление, что кто-то перевернул их вверх ногами… И на них отсутствуют регистрационные номера.
— То есть никакого отношения к подлинным древностям они не имеют? — подхватил мой друг торжествующе. — Очень хорошо. В таком случае… — он снял со стенда подозрительные таблички и разломил их с такой легкостью, словно это были обыкновенные сухари.
