Екатерина Лесина - Кольцо князя-оборотня
– Вопреки моей воле?
– Вопреки всему.
– Алексей, – голос Эльжбеты Францевны был подобен солнечному лучу, мягок и светел, – милый мой мальчик, ты потрясен, ты влюблен, я все понимаю, однако твои эмоции, поверь, уйдут, и что останется? Сожаление о содеянном? Стыд перед предками? Подумай, если ты женишься на ней, то лишишься последнего шанса на титул. Ты бы мог вернуться на службу… Его Величество высоко ценит преданных людей, и я не сомневаюсь, рано или поздно, но ты сумел бы искупить поступок отца. А такая жена, как Элге, дикая девица без роду и племени, сводит твои шансы к нулю.
Федор представил улыбку княгини – ласковую и понимающую, однако за этой лаской и пониманием скрывается железная воля.
– Матушка, – Алексей смягчился, – я безмерно ценю вашу заботу обо мне, однако… Я женюсь на Элге. Я решил. Уже давно, однако боялся навредить Ядвиге.
– И правильно. Твой поступок ее убьет.
Луковский крупно сомневался, что Ядвига способна на столь серьезные эмоции, его невеста глупа и легкомысленна, чтобы осознать всю глубину проблемы. Поплачет и успокоится, а вероятно, и до слез дело не дойдет. Федор увезет Ядвигу в Петербург, а князь пусть делает все, что хочет. Пожалуй, этого безумца и Эльжбета Францевна не сумеет остановить.
– Ядвига станет графиней, ей не будет дела ни до меня, ни до Элге.
– Ошибаешься.
– Это не имеет значения.
– Свадьба не состоится. – Теперь голос милейшей графини звенел, подобно стальному клинку. – Завтра же и ноги этой девчонки в доме не будет!
– Будет, матушка. Еще как будет. – Сталь столкнулась со сталью, и ночной воздух, превратившийся в поле боя, звенел. – Матушка, я вас люблю, но и ее люблю тоже. Не заставляйте меня выбирать.
– Да что ты сделаешь?! Мальчишка! Ты здесь – никто! Не хозяин, как ты, наверное, решил, не князь. Ты – ничтожество!
У Федора горели уши. Неужели князь стерпит? Стерпел. И голоса не повысил, наоборот, Луковскому почудилось, будто Алексея гнев Эльжбеты Францевны скорее забавлял, нежели страшил.
– Поверьте, матушка, я все равно поступлю так, как решил. Даже если вы против. Даже если ОНА против. Погодите. Подумайте, до свадьбы еще три дня. Целых три дня. За это время многое может произойти.
– Например, что?
– Например, жених откажется идти под венец.
– Не откажется.
– Конечно, если я буду молчать, но если случайно… Совершенно случайно проговорюсь, что Ядвига…
– Ты не посмеешь!
– Посмею. Уже посмел. Либо завтра же вы даете свое благословение, либо… без одной свадьбы не будет и другой!
– Он был прав, – тихо пробормотала Эльжбета Францевна. – Ты – настоящий безумец.
– Может быть. Но мне нравится мое безумие. Я только вас хочу понять. Неужели вас настолько заботит честь рода, которого больше нет? Ядвига скоро уедет отсюда, вы, как я подозреваю, тоже, а в столице судьба последнего князя Урганского никому не интересна. Они давным-давно забыли и обо мне, и о моем отце. Вы будете матерью графини Луковской, что же вас не устраивает? Боитесь потерять Крепь? Это проклятое место, оно никому не принесло счастья, я же… Я бы хотел уехать, но не могу. Один не могу, а с ней… Элге – птица. Недостающая часть. Две ветви вновь соединятся в одну. Проклятие развеется, и я освобожусь. Матушка, неужели вы не желаете помочь мне? Неужели хотите, чтобы я погиб на этих болотах, как мой отец, как мой дед?
– Ты бредишь, мой мальчик. Ты болен. Элге – не птица. Она всего-навсего женщина, она не принесет тебе ничего, кроме страданий. Думаешь, я не хочу, чтобы ты был счастлив? Хочу, поэтому и пытаюсь достучаться до твоего разума, если уж сердце занято. Элге – милая девочка, но не более того. И еще, Алексей, она не любит тебя и никогда не любила. Ты можешь бросить ей под ноги весь мир, но это не принесет тебе того, чего ты добиваешься. Она убьет тебя, сведет с ума своим равнодушием.
– Я сумею…
– Ты с собой не способен сладить, чего уж говорить о ней. Нельзя любить за двоих, рано или поздно любовь превратится в ненависть, а страсть, которая не найдет выхода, уничтожит либо ее, либо тебя самого.
