Светлана Алешина - Не люблю поддавки
Я промолчала. Лариса покосилась на меня, выпустила дым вверх и спросила напрямую:
— А что вы там делали?
— Где? В лесу? — спросила я.
— А меня, кроме леса, больше ничего и не интересует. Пока, — ответила Лариса. — Так что?
Гена сказал, что он поедет на стрелку, и вы решили поболеть за своих? А вторая чернявая с широкой кормой тоже из болельщиц?
— Она моя коллега по работе и подруга, — сказала я, немного обидевшись за Маринку, но заострять внимание на этом не стала.
Что поделаешь: судьба дала мне неплохой шанс, как бы изнутри изучить семейный мир Крамеров, и ради этого можно было и промолчать разок. Ведь мое расследование смерти Юли Пузановой все еще не было закончено.
— Можно сказать, что случайно оказалась в лесу, — продолжила я. — Мы с друзьями отдыхали там и уже возвращались, когда увидели вас. Да ты, Лариса, и сама все видела. Вот, собственно, и все.
Не могли же мы равнодушно пройти мимо, тем более что, хоть и очень поверхностно, с Геннадием Петровичем мы уже были знакомы.
— А как вы с ним познакомились? — не унималась Лариса. Она решила использовать до конца полученную возможность поговорить со мною.
Я даже подумала, что из нее получилась бы неплохая журналистка, только вот над лексикой пришлось бы поработать немного. Но для этого сгодился бы и Сергей Иванович. Он бы лихо правил Ларисины статьи, если, конечно, она решилась бы стать пишущим журналистом.
— С Геннадием Петровичем?
— Ну как ты познакомилась со мною, я помню, — заметила Лариса, — с Геной, с Геной.
— Мы занимаемся самоубийством Юлии Пузановой, — сказала я, — и сегодня днем впервые подъехали в офис фирмы «Скат», где она работала секретарем. Тогда и познакомились. Сегодня.
— А, ясно, — Лариса щелчком отбросила свою докуренную сигарету в сторону и выбила из пачки другую. Переминая ее в пальцах, она сказала:
— Трагическая это история и не особо приятная для вас, журналистов, как я понимаю.
— Почему? — Я тоже уронила сигарету и наступила на нее. — Почему именно для журналистов?
— Ну как же? Я что-то слышала, правда, краем уха, что какой-то журнал или газета оказалась причастна к этой трагедии. Типа, какую-то херню написали про девчонку, вот она и напереживалась. — Лариса закурила и посмотрела в землю. — Как я устала, кто бы знал! — сказала она. — Жизнь моя — как х…й роман, тоже, что ли, повеситься? Так эта толстая жопа только обрадуется… Раньше я и не догадывалась, куда он ездит, зачем… лучше бы я и продолжала этого не знать, так нет, вызнала все на свою шею. Думала, к любовнице ездит. Сама понимаешь — это дело такое, опасное. Ты замужем? — Лариса задала вопрос вроде небрежно, по ходу, но острым взглядом тут же кольнула меня и быстро отвела глаза.
— Нет, — призналась я.
— Во-от как! — Лариса, теперь уже не притворяясь, сверкнула на меня очами, похоже, записав уже и меня в разряд подозреваемых и возможных любовниц Крамера.
Ну это она зря, ни за какие коврижки. Слишком жирный.
— А удобно быть незамужней журналисткой, — задумчиво произнесла она, — встречи с разными людьми в разных местах. Вроде все по работе и никакой отчетности, никто не следит, никто не спрашивает: где была, куда идешь…
Хлопнула дверь больничного подъезда, и на крыльцо вышла медсестра.
Лариса легко поднялась с лавочки и подошла к ней.
— Ну как там? Режут уже? — спросила она.
— Да, операция началась. Пока все нормально. — Медсестра пошныряла глазами по мне и по Ларисе. — Константин Павлович предлагает вам ехать домой. Все равно пациент не проснется раньше утра. Он под наркозом.
— Во благодать! — хмуро сказала Лариса. — Херня какая-то: муж точно не придет домой, а мне ничего не хочется. Загадка, блин, природы! Поедем со мной? — предложила Лариса, обращаясь ко мне. — Посидим, попи…
— Спасибо, не буду, наверное, больше здесь задерживаться, — поблагодарила я, — я думаю, что интервью Геннадий Петрович даст мне в другое время.
— А что там давать? — удивилась Лариса. — У меня спроси. Про Юльку могу сказать только самое хорошее. Скромная девочка, тихая и нормальная. Нормальная, то есть может и повеселиться в компании, но только в меру. Сегодня гуляем, но потом целый месяц пашем. — Лариса сошла со ступенек вниз. — Вот и все. Что там у нее дальше, я и не знаю. Вряд ли и Гена знает, для него все эти дела, к сожалению, не очень интересны.
— Какие эти дела? — не поняла я.
