Виктор Пронин - Брызги шампанского
Вечер был темен и свеж, деревья шумели на сильном ветру, но в нашем закутке было настолько тихо, что даже высохшие свои плавки я оставил на перилах, не опасаясь, что их унесет ветер. Совсем рядом, за деревьями, бухали в берег волны, докатившиеся от самой Турции, в ресторане Славы Ложко громыхал оркестр, а сам Слава в перерывах читал свои шаловливые стихи о том, как красиво он любил красивых женщин.
А мы с Жанной пили красное мускатное, смотрели друг другу в глаза, произносили двусмысленности, невинно касались друг друга ладошками и весело смеялись над разными забавными случаями, происшедшими в нашей жизни совсем недавно и совсем давно.
А потом, когда кончилась вторая бутылка, я сказал, что пора спать.
– Но у нас есть еще вино! – удивилась Жанна.
– Выпьем утром. И только тогда ты поймешь, что такое настоящее, холодное, красное мускатное... Ну, и так далее.
– Я смотрю, ты большой любитель шампанского? – спросила Жанна с некоторым подозрением в голосе. Второй раз за сегодняшний вечер она задала мне этот вопрос.
– С Жорой я пью мадеру. С директором Дома творчества – коньяк. С тобой – шампанское. А в Запорожье у меня есть друг Владимир Иванович Подгорный, ректор местного машиностроительного института... Так вот с ним мы пьем самогон, который производит его столетняя мать. Вопросы есть?
– Наливай, – бесшабашно махнула Жанна рукой, и я разлил остатки шампанского из второй бутылки. – Только это... Я буду спать отдельно. Мы ведь об этом уже договорились? Ты ведь сдал мне свободное койко-место?
– Не возражаю.
И я действительно не возражал. Я уже получил от этого вечера так много, что еще чего-то... Это уже казалось излишним.
Мы легли отдельно.
И погасили свет.
Но дверь на лоджию была распахнута. Там, невидимые в темноте, шумели деревья, грохотали волны, надсадно сотрясал воздух ложковский оркестр, заглушая все остальные оркестры Коктебеля.
– Мне холодно, – сказала Жанна. – Одной простыни недостаточно. Сентябрь все-таки.
– Одеяла в шкафу, – ответил я.
И заволновался, задергался, понял – сказал что-то не то, несуразное, может быть, даже опасное. Но шампанское сделало свое дело. Пока я сообразил, что к чему, было уже поздно. Жанна встала, в легких сумерках нашла шкаф, открыла дверцу и выдернула из стопки одеяло.
Я уже приподнялся, чтобы остановить ее, уже руки протянул, чтобы не допустить к шкафу, к одеялам, подушкам и простыням, сложенным там на случай холодов...
Но было поздно.
Едва она выдернула одеяло, раздался оглушительный грохот – упало что-то тяжелое, громоздкое, преступное.
Когда я включил верхний свет и под потолком вспыхнула лампочка, прикрытая абажуром с кистями, то увидел Жанну, прижимавшую к себе синее солдатское одеяло. На полу, у самых ее ног, лежал мой пистолет, а рядом – Жорино изваяние, неизменно потрясающее меня точностью анатомических подробностей. Двухкилограммовый каменный член упал на пол с грохотом, наверное, ничуть не меньшим, чем «стечкин» с глушителем.
– Ни фига себе, – пробормотала Жанна, и не столько ужас был в ее голосе, сколько смех, во всяком случае, мне так показалось.
– Не обращай внимания. – Я небрежно затолкал ногой оба предмета под шкаф. – Им там самое место.
После этого выключил свет, взял Жанну вместе с одеялом на руки, отнес на свою кровать, а сам улегся рядом.
И все было прекрасно.
Поезд из Днепропетровска приходил на Курский вокзал в одиннадцать часов двадцать шесть минут. Мандрыка не вышел на перрон, остался в машине. Накануне он созвонился с ребятами и сказал, что будет в красном «Шевроле» на стоянке. Это было грамотно – никто не видел его с исполнителями, никто не засек, даже если за ними тянулся «хвост» из самого Днепропетровска.
Опустив стекло, чтобы лучше слышать объявления, Мандрыка взглянул на часы – это был «Ролекс». Ничего не мог поделать с собой Мандрыка, любил красивые, дорогие вещи. И только сейчас, когда появились не просто деньги, а большие деньги, эта таившаяся страсть вылезла наружу и завладела им полностью. Что там часы, хорошие часы просто необходимы, но Мандрыка на часах остановиться не мог. Авторучки, блокноты, перстни с непростыми камешками, запонки, галстуки – все было не просто высокого, все было наивысшего качества. Говорят, человек с большими деньгами резко меняется – ничуть. Просто в нем проявляется то, что было всегда.
– Здравствуйте вам, – раздался голос, и Мандрыка увидел рядом с собой простецкое улыбчивое лицо.
– А, приехали, значит. Садитесь сзади. У вас все в порядке? Как доехали?
