Сандроне Дациери - Не тронь гориллу
Сильвия ответила сонным голосом, заверив меня, что сама все сообразила и уже приготовилась действовать по законам войны, так что не было необходимости беспокоить ее в такую рань.
В 5.45 позвонил по мобильнику Даниэле. Он ночевал за городом, я понял это по тому, что его голос звучал, как из преисподней. Он выказал беспрецедентную для него заботу о нашем здоровье. Попросил его дать нам знать, если в «Лео» появится незнакомый ему посетитель, особенно с бросающимся в глаза ранением или хромотой.
Если за тобой следили от дома Блондина, мне кажется очевидным, что они видели, как ты приходил туда.
И это тоже верно, дважды черт побери! И поджидали, когда я выйду.
Я прочитал список гостей и, если тебе в голову не пришла мысль получше, рекомендую поделить его поровну и попытаться поискать человека с искривленным носом. Хотя, даже если он и был на празднике, трудно представить, что именно он вел мотоцикл.
Ничего иного я не делал, не считая того, что старался больше лежать, чтобы дать отдохнуть телу. Завтра мне понадобится весь день, у меня последняя лекция по выживанию, а сегодня вечером есть дела, которые надо быстро закончить. Поэтому, прошу тебя, не ввяжись еще в какие-нибудь неприятности.
Удачных интервью.
Как будто во всем виноват я один! И все же я был вынужден признать, что как сыщик он меня превзошел. Ничего, я свое наверстаю! До сих пор я не считал нужным слишком торопить расследование.
Я осторожно поднялся, ощущая боль во всем теле и особенно в спине, которая здорово ныла. Пошел в ванную и проглотил еще пару таблеток аспирина, уповая на его чудотворные свойства. Затем вышел на улицу.
Дул легкий ветер, прогнавший с неба над Миланом обычную серую пелену, и в конце бульвара Монца можно было разглядеть очертания гор.
В джинсовой куртке, выстиранной Валентиной, которая, когда я уходил, еще безмятежно спала, мое несчастное, истерзанное тело быстро согрелось.
Я вошел в метро, сел в первую же электричку, идущую до станции, расположенной ближе всего к вилле Гардони. До цели было недалеко, но на пути к ней мне пришлось раздать всю мелочь, найденную в карманах, беженцу из Албании, который играл на губной гармошке, скрипачу-славянину, отлично исполнявшему фольклорную музыку, и молодой цыганке. Ни следа зверопанков. В этот час они еще спали в своих постелях. Или, может, на своих подстилках, кто знает?
Я выпил капуччино с рогаликом в баре на углу улицы и наконец позвонил в шикарный звонок у шикарной двери моей шикарной цели. Открыл камердинер с воловьими глазами, сделавший вид, что не узнал меня, и проводил в небольшой кабинет, которого я прежде не видел. Супруги Гардони сидели за письменным столом из ценного дерева, заваленного бумагами. Она – бледная, в черном с головы до ног, не хватало только вуалетки, он – еще более осунувшийся, чем в тот день, когда я увидел его впервые, с огромными темными кругами под глазами.
Они не подали мне руки и не предложили сесть. Я сунул руку в карман и остался стоять. Если они хотели поставить меня в неловкое положение, то им это удалось.
– Прежде всего я хотел бы выразить свои собо… – начал я, но мой бывший клиент тотчас прервал меня.
– Не тратьте время, – сурово сказал он. – Мы разговаривали с нашим адвокатом, и он посоветовал нам не давать вам никакой информации. Вы не имеете полномочий вести расследование, и мы не намерены помогать тому, кто принял сторону убийцы нашей дочери.
– Синьор Гардони, я понимаю ваши чувства, но выслушайте меня. Я не веду никакого расследования, я только стараюсь помочь адвокату, который нанял меня, чтобы разъяснить некоторые детали…
Меня опять прервали. На этот раз она.
– Здесь нечего разъяснять, – произнесла она чуть в нос. Это был первый раз, когда она заговорила со мной. – Алису убило это животное, из-за которого она потеряла голову. Нам надо было быть с ней построже, но у нас теперь уже нет возможности исправить свои ошибки. Однако мы можем сделать все, чтобы ее убийца был наказан. Учитывая, что вы пытаетесь помочь ему, от нас вы ничего не дождетесь. Ни помощи, ни понимания.
Все складывалось хуже, чем я ожидал.
– Синьора, мне понятно ваше состояние…
– Нет, вы не можете понять…
– Вы правы, синьора, не могу. Но тогда вы попытайтесь понять, что если Скиццо невиновен, то настоящий убийца может остаться безнаказанным. Я только пытаюсь собрать данные, которые остались за пределами внимания полицейских, и в ваших же интересах помочь мне в этом.
