Галина Романова - Длинная тень греха
Не смог. Обхватил за плечи и притиснул к себе. И глаза зажмурил так сильно, что даже веки заныли. Носом уткнулся в ее волосы, дышал ее свежестью и надышаться не мог. После вони общей камеры это было сложно.
— Влад, послушай, милый! У нас очень мало времени.
Она все же опомнилась первой. Отстранилась, не выпуская его шеи из кольца рук, глянула с мольбой и нежностью и проговорила:
— Нужно что-то предпринимать, понимаешь! Нельзя так просто сидеть и ничего не делать!
— Олеся… — Хабаров провел по ее щеке пальцем, вытирая мокрую дорожку от слез, и вздохнул. — Все бесполезно. Я был на месте, где было совершено убийство, следы от моих ботинок там имеются. Свидетелей нет. Никто никого и ничего не видел. Остаюсь я! Им чего еще нужно! Есть преступление, есть преступник, чего огород городить!
— Послушай! Послушай меня, Владик! — Олеся вцепилась в воротник его куртки и от нетерпения принялась притоптывать на месте. — Нужно что-то делать! Нельзя прогибаться под недоразумения, понимаешь! Нельзя!!! Там же был кто-то еще! Был, раз убили твою жену! И… И для чего-то же она туда пошла! Это ведь не ты ее туда затащил? Нет! В этом даже следователь почти уверен, говорит, что ты следил за ней и какое-то время стоял в укрытии, наблюдал. Так ведь?
— Ну… Да, так.
Ее горячность понемногу действовала и на него.
Что-то внутри, где-то в области сердца, начало вдруг происходить. Как-то едва ощутимо дрогнуло, застонало и сделалось горячо-горячо, и еще очень больно. Но это ничего. Пускай лучше больно, чем никак.
Целую неделю он медленно умирал. Все в нем умирало: кусок по куску, клетка за клеткой. Будто рвал от него кто-то день за днем понемногу, избавляя сначала от способности страдать, потом думать, следом хоть что-то понимать. Хабарову не хотелось есть, пить, говорить, отвечать на вопросы. Его обвиняли, он соглашался. Ему предъявляли бесспорные доказательства его вины, а он и не спорил.
Зачем?! Зачем, если все давно уже решено за него.
Он убил Марину. Так, кажется, говорят милиционеры. Да и это бы была половина беды, кабы не сын и не теща.
Господи! Как?.. Как он посмотрит им в глаза, если доведется вернуться?! Что он сможет сказать в свое оправдание?! И как вообще станет оправдываться?! Он же ничего такого не делал!
— Влад! — снова вклинился в его агонизирующий мозг горячий шепот Олеси. — Влад! Очнись, пожалуйста!!! Нужно что-то делать!!!
— Что? Что я могу сделать, находясь здесь, милая? — ему вдруг стало стыдно своего небритого лица и неприятного дыхания, грязной одежды и рук, которые не мыл уже давно. — Мой адвокат — полнейший идиот — уговаривает меня подписать признание. Говорит, что мой шанс получить меньший срок. И…
— Какой срок?! Никаких признаний!!! Не смей, слышишь!!! Я!.. — она судорожно сглотнула и снова прильнула щекой к его жесткой щетине. — Я что-нибудь придумаю, милый! Я вытащу тебя отсюда!!! Обязательно вытащу!!!
— Как?!
Хабаров усмехнулся, с удивлением поняв вдруг, что эта порывистая девочка и в самом деле последний в его загубленной жизни шанс. Если не она, то и никто вообще. Может, стоило попробовать и разобраться, а?..
— Неужели ты не хочешь найти настоящего убийцу своей жены, Влад?! Хочешь взвалить чужую вину на себя?! И чтобы твой сын!.. Чтобы он жил с клеймом сына убийцы? Нет!!! Я не позволю тебе сделать это со своей жизнью, Хабаров! Не позволю! Нужно что-то делать! Искать нужно…
Вот о Веньке он как-то не подумал. Нет, о нем он, конечно, думал все то время, что просидел здесь. Но думал совершенно в другой связи.
Как-то он там один без отца и матери, его бедный пацан?! Как пережил страшную потерю?! Каково ему было во время похорон? Ходит ли теперь в школу? Что он думает о нем?! Неужели действительно думает, что отец способен на убийство?!
Вот приблизительно так он думал о своем Вениамине.
Но ни разу…
Ни разу не закралась в его голову мысль о том, что скажут обо всем этом люди! Как будут тыкать пальцем в сторону его мальчишки. Шептаться во дворах и запрещать своим детям дружить с Вениамином. И когда он вырастет, а это ведь непременно случится, то ни одна приличная семья не захочет отдать за него свою дочь замуж. Потому что Вениамин — сын убийцы. Сын убийцы его матери.
Это было чудовищно! Так чудовищно, что у Хабарова просто колени подкосились, и он повис на Олеськиных плечах тяжелым мешком.
Она подвела его, ослабевшего, к скамейке, усадила и, поправив воротник на его куртке, снова поцеловала. Потом села рядышком, вцепилась в его грязную ладонь и настойчиво дернула:
— Давай, рассказывай все по порядку.
— Что именно?
Хабаров скосил на нее взгляд душевнобольного. Душа-то и в самом деле болела так, что ломало и корчило всего.
— Все рассказывай! Ты ведь следил за ней в тот день? Так? — Олеся с пытливостью сыщика уставилась в его глаза. — Только мне не ври, Влад! Милиции можешь говорить пока все, что захочешь. А не хочешь, просто молчи. Мне не ври! Ну!
— Следил. Увидел ее с мужиком в магазине. Затаривались продуктами. Она проводила его до машины и…
Хабарову на удивление легко дался рассказ о той роковой пятнице, когда он решил вдруг ранним утром развестись со своей женой. Обо всем легко рассказал, кроме того, что счел собственной слабостью. Это когда он в магазин зашел купить торт и шампанского в знак примирения. Теперь-то понимал, что нелепо было надеяться.
Ну, не мог он рассказать этой дивной девочке о том, что жалел и желал свою непутевую жену. И пытался изо всех сил сохранить свой брак, и барахтался, как дурак, в нелепых оправданиях и мечтаниях.
Зачем ей было об этом знать? Она же… Она же так ему верит.
— Итак, что мы имеем? — подвела Олеся под его рассказом итог. — Мы имеем женщину, у которой в один день должно было состояться сразу два свидания. Сначала она с одним любовником покупает продукты для романтического свидания. Усаживает этого малого в машину и обещает, что скоро будет. Так?
— Так, — кивнул Влад, осторожно поглаживая нежную кожу ее ладошки.
— Дальше… Она идет на встречу со вторым любовником. Причем идет, соблюдая предельные меры предосторожности. И выбирает для этого странное место. Знаешь… Что-то подсказывает мне, там встречи происходили и ранее. Не так-то просто забрести туда, не зная дороги. Тем более по таким сугробам. Нужно быть уверенным, что там не замело. Что туда не свалили горы снега, расчищая проезжую часть или территорию перед техникумом. Были там они, уверена! Были не раз! А раз были, кто-то их мог там видеть. Не в этот раз, так раньше. Нужно будет с кем-нибудь поговорить.
Да, студентов потрясти придется. Может, и найдется иголка в стоге сена. И еще…
Садиков! Вот кто реально мог ей помочь! Он что-то такое видел и даже принялся фотографировать. И потом, она уверена, не отходил от окна. Такова уж природа его мерзкой натуры.
Надо бы разговорить этого господина. Припугнуть, если что. Хальченков, думается, тоже с удовольствием с ним побеседовал бы. Ну, это на тот самый случай, если Садиков откажется с ней разговаривать.
— Послушай, Влад, она там точно кого-то ждала. И этот разговор по телефону. Как думаешь, тот первый любовник, которого она усаживала в машину и велела ждать, догадывался, что она ему изменяет?
— Это у него надо спрашивать, — хмыкнул Хабаров невесело, и вдруг неожиданно для самого себя потянулся к ее щеке губами. — Олеся, ты такая славная девочка! Прости меня, ладно?
— Да за что же, господи! За что мне прощать тебя?!
— За все за это, — он неопределенно повел рукой вокруг себя, очерчивая ореол. — Разве думала ты, что все так случится?
— А я… я вообще тогда ни о чем не думала, Хабаров! Ни о чем, кроме того, что не могу тебя отпустить просто так! Мне просто невозможно было представить, что ты сейчас возьмешь и сядешь в какой-нибудь автобус или троллейбус. Невозможно было представить, что я тебя больше никогда, никогда не увижу. Эти испытания, что послал нам с тобой Всевышний, пускай… Пускай они будут для нас нашим самым опасным экстримом! Выдюжим — славно, выживем, значит. Сломаемся — потонем. Держись, Влад! Держись, я с тобой, в одной лодке! Давай-ка нашепчи мне тот номерок машины, в котором укатил незадачливый любовник твоей покойной жены. Только не смей говорить, что ты его не запомнил! Вот здесь я тебе впервые не поверю…
Когда Хальченков потом провожал ее до выхода из отделения, то, не выдержав, все же спросил, хотя и зарекался:
— Чего это он вам такого сообщить успел, а, Олеся Данилец? Что такого, что скрыл от следствия?
— А вам разве интересно? — она невинно улыбнулась прямо в настороженные, подозрительные глаза Виктора Георгиевича. — Вы же его в тюрьму везти собрались.
— Ну… Я не собрался, просто таков порядок. Заключенный под стражу может содержаться в СИЗО определенное время и… Черт! Хватит вокруг да около! Что он вам сказал? Что-то такое, что подарило вам надежду, так?
