Анна и Сергей Литвиновы - Бойся своих желаний
– Его родители для тебя, конечно, важнее всего, – хоть и в откровенном разговоре, но кольнула маму дочка. – Происхождение! Уровень!
– Да, это немаловажный фактор, – охотно согласилась старшая Васнецова.
– Зовут его Валерой. Высокий. Симпатичный. Учится без троек. Но он, знаешь ли, в школе редко бывает.
– А что такое? – озабоченно переспросила мать. – Болеет?
– Нет, он спортом занимается. Он у нас хоккеист. В ЦСКА играет. Не в главной команде, а в какой-то молодежной. Или в юношеской. Не понимаю разницы. Но все равно, он рассказывал, что у него две тренировки в день. Хоть и учиться успевает.
– Великолепно! – от души воскликнула Валентина Петровна.
– Вот только родители у него подкачали, – с сарказмом заметила девочка.
– Что ты имеешь в виду?
– Они не нашего круга, – насмешливо пропела Наташа.
– Что это значит?
– А то, что отец у него на заводе работает, а мать – вообще, кажется, уборщица.
– Ну и что здесь такого? Откуда ты вообще это взяла, доча? «Нашего круга, не нашего круга»? Мы разве с папой тебе хоть когда о чем-то подобном говорили? Мы – советские люди, по Конституции мы все равны, и кичиться, что у тебя мама, к примеру, доцент в вузе, а папа – партийный работник, по-моему, просто глупо! Ведь это ж родители, только и всего! Не ты сама! А у вас, детей, – все в ваших руках. И я, если хочешь знать, очень рада, что твой избранник свою жизнь строит сам. Пробивается. Он не из тех, кто кичится своими высокопоставленными мамами и папами, а сам – пустое место. Ноль на палочке! Поэтому я очень рада, что твой Валерий – из обычной, нормальной советской семьи.
– Да никакой он не «мой»! – Хоть разговор с матерью и складывался задушевно, а девочка все ж таки взъерепенилась. – И никакой не избранник! Он для меня вообще никто! А я для него – тем более!
– А будет – кто, – без тени сомнения провозгласила старшая Васнецова.
– Ты что, меня за него замуж выдать хочешь?
– А ты? – напрямик спросила мать, пристально глядя дочери в глаза. – Ты хотела бы за него замуж?
Разговор их, смазанный совместными слезами, происходил в такой тональности и с той степенью откровенности, что не могла дочка и теперь возмущаться или отшучиваться.
– Ну, положим, я б за него хотела, – призналась она после паузы, пряча глаза. – Но разве я нужна ему? Тем более, – девочка усмехнулась, – с довеском?
– Вот это мы с тобой сейчас и обсудим, – деловито кивнула мать.
А дальше все пошло если не как по маслу, то практически в полном соответствии с Валентининым планом.
– Ваши мальчишки, – говорила Васнецова-старшая, – одновременно и желают, и стесняются вас, девчонок. И чем больше влюблены, тем больше стесняются.
– Ма, откуда ты все знаешь?!
– Я пятнадцать лет на преподавательской работе! А чем мои первокурсники от твоего Валеры отличаются? Ничем! Думаешь, они не влюбляются? В том числе и в меня?
– Ох, мамочка!
– А что – в меня уже нельзя влюбиться?
– Конечно, можно! Просто ты меня поражаешь своей откровенностью.
– Жаль, не было времени поговорить с тобой раньше. Ты не обращалась – я думала, ты не хочешь, чтоб тебе лезли в душу.
– А я думала, что моя жизнь тебе неинтересна.
– Да как ты, доча, могла такое вообразить?! Да ты мне до самой последней клеточки интересна!
– Спасибо, мамочка.
– Итак, что я хочу посоветовать: тебе придется сделать первый шаг самой. Что, стесняешься?
Девочка молча кивнула.
– Ну, тогда представь, что он – инвалид, которого надо перевести через дорогу.
Когда Валерий отказался прийти к Наталье домой на вечеринку, она подошла к нему на перемене вплотную и, глядя в глаза, строго вопросила (правда, покраснела ужасно):
– Ты что – мной манкируешь?
– Я… да я… просто в тот день я занят…
– Чем ты, спрашивается, занят?
– От тренировки буду отдыхать.
– На пенсии отдохнешь. Ты должен прийти. Ты мне нужен. Понял? Я хочу тебя видеть. Усвоил? Чтоб был! Свой взнос на тортик отдашь завтра.
– И танцевать его пригласить ты тоже должна сама, – сказала мама. – Не дожидаясь всяких там белых танцев. Сразу. Пока какая-нибудь шустрячка не увела.
И Наташа в тот вечер так прижалась к Валере всем телом и грудью, что он аж весь задрожал и даже попытался подальше отодвинуться от нее, смущаясь своей немедленной эрекции. А она легко коснулась его щеки своей щечкой – и тогда он ее поцеловал.
