Марина Крамер - Не верь, не бойся, отпусти!
В меня полетела полотняная салфетка, лежавшая под кофейной чашкой:
— Ты совсем сдурела, да? Хочешь сказать, что Николас как-то связан..?
— Я этого не знаю. Но исключать не могу.
— Потому и меня втравила?
— Никто тебя не втравливал. Уж точно — никто в постель к нему не укладывал, тут ты сама справилась.
Вяземская окинула меня подозрительным взглядом и изрекла:
— Не завидуй.
Я только головой покачала.
— Ань, я же просила тебя быть осторожнее.
— А я осторожна, не волнуйся. Твое имя, к примеру, вообще ни разу не прозвучало.
— Кстати, вот это плохо, — вдруг сказала я, еще не совсем понимая, что имею в виду, но чувствуя, что нашла правильный путь. — Знаешь что… Ты, пожалуй, в следующий раз вскользь упомяни обо мне — мол, подруга, все такое…
— Да зачем? — Аннушка захлопала ненакрашенными ресницами.
— Пока не знаю. Но вот чувствую — так надо. И еще… Ты ведь явно еще не раз в его доме появишься… если я попрошу тебя одну маленькую штучку приклеить в его кабинете — ты сможешь?
На секунду мне показалось, что Вяземская грохнется в обморок — так побелело ее лицо, но она быстро взяла себя в руки:
— Смогу, — решительно заявила она, — но ты должна пообещать, что ничего во вред Николасу делать не станешь.
— А чем я могу ему навредить? Мне просто нужно удостовериться, не причастен ли твой дружок к одному делу, вот и все. Если нет — я извинюсь перед тобой.
— А если..? — она задохнулась, и я поняла, что даже мысль о том, что Карибидис может быть замешан в чем-то, для Аннушки уже непереносима.
— Ань, давай сперва все сделаем, а потом будем думать дальше, хорошо? — попросила я, беря ее за руку и чувствуя, что даже пальцы у нее сделались ледяными. — Ты ведь сможешь сегодня еще раз в дом попасть? Судя по пеньюару, твои вещи остались там, и тебе их нужно забрать, даже несмотря на отсутствие хозяина, ведь так?
Аннушка окинула себя взглядом, словно проверяя, правду ли я говорю, потом подняла глаза на меня:
— Н-ну…
— Вот! Прекрасно. Сделаем так. Мы сейчас на работу поедем, а вечером, когда вернемся, ты пойдешь к нему и сделаешь то, о чем я попросила. Ничего сложного, просто приклеишь одну штучку за какую-нибудь раму — есть у него в кабинете какие-то картинки?
— Я не разглядывала, — вяло огрызнулась Аннушка, — но наверняка есть. Весь дом увешан таким антиквариатом… не может быть, чтобы в кабинете ничего… а почему за раму-то? Не проще под столешницу?
— Нет, не проще, — терпеливо объяснила я, понимая, что в своей жизни Аннушка не прочла ни одного детектива, ибо зачем ей это, — не проще, потому что домработница ежедневно вытирает пыль и мгновенно наткнется — правильно?
Вяземская кивнула.
— Ну вот… А за рамами картин метелками шарят куда реже. Поэтому именно там… Ань, ты чего? — я встрепенулась, увидев, как из глаз подруги потекли слезы.
— Господи, ну почему так? Стоит встретить нормального, холостого мужика — как непременно должно что-то случиться, — прошептала она, размазывая мокрые дорожки по лицу.
— Ань, так ничего же не случилось.
— Теперь я уже не уверена. — Она вдруг резко встала, оттолкнула от себя чашку и пошла к выходу, но на пороге задержалась: — Но помни — ты обещала, что вреда Николасу не причинишь.
Я не успела ответить, потому что Аннушка и не ждала никаких ответов. Она просто выставила мне условие — и все.
Собравшись, в гробовом молчании мы отправились в Москву.
Глава 15
Два вида предательства
Предательство — это всего лишь вопрос времени…
Арман Жан дю Плесси кардинал РишельеИз кабинета навстречу мне вышла Ниночка, и в ее глазах почему-то отразился испуг, как будто я застала ее за чем-то неблаговидным:
— Ой, Варвара Валерьевна… что-то рано вы сегодня…
Я хлопнула на стол портфель и насмешливо поинтересовалась:
— Что — не все ящики осмотрели?
Я сказала это просто в шутку, но лицо помощницы внезапно побелело.
— Варвара Валерьевна… я… я не хотела… — Она уцепилась пальцами за дверной косяк, а я почувствовала, что мне тоже необходима опора, иначе упаду.
— Не хотела — чего? — медленно выговаривая слова, спросила я, одновременно желая и боясь услышать ответ.