– Нормально, – на просторном заднем сиденье расположились два щупловатых паренька. Мандрыка посмотрел на них в зеркало, потом обернулся назад. Некоторое время молча рассматривал обоих, как бы еще раз примеряя к делу, которое им предстояло выполнить.
– Что, изменились? – спросил один из парней, тот, кто первым заглянул в машину. – Трудно узнать?
– Узнал.
– А мы тебя не сразу... Крутой, не сразу подойти решились, все прикидывали – да тот ли это Васько, с которым познакомились, которого полюбили и до сих пор любим, – балагурил парень.
– Значит, так, Гриша... И ты, Валера, – назвав одного парня по имени, Мандрыка на ходу понял, что второго тоже нельзя отодвигать. Валера до сих пор не проронил ни слова, но тоже был смешлив, даже как бы добродушен. – Значит, так, хлопцы. Работа предстоит сегодня.
– А по Москве погулять, на Красную площадь сходить, в Мавзолей заглянуть? – продолжал куражиться Гриша. – Я давно Ильича не видел. Как он там?
– Давайте договоримся... Встретимся в Днепре, найдем хорошее местечко и вволю посмеемся. Над чем угодно. Заметано? Времени у меня мало. У вас тоже немного. Все очень серьезно.
– Молчу, как рыба об лед, – Гриша приложил обе ладони к груди. – Звыняйте, дядько.
– С украинским языком осторожнее.
– Но ты-то понимаешь!
– Гриша! Это след! – со стоном, страдая от непонимания, произнес Мандрыка. – Любой придурок услышит от вас одно слово и сразу скажет – с Украины ребята. Тебе это нужно?
– Все, Вася! И с этим завязали.
– Обратные билеты взяли?
– Как договорились.
– Правильно, незачем в местных вокзальных компьютерах свои фамилии оставлять. Инструмент с собой?
– Привезли инструмент. Хотя это было непросто – две таможни отработали.
– Чистый инструмент?
– Почти.
– Не пойдет, – твердо сказал Мандрыка.
– Вася, – протянул Гриша. – Ну, в Чечне побывал инструмент! Сейчас по стране ничего не найдешь, что бы в Чечне не побывало! Все нормально! Не переживай!
– Ладно, – пересиливая себя, с трудом согласился Мандрыка. – Значит, так... Отработали – и сразу на поезд. От инструмента избавляетесь немедленно. Он вам больше не пригодится.
– Как знать, – сорвалось у молчавшего до сих пор Валеры. – Жизнь – она такая... Какой угодно стороной может повернуться.
Мандрыка долго молчал, проводил взглядом милиционера, который уже не первый раз проходил мимо машины, потом включил мотор и медленно выехал со стоянки. Проехав вдоль всего здания вокзала, свернул влево, поднялся к Садовому кольцу и, дождавшись зеленого светофора, свернул вправо. Метров через двести Мандрыка опять свернул вправо на тихую, пустынную улицу Казакова. Проехав две-три минуты, пристроился недалеко от церкви.
– Здесь немного спокойнее, – объяснил он свои маневры. – Теперь вот что... Я вам кое в чем уступил, уступите и вы... От инструмента избавляетесь немедленно. Если он запачкан, то, может быть, на месте его бросать и не следует. Но при первой же возможности... В воду, канализационную решетку, в общественный туалет... Ваши убытки я восполню особо.
– Это другой разговор! – с подъемом произнес Гриша. – На это мы пойдем охотно и даже весело!
Мандрыка поморщился, помолчал, уже этим давая понять, что недоволен легкомысленным отношением к делу, что засомневался в ребятах и подумывает, не отменить ли все затеянное.
Те поняли, тоже помолчали.
– Вася, – Гриша положил руку на плечо Мандрыке, – ты не переживай. Это мы от волнения куражимся, от радости, что приехали нормально, что тебя увидели... Этакий своеобразный шок. Мы сейчас пошатаемся немного по улицам, перекусим, и все пройдет. Ты не сомневайся в нас, мы ничего ребята, мы в порядке. Уж неделю как ни грамма не выпили. Представляешь, как серьезно относимся к делу?
– Ладно, проехали. Клиент живет в гостинице «Россия». Третий этаж. Вот номер, – Мандрыка лишь показал цифры на бумажке. – Вы должны подойти в половине седьмого... Повторяю – в восемнадцать тридцать. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Постучать четко, раздельно три раза. Вам откроют. Дверь будет заперта, но если вы в восемнадцать тридцать подойдете к двери и постучите три раза, – Мандрыка постучал костяшками пальцев по приборному щитку, показывая, как это надо сделать, – вам откроет человек высокого роста. Это и будет ваш клиент. Вы делаете свое дело, вынимаете из дверей гостиничный ключ, кладете его в карман и уходите, плотно закрыв за собой дверь. Там срабатывает защелка. И до следующего дня в номер никто не сунется. Ни горничная, ни дежурная, никто. Дверь будет заперта. Всевозможные обходы, уборки и прочее – утром. Когда его обнаружат, вы будете уже в Днепропетровске.