Шторы были задернуты, чтоб не проникал долгий свет апрельского вечера, а рядом толкались в медленном танце еще две пары. Потом, когда все-таки стемнело, Наташа с Валерой вышли на балкон и продолжили целоваться там, и она даже позволила ему залезть рукой к себе под платье…
– А после, – советовала мать, – ты ему скажешь следующее. Сделай вид, что ты очень пьяна и потому с ним совершенно откровенна…
– …Знаешь, Валер, я не создана для долгих отношений. Я никогда не выйду замуж. Мне это не нужно. Я сторонница быстрых связей. Как у Коллонтай. Теория стакана воды, знаешь? В общем, понравился парень – я с ним буду. А разонравится – уйду. Знаешь, сейчас в Англии и Америке появилось новое движение, хиппи называется. Они там спят друг с другом – когда захочется и с кем захочется. Мне эта философия очень нравится. И сегодня я люблю тебя. И хочу быть с тобой. А что будет завтра – кто знает…
– Неужели он может увлечься мной после такого? – изумилась Наташа. – Я ведь настоящая проститутка получаюсь!
– Еще как увлечется! – ответила Валентина Петровна. – Да каждый мужчина мечтает это услышать. Хотя бы раз в жизни. Так называемый сильный пол вообще крайне туп. Во всяком случае, в том, что касается любви. И с ними надо действовать строго от противного. Говоришь совсем не то, чего они от тебя ждут. Строго наоборот тому, чего ты сама хочешь добиться.
– …Нет-нет, Валерочка, ты не понял. Ты мне очень нравишься. Но я никак не могу прямо сейчас. Я все-таки сегодня хозяйка. Надо и о других гостях думать. А то неудобно получится. Завтра. Давай не будем спешить, ты придешь ко мне завтра, и мы сделаем все как надо, с чувством, толком, расстановкой… И со страстью!
– А ты что, не девушка?
– Ну, конечно же, нет, мой милый! – хрипло рассмеялась она.
Наташе понравилась роль роковой, развязной женщины. Она вошла в нее и стала восторгаться тем, как она ее играет.
– Ну а дальше предоставь все мне, – сказала мама.
…Наташа с Валерием встретились назавтра у нее дома сразу после школы, и она постаралась помочь ему – в меру своего опыта, ограниченного единственной (зато какой!) ночью в генеральском домике военного городка Комсомольск-17.
Весь следующий день он ходил ошалелый, затуманенный и не верил своему счастью в виде любви без обязательств, что ему обломилась. И не мог дождаться конца тренировки, ведь она снова пригласила его к себе.
А когда они опять лежали в постели в ее комнате, голые, и отдыхали после первого раза, вдруг щелкнул замок, хлопнула дверь. И через минуту к дочери заглянула мать, и тогда Валера не нашел ничего лучше, как вскочить и натянуть свои сатиновые семейные трусы. Он так и предстал перед будущей тещей: худой, взъерошенный, испуганный, атлетичный. А Наташа только и успела, что в ужасе залезть с головой под покрывало. О неожиданном возвращении они с мамой не договаривались. И хоть девушка понимала: то, что мать их застукала, есть часть плана, ей стало ужасно стыдно, и сердце отчаянно колотилось. Мама оценила диспозицию, метнула молнию в полуголого Валерия, заявила ледяным тоном: «Понятно», – и величественно удалилась.
– Давай, живо, собирайся и уходи! – Наташа высунулась из-под одеяла. – Бегом, бегом!..
А Валентина Петровна отправилась в ванную, включила воду и стала в сердцах ожесточенно стирать в тазике заранее замоченное белье.
Тайно и трусливо парень выскользнул за дверь.
А Наташа весь вечер плакала – теперь не над своей жизнью, которая была разбита беременностью, а над тем, что Валерка ушел от нее и больше никогда не возвратится.
– Вернется-вернется, – убеждала ее мама.
И она оказалась права. Следующим днем была суббота, и вечером вдруг, без звонка, заявился Валера Монин. В галстуке, с конфетами и цветами, пылающий алым с головы до ног. Он пришел просить руки Наташи. Слава богу, дома не было Петра Ильича.
Васнецова-старшая отослала дочку на кухню и выслушала позицию жениха наедине. Он готов жениться на Наташе. Прямо сейчас, немедленно. Не откладывая в долгий ящик. И даже не дожидаясь, когда они окончат школу.
А когда Валерик закончил свою благородную речь, Валентина Петровна иезуитски улыбнулась ему:
– Посуди сам, зачем ты нам нужен?
Она говорила потенциальному зятю ровно противоположное тому, что внушала дочери. Ей: «Все советские люди равны». Ему: «Мы вращаемся в разных сферах». И поди разбери, где она откровенна, а когда лукавит? Наверное, всего было понемножку в обоих случаях. Итак, она дала ему отповедь:
