Ольга Богуславская - Боль
Появляется медсестра вводить новое лекарство. Смотрит Елене на руку и — происходит какая-то заминка. Елена даже не может подобрать точное слово, просто она почувствовала, что сестра забеспокоилась. Она исчезает и появляется в палате с другой женщиной в белом халате. Та, в свою очередь, поглядев на Еленину руку, побежала за кем-то еще. Кто это был, кто пришел первым, кто позже, она, разумеется, не знает. Ей было не до того.
Вновь появившиеся люди — Елена помнит, что их было двое, — стали тщательно прощупывать вену правой руки. О чем-то очень быстро и с волнением говорили. Так Елены впервые услышала слово "катетер".
Спустя несколько минут её куда-то повезли. Оказалось, в операционную. Никто ничего ей не говорит, не объясняет, все, что ей удается понять, что-то произошло. Очевидно, с рукой.
Сделали анестезию, наложили на руку два жгута и начали что-то делать. Позже она узнала, что это была веносекция. Было очень страшно и очень больно почему-то в кисти. Местное обезболивание избавило её, очевидно, только от болевого шока. Тревога неведения была хуже боли. Почему все так суетятся? Если произошло что-то непредвиденное, почему ей не говорят что? Как будто все это происходило не с ней и не имело к ней никакого отношения.
Ее поразило то, что она увидела, открыв глаза. Все было в крови. Она не сумела сразу объяснить себе, что ужас — главный — был в том, что это была её кровь. И крови было много.
Потом её снова отвезли в палату, сделали успокоительный укол, и пришла заведующая отделением. По крайней мере, сейчас ей кажется, что это была она, а не врач. Елена услышала странные слова:
— Сейчас должны приехать специалисты.
— А что случилось?
— Ничего страшного. С этим живут.
— Да что все-таки случилось?
— С этим живут, ничего страшного.
В эту минуту Елена вспомнила, как в операционной врачи спрашивали нашли или нет? — и у них были растерянные лица. Что нашли? А если не нашли, то что искали?
Но специалисты в тот день так и не приехали, и Елена так и не поняла, что же все-таки случилось.
Наутро снова появилась заведующая отделением. Вот-вот должна была состояться смена дежурных, и она пришла, чтобы расставить точки над "i". Елене было сказано: обломился катетер и мигрировал в вену. Со словами "с этим живут" заведующая отделением удалилась. Нельзя сказать, чтобы на такое пустяковое происшествие было потрачено много лишних слов.
Елена родила в пятницу. Уже прошла и суббота, когда ближе к полуночи появились специалисты из 1-й Градской больницы. Они осмотрели Елену, прощупали руку, смазали швы, поговорили между собой и уехали. Сказали, что искать катетер будут в понедельник. А ещё спросили у медсестры, кто это так славно зашивал руку. И то сказать, сейчас, по прошествии почти полутора лет, можно подумать, что эту несчастную руку переехал паровоз. Потом Елене объяснили в роддоме, что ей были наложены косметические швы.
В понедельник никуда её не повезли. Она плакала. О ребенке не было и помина. Знала только, что родился мальчик.
В понедельник сделали УЗИ руки на своем аппарате. Ничего не нашли. Сказали: аппарат слабый. В месте, где руку переехал паровоз, сильно болело. На жалобы никто не обращал внимания, даже перевязок не делали. Чтобы не ныла, сделали успокоительный укол, и она спала до вторника. А во вторник повезли на "скорой" в 1-ю Градскую. Там снова сделали УЗИ и как будто увидели что-то в области предплечья.
Снова повезли в операционную, обкололи руку… В воспоминаниях осталось, что сильно дергали — кто? что? — ничего больше не помнит. Между собой врачи перемолвились: куда-то он ушел.
Елену и в этот раз не удостоили никакими объяснениями.
Шестого августа Елену перевели к ребенку, и можно было надеяться так, видимо, думали врачи роддома, — что новые заботы отвлекут Елену от маленького приключения с катетером. Однако 7 августа начались сильные боли в правой руке. Только тогда впервые сняли перевязку и стали обрабатывать швы. Похоже на то, что с каждым днем в родильном доме все больше верили в то, что старались внушить Елене: спокойствие, все в полном порядке, ничего не случилось, не будем о пустяках. Между тем муж и свекровь пошли к главному врачу роддома. Оказалось, она не знает о том, что произошло. Пошла узнавать. Может, конечно, сцена узнавания была всего лишь удачным экспромтом, но, глянув в безмятежное лицо Т.Г. Баулиной, родственники Елены сразу поверили в то, что она и впрямь ничего не знает.