– Матушка…
– Прошу тебя, подумай. Но если завтра… Если ты не передумаешь, я сделаю, как ты хочешь. Ради Ядвиги.
Шаги. Шорох юбок. Глухой удар и брошенное сквозь зубы проклятие. Скорее всего, князь, разозленный последними словами Эльжбеты Францевны, выместил ярость на стене.
Несколько секунд тишины. Сердце бешено колотится о ребра, а по спине сползает вниз струйка пота. И еще невыносимо стыдно за себя, за князя, за Эльжбету Францевну… но больше всего, конечно, за себя. Федор не имел права подслушивать. Он должен был либо уйти, либо заявить о своем присутствии, а вместо этого он поступил как последний негодяй.
– Выходи! – приказал Алексей. Луковский послушно покинул свое убежище. Впрочем, вряд ли стену можно было назвать убежищем. Стена – это стена, холодная и сырая.
– Я… – Федор искал подходящие слова, чтобы хоть как-то объяснить свое поведение, однако в голове звенела одна-единственная мысль: обманули. Его обманули. Эльжбета Францевна что-то скрывает и боится, что, узнав это «что-то», Федор откажется от данного слова.
– Ты слышал все. Или почти все, – заключил князь. – И теперь думаешь, что бы такого предпринять: либо уехать отсюда к чертовой матери, либо потребовать объяснений?
– Примерно… – Федор невольно улыбнулся. Несмотря на варварские манеры Алексея, следует признать его проницательность.
– Предлагаю поговорить.
Робкое пламя свечи скорее сгущало тьму, чем разгоняло ее. Князь, сидящий в низком, привезенном Эльжбетой Францевной кресле, казался призраком, существом, сотканным из ночи и ей принадлежащим. Федор подозревал, что сам он выглядит не лучше.
– Итак, подозреваю, вам снова не спалось, – предположил Алексей.
– Волки…
– Вы спустились вниз, поскольку здесь, благодаря усилиям матушки, несколько уютнее, нежели наверху. Спустились и услышали беседу, которая настолько заинтриговала вас, Федор Андреевич, что вы, словно любопытный холуй, опустились до банального подслушивания. К несчастью, я слишком поздно ощутил присутствие… постороннего. Вы хозяин этого дома, не смею спорить, однако я знаю его гораздо лучше. – Князь, скрестив руки на груди, внимательно рассматривал собеседника. Странно, что они с Эльжбетой Францевной не родные по крови, они похожи друг на друга – эти жесты, эта непоколебимая уверенность в собственном превосходстве, эта бесцеремонность…
– Молчите. Нельзя молчать все время, тогда есть риск, что скажут за вас. Но не мне вас судить, ваше сиятельство. Кто я такой, чтобы судить…
– Князь.
– Элге сказала. Знаю, что она, и не сержусь. На нее невозможно сердиться. – Отблеск свечи тенью улыбки скользнул по губам князя. – Но давайте вернемся к нашей с вами беседе. Кажется, вас заботит предстоящая свадьба… Надеюсь, вы не станете разочаровывать мою сестру? Она девушка впечатлительная, нежная, вас любит…
Алексей издевается. Он нарочно говорит про любовь, хотя знает, что никакой такой любви нету. Эльжбета Францевна верно назвала свадьбу сделкой. Так оно и есть: Федор получает деньги, Ядвига – имя. Но если его обманули? Если никакого наследства не существует?
– Существует, – уверил князь. Видать, и вправду было в этих землях нечто ведовское, иначе откуда Алексею ведомы мысли чужие? Или догадлив не в меру?
– Относительно наследства не беспокойтесь, матушка вас не обманула.
– А относительно чего беспокоиться?
– Относительно себя.
– Странно слышать подобный совет от… вас.
– Полагаете, матушка права? Я хочу невозможного? И все закончится тем, что либо она меня погубит, либо я ее? – Алексей вскочил. Позабыв про разговор, он заметался по комнате, подобно запертому в башне ветру.
– Я не знаю, – честно ответил Федор.
– Я тоже. Спокойной ночи.
Князь растворился в темноте, а Луковский, оставшись наедине со свечой, вдруг подумал, что так ничего и не узнал. Но Алексей сказал, будто наследство существует. Князь не опустился бы до вранья, значит…
Значит, сделка остается в силе. Господи, до чего же противно. Волчий хор пел в унисон оскорбленной душе, и Федор, впервые за долгое время, слушал унылую песню если не с радостью, то без отвращения.
Ведьма