– Все, что мы знаем, мы рассказали полиции, – вновь вступил Гардони, – и мы не собираемся сейчас повторять эти сведения, потому что, судя по вашему поведению, вы преследуете какие-то пока непонятные мне интересы…
– Уверяю вас…
– Вы – шакал! Вы пользуетесь нашим горем в каких-то своих грязных целях, которые нам не удается понять, – продолжил он, словно не слыша меня. – И я предупреждаю: если узнаю, что вы делаете что-либо, что может помешать правосудию, я ничего не пожалею, чтобы засадить вас за решетку. А сейчас уходите. Вон из нашего дома!
Мне не оставалось ничего другого, как взять шляпу, вежливо поклониться и выйти.
Первый визит результата не принес.
Встреча с Труди была назначена на два часа пополудни. Поскольку визит к Гардони закончился так быстро, я решил прогуляться пешком до своего дома и, позвонив ей из бара Оресте, попросить перенести встречу на более ранний час. Бывшая сиделка Алисы выразила готовность принять меня в любое время. У нее теперь немного дел. Я позвонил также Вале, но нарвался на автоответчик и надиктовал ей сообщение в надежде, что у нее появится желание выслушать его и она решится выкурить со мной трубку мира.
В расстроенных чувствах я уселся за стойку и заказал выпивку. Оресте поставил передо мной стакан с виски, внимательно разглядывая мои ссадины.
– Ты до сих пор уверен, что не хочешь принять предложение моего брата? – спросил он наконец. – Более спокойная работа на какое-то время тебе бы не повредила.
– Поверь мне, я серьезно над этим думаю, – ответил я достаточно искренне.
Потягивая из стакана, я вспомнил, что еще не проверил алиби Блондина. «Дилетант», – написал мой Компаньон. И был прав.
В медицинских кругах у меня связей не было, и я вытащил из кармана рецепт, выписанный несколько часов назад хирургом Пьерсильвио Риццини на бланке с номерами телефонов офиса и квартиры.
И я позвонил ему. Сначала в офис. В офисе его не было. Я набрал домашний телефон. Мне ответил женский голос:
– Алло?
Ага, вендетта! Жуткая вендетта, типа «синьора, сегодня ночью я встретил вашего мужа в доме моей подруги и хочу сказать вам, что он забыл там свой стетоскоп». Ладно, Сандрино, кончай.
– Моя фамилия Дациери, я ищу доктора Риццини, он дома?
– Вы его пациент? У него было много работы – конференция за городом, и сейчас он отдыхает.
Ну еще бы!
– Нет, синьора, мы просто знакомы. Но дело очень срочное, и, если вы сможете соединить меня с ним, я буду вам очень признателен.
– Сейчас попробую.
Пьерсильвио ответил минуту спустя энергичным голосом, словно и не спал.
– Привет Пьерсильвио, это Сандроне. – Ко мне вернулось хорошее настроение.
– А-а… привет. Как ты?…
– Не беспокойся, я пока не собираюсь тебя шантажировать. Ну, может, через недельку пришлю письмо с буквами, вырезанными из газет. Сейчас мне нужна одна малость, и ты единственный, кто может помочь. Учитывая, что мы почти родственники…
Он нервно сглотнул и выдавил:
– Помогу, разумеется, если это в моих возможностях.
Я рассказал ему об аппендиците Блондина.
– Как правило, список пациентов сохраняется, – ответил он растерянно, – но я не работаю в больнице, где оперировали синьора Шелса.
– Мне это известно, однако вы, врачи, все друг друга знаете. Только не говори мне, что у тебя нет старого приятеля по университету или коллеги, который работает там. Кто-нибудь, с кем ты встречался на загородных конференциях… – подпустил я яду.
– Хорошо, посмотрю, что можно сделать. Дай мне номер твоего домашнего телефона.
– Пиши.
Чтобы добраться до Труди, мне надо было пересечь весь город, и я взял такси. Она жила в Гратосольо, районе, примыкающем к крупной промышленной зоне. Журналисты и состоятельные люди считали это место рассадником всяческих гнусностей и полем битвы наркодельцов. Насколько мне было известно, Гратосольо – всего-навсего загибающаяся городская окраина, где почти нечем заняться по вечерам, кроме как попытаться поискать неприятностей на свою голову.
Квартира Труди располагалась в одном из безликих муниципальных домов, в которых снимают квартирки до двухсот семей, со свешивающимися из окон простынями, с детьми, устраивающими сумасшедший дом во дворе, где тихо угасают три облезлых дерева, и со статуэткой Мадонны в нише стены.
Влажные стены, консьерж в растянутой выцветшей майке, четвертый этаж, лестница В.