Вернувшись, Баулина сказала: да, сломался катетер. И показала, какого размера обломок, — получалось сантиметров десять (на самом деле — пять). С этим живут, бывает и хуже. Если вам нужно, привозите сюда других врачей вместе с их оборудованием. Что могли, мы сделали.
Им было нужно, поэтому 11 августа муж со свекровью снова пришли к Баулиной. И снова услышали: ничего страшного. Не стоит искать иголку в стоге сена. Видно, эта пословица понравилась главному врачу роддома. Потом она её с удовольствием повторяла. Вообще, гораздо больше путешествия катетера эту почтенную женщину занимало, откуда родственники получили столько информации. Она считала, что чем меньше они будут знать, тем лучше. Для роддома. Безмятежность Т.Г. Баулиной была поколеблена лишь в тот момент, когда назойливые родственники показали ей направление из 1-й Градской в Институт Бакулева.
— Вы хоть на магнитофон меня записывайте, хоть милицию зовите, я вам все то же повторю.
И обращаясь к мужу, добавила:
— Сюда ходить нечего, готовьтесь к встрече жены и ребенка.
Выставив за порог надоедливых родственников, Баулина посетила Елену.
— Катетер длинный, — сказала она. — Вот какой! — и отмерила в воздухе уже знакомые нам 10 сантиметров. — Дальше руки не пойдет. Тем более рука болит, значит, там он и остановился. Я советовалась с профессором: это совершенно не опасно, опасно только вены резать и искать катетер.
Елену выписали из роддома 15 августа. В выписке указали, что во время физрастворной терапии произошел надлом катетера, 2–3 см. При веносекции катетер не обнаружен. Остальное неразборчиво.
Спустя двадцать дней в Бакулевском институте Елене сделали эхокардиографию и обнаружили инородное тело в области верхней полой вены, то есть перед входом в сердце. В выписке указали, что рекомендуется хирургическое вмешательство. Какое? Речь шла об ангиографии, то есть попытке подобраться к катетеру через вену. Елену обескуражили два обстоятельства. Во-первых, ей объяснили, что нет гарантии, что операция увенчается успехом. Сказали: пятьдесят процентов "за", пятьдесят "против". И, во-вторых, цена: шесть миллионов рублей. Таких денег у неё не было. Можно было занять, влезть в долги, — но ради чего? А вдруг ничего не выйдет?
Именно в это время Елена поняла, что может умереть. Ведь никто и нигде ни разу не упомянул, что обломок катетера может добраться до сердца. Никто и словом не обмолвился, что есть опасность развития тромбоэмболии. Что это такое и чем чревато, знают все. Как было не вспомнить единственного доктора, который прямо сказал мужу, что обломок катетера необходимо удалить. Может дойти до сердца.
Елена сказала: "Меня все это просто ошеломило".
Почему?
Потому, что в родильном доме её убеждали, что главная опасность для неё заключается в том, что она будет пробовать удалить катетер и повредит вены и много чего еще. Она была убеждена, что врачи роддома не позволили бы ей уйти домой, если была бы реальная опасность для жизни. Ну не смогли помочь, так хоть убедили бы в том, что нужно срочно принимать меры.
Я забыла сказать, что Елена с семьей живет в деревне Ивановское, на которую семимильными шагами наступает подмосковный город Красногорск. От дома Максимовых рукой подать до Центрального военного клинического госпиталя имени А.А. Вишневского. Спрашивается, отчего же она не обратилась туда сразу, хотя бы для консультации?
Запомнились слова главного врача родильного дома: аппаратура, которая может "найти" катетер, есть только в 1-й Градской больнице. Если уж там ничего не обнаружили — не теряй времени, больше нигде не помогут.
Да что она за человек такой, воскликнет кто-то в сердцах! Мало ли что ей сказали в этом роддоме! Так ведь там у них и катетер сломался. Да, сломался. Так ведь случайно. Понимаете, такой она человек. Это городские жители на ходу подметки рвут, а она — человек природный, деревенский, степенный. Она людям в белых халатах привыкла доверять, как испокон веку мы все в былые времена доверяли. В деревне врач — тот же бог, только живет, бывает, по соседству. И на слова она скупая, сама говорит мало и от других много слова ей не требуется. Сказали — без толку, она и запомнила.
Спасибо знакомым, которые помогли ей попасть в госпиталь. Пришла. Там тоже встретили её люди в белых халатах — только другие. У них только халаты оказались одинаковые.