— Связанные с женщинами, — улыбаясь, пояснила Лариса. — Ну не совсем, конечно, он импотент, что-то там шевелится, но, блин, так надоедает его постоянно надувать, что я уже рукой махнула. Пусть меня надувают, в конце концов, почему я должна страдать, а?
Мы подошли к «БМВ».
— Спасибо за помощь, — улыбнулась Лариса, — без Гены и одна смогу порулить. Буду ехать медленно-медленно, осторожно-осторожно, а то тот козел проснется завтра, узнает, что, не дай бог, он уже овдовел, так и сдохнет сразу от радости. — Лариса рассмеялась и села за руль. — Твои друзья на выходе торчат?
Я кивнула.
— Тогда пока.
Лариса газанула и поехала прочь от больницы как раз в том направлении, куда я потопала пешком. Могла бы довезти, между прочим.
Я шла к тому месту, где остановился Виктор, и думала: а вот не разберется он и поедет вслед за Лариской, что тогда будет делать Ольга Юрьевна? Ну то, что Ольга Юрьевна поедет домой, это и так понятно, а вот думать она о чем будет в приложении к Маринке, Лариске и Виктору?
Напрасно, однако, я развлекалась подобными соображениями: «Лада» была там, где и должна, и Виктор спокойно стоял с нею рядом.
Маринка медленно бродила вокруг машины и ворчала уже больше по привычке, чем по сути.
— Ну что? — спросила она меня, когда я подошла ближе.
— Оперируют, — ответила я, чувствуя, что устала я до не могу и самым острым желанием сейчас было бы рухнуть на диван и не вставать до завтрашнего вечера. А завтра вечерком проснуться бы, сгрызнуть чего-нибудь существенного и снова завалиться. И все! И не хочу я больше ничего! Устала Оля, как кляча водовозная.
— Оперируют! — фыркнула Маринка. — Ты слышал, Виктор! Оперируют! — Маринка подошла ко мне и взглянула прямо в глаза. — Да плевать мне на него! Пусть хоть зарежут! — сказала она. — Ты что узнала-то? Он что говорит?
Я прошла к «Ладе», открыла заднюю дверь и рухнула, наконец-то, хоть и не на диван, но тоже полегчало.
— Не молчи! — Маринка склонилась надо мною, как фурия, пардон, я хотела сказать, как разгневанная нимфа, решившая побыть фурией.
— Да не говорили мы с ним, а почему ты так наезжаешь?! — возмутилась я. — Подстрелили толстопуза, и ему было ни до чего. Он только покашливал. Ну ты сама слышала.
— Ну ты, блин, даешь, — Маринка явно хотела покрутить пальцем у виска, но не решилась. — Ты, Оль, забыла, что ли, как он себя с нами вел? Он тебе курить не разрешил и ухмылялся во всю пасть.
Скопец хренов.
— Почему скопец? — лениво полюбопытствовала я.
— А они жирные такие же были, — сказала Маринка. Она обошла машину и села рядом со мною.
Виктор занял место водителя.
— Странно, — полусонно произнесла я, — а мне он напоминает горбыль какой-то трухлявый.
Что получается? Горбылевый скопец? — Я помотала головой, стряхивая наваливающуюся дремоту.
Кажется, я уже заговариваться начала. — Ну ладно, едем отсюда.
— Давно пора, — буркнула Маринка, — мне эти путешествия за вчера и за сегодня год жизни забрали. Ни пожрать как следует, ни поспать, ни… Э-э-эх! — Она ударила себя по колену. — Брошу я эту журналистику к чертовой матери! Пойду куда глаза глядят, и везде будет лучше, чем в этом бизнесе, честное слово!
Виктор завел мотор и, щадя наши растрепанные чувства и усталые тела, повел машину небыстро и очень бережно.
— Ну наконец-то по домам, — с наслаждением произнесла Маринка, — не знаю, как ты, Оль, а я хочу в ванну и спать. Не могу я больше, особенно после этого кросса по лесам и болотам под пулями снайперов и…
— ..и под минометным обстрелом талибов.
Аллах акбар, — перебила я ее, — а у меня есть предложение.
— О-о-ой, — простонала Маринка и схватилась за голову, — а на этот раз куда? Если на яхте, я, может быть, и соглашусь, а в другое какое место…
— К хозяину яхты заглянем на минутку, — предложила я, — может быть, он уже приехал.
— Зачем он тебе сдался? — потребовала ответа Маринка. — Зачем? Что такого ценного он тебе может сказать? Лучше спроси у меня, я что ни слово, то умность какую-нибудь говорю или полезность! Поехали домой!
— Пусть объяснит наконец, почему он за мной гоняется! — сказала я.
— Да ты сама за собой гоняешься! — заорала Маринка. — Сама! За! Собой! И никак догнать не можешь! А когда догонишь, то тут тебе и крышка будет! Получишь «удуухкуечный нумер», как говорил Лелик из бессмертного фильма «Бриллиантовая рука», только у Бамберга получишь! А я буду тебя иногда навещать по большим праздникам…