Нина шумно осела по косяку на пол и жалобно посмотрела на меня снизу:
— Я не хотела… не должна была… но понимаете… мама… мама тяжело больна, нужны деньги, много денег…
Ко мне начало возвращаться самообладание — в критической ситуации я умела собраться и посмотреть на происходящее трезвыми глазами. Решительно подойдя к сидящей на полу помощнице, я крепко взяла ее за плечи, подняла на ноги и сильно встряхнула:
— Нина! Немедленно прекратите истерику и скажите четко — кто и о чем вас попросил.
Она болталась в моих руках как кукла, мотала головой и плакала:
— Я не виновата… я действительно не хотела… если бы не мамина болезнь… если бы не это…
Мне очень хотелось ударить ее по лицу, чтобы хоть немного привести в чувство, но я сдерживалась — не хватало еще рукоприкладством заниматься.
— Нина! Я в последний раз прошу — без истерики, четко и ясно — кто и что?
— Ваш дядя…
Не скажу, что удивилась этому ответу, наверное, внутренне была готова именно к нему, поэтому небо не рухнуло.
— Мой дядя… Хорошо. Это он дал вам прослушивающее устройство?
— Да… он сказал, что ничего страшного не будет, что ему просто нужно отследить, какими делами вы занимаетесь, мол, это для бизнеса…
— Нина, я никогда бы не подумала, что не могу на вас положиться, — отпустив ее, произнесла я устало. — Мне казалось, что у нас нормальные доверительные отношения. Почему о болезни мамы вы не сказали мне?
— Потому что нет у нее никакой больной мамы, — раздался в дверях голос Димочки Кукушкина, и мы обе вздрогнули от неожиданности. — Нет больной мамы, а есть вполне здоровый дружок, у которого пять просроченных кредитов, да, подружка? — говоря это, Димочка запер дверь и сунул ключ себе в карман. — И ты решила таким образом подработать. И никто тебе не предлагал, потому что ты сама позвонила господину Ракитину, да? Позвонила и предложила помощь.
— Но… для чего? — еле выдохнула я. — При чем тут..?
— А при том, Варвара Валерьевна, что Нинон имела счастье подслушать мой разговор с вашим дядей, в котором тот меня как раз и соблазнял на подобное. Но я же не дурак — чайной ложкой в мерзлом грунте могилу себе рыть, вот и отказался. А Нинка уцепилась, молодец, ушлая, далеко пошла бы. Только теперь не пойдешь.
Ниночка переводила растерянный взгляд с меня на Диму, рот ее приоткрылся, словно она собиралась сказать что-то, но так на полуслове и передумала. Я же не могла понять, почему отказавшийся помогать дяде Кукушкин стоит передо мной живой и здоровый.
— И что — за твой отказ с тобой ничего не произошло? Ведь ты же мог мне рассказать. Думаю, мой дядя учел бы такую возможность и принял необходимые меры предосторожности.
— Не рассказал бы он вам ничего, — хмыкнула вдруг Нина, и мы с Кукушкиным, оба чуть оторопев, повернулись к ней. — Не рассказал бы, да, Димочка? Потому что сам замаран, постукивал на вас Станиславу Георгиевичу, а дядя ваш как-то узнал.
Я села за стол и обхватила голову руками. Ничего не скажешь — дружный и надежный коллектив у меня. Не сотрудники, а органы НКВД образца тридцать седьмого года. Но каков Светик… Тихонько уговорил Димку шпионить за мной, потому и не проявлял никакой ревности — все знал, где, с кем, когда. Сволочь… зря я его недооценивала.
— И что мне теперь с вами делать? — медленно произнесла я, поднимая голову. — Я думала, вы люди, а вы — так, пробники…
— Варвара Валерьевна, во всем, что касается дел в конторе, я чист, — решительно заявил Кукушкин. — В том, что мужу вашему кое-что рассказывал, — да, виновен, самому противно, простите, если сможете. Но касаемо дел — никогда. Потому и дяде вашему отказал.
— Считаешь, что это как-то тебя украшает? — усмехнулась я.
Димочка вынул пачку сигарет, предложил мне, и я машинально вытащила одну. Закурив, он покачал головой:
— Вы ведь знаете, Варвара Валерьевна, что по своему складу я не способен гордиться подобным. И со Святославом Георгиевичем вышло так только потому, что я его очень уважаю. Мне казалось, что вам непременно нужно быть вместе.
— А ты кто — бог, ангел? Кто ты — чтобы решать, с кем мне быть? — Я говорила тихо, но почему-то самой казалось, что ору во все горло. — Какие же вы все мелкие… никому верить нельзя! Убирайтесь отсюда оба.
Я вынула из портфеля документы по делу Митрохина и принялась шелестеть страницами, делая вид, что не замечаю помощников. Однако они не торопились уходить. Димочка решительно обошел стол, забрал у меня из рук бумаги и серьезно сказал:
