Андре Нортон - ЧИХНЁШЬ В ВОСКРЕСЕНЬЕ...
— Беспокоили вас дети? — спросила Фредерика, с удовольствием прихлёбывая чай.
— Нет, — полицейский рассмеялся и добавил: — Как кошка, которая в доме отпугивает мышей. По отношению к детям полицейский — то же самое.
— Боюсь, вам было скучно. Вы уж простите.
— По правде говоря, я не прочь передохнуть. Пока нам больше в Южном Саттоне фейерверк не нужен. Аминь.
— Мне казалось, вы молоды и должны любить фейерверк, — Фредерика чувствовала, что говорит глупости. Но даже глупый и бессмысленный разговор лучше, чем ничего. Широкая спина сержанта Брауна и пистолет у него на поясе подействовали на неё успокаивающе. Она предложила ему ещё чая и наполнила стакан, прежде чем он смог отказаться.
Но спала она слишком долго. Никак не могла сосредо-точиться и вообще не знала, о чём говорить. Сержант Браун отказался от третьего стакана и что-то сказал о возвращении к работе. Уходя, он произнёс через плечо:
— Не волнуйтесь, мисс Винг. Можете положиться на Джима Брауна. Буду в пределах слышимости, но если всё время будет так спокойно, я здесь долго не продержусь. Не везёт!
Как выяснилось, слова сержанта Брауна всецело оправдались. Мир царил два дня и две ночи, пока Тэйн Кэри не снимал сержанта с охраны Фредерики и книжного магазина. Для новой управляющей это было огромным облегчением. Она никак не могла избавиться от мысли, что мир этот поверхностный, затишье перед бурей. Даже на почте оживлённые обычно голоса сплетниц звучали приглушённо, все словно испытывали тяжкие предчувствия. В книжном магазине посетители не задерживались для разговоров. Фредерика, ставшая необыкновенно чувствительной, ощущала, что по причине обнаружения тела в её гамаке и — что ещё хуже — из-за того, что она сама его обнаружила, — она стала главной подозреваемой в глазах жителей города. Но она посчитала нечестным сообщить даже Филиппине и тем немногим покупателям, с которыми подружилась, что в глазах самого начальника полиции она чиста от подозрений. И одиночество, вызванное таким положением, постоянно усиливалось. Присутствие сержанта Брауна избавляло её от страха, но не от тревоги. И что хуже всего, с той ночи, когда Питер Мохан ночевал на её диване, она его больше не видела. Она вспоминала события того вечера, обдумывала каждое слово, которыми они обменялись. Но всё сводилось к выводам, которые сообщил ей Питер своей книгой. Может, поэтому он и решил оставить её одну.
В пятницу вечером она мыла посуду и в который раз перебирала свои мрачные мысли. И неожиданно яростно взмахнула полотенцем. Почему вообще ей интересно, всю ли душу и тело отдаёт Питер Мохан своей ловле шпионов? Почему так важно, что он не приходит к ней?
— Словно я хочу, чтобы он...— вдруг услышала она свои слова, обращённые к бокалу, который полировала уже десять минут.
— Кто это он, и что вы хотите? — раздался позади громкий голос.
Фредерика развернулась, бокал упал на пол и разлетелся на кусочки.
— О, Фредерика, дорогая моя, простите, — на этот раз голос Питера Мохана звучал заботливо. Он протянул к ней руку, но она отшатнулась и прижалась к раковине. — Я нераскаявшийся глупец, дьявол, животное — называйте, как хотите, я приму с покорно склонённой головой.
И когда Фредерика опять ничего не ответила, он продолжал беспомощно:
— Это всё каучуковые подошвы. Признаю, иногда бывает полезно подойти к кому-нибудь неслышно. Мне, конечно же, следовало постучать. Но дело ещё вот в чём. Люси почему-то не любит, когда стучат, поэтому я и, наверное, весь остальной город привык входить сюда не постучавшись.
— Всё... в порядке. Какая я дура, — Фредерика испытывала потребность что-то сделать. — Сейчас возьму совок и уберу всё это стекло и...
— И тогда, надеюсь, вы уделите мне немного времени: мы поговорим, посплетничаем, даже, может, посмеёмся, — он внимательно смотрел, как она прошла по комнате и стала нервно дёргать дверцу шкафа. Когда она вернулась с веником и совком, он отобрал их и сказал: — Это моя работа. А вы посидите. Если всё ещё жарко, предлагаю крыльцо. Ладно?
— Хорошо, — с благодарностью согласилась Фредерика. Он как будто забыл её слова. Пора перестать разговаривать с собой. Это всё от её одиночества.
— А теперь, — сразу сказал Питер, как только вышел к ней, — кто такой этот он и что он должен сделать?
— О, Питер, я просто говорила сама с собой ни о чём конкретном. — Нет. Вы делали серьёзное и торжественное заявление, и мне кажется, хотя, возможно, с моей стороны это излишнее самомнение, что речь шла о Питере Мохане.
— Ну, мне кажется, вы давно должны были заглянуть и узнать, как тут я, — Фредерика была благодарна полутьме, скрывшей её покрасневшее лицо.
— Я не раз хотел это сделать, но был очень занят с того самого угра, как ушёл от вас так рано... — он чуть поколебался и медленно добавил: — Я же пытался вас предупредить, что я ненадёжный парень...
И тут накопившееся беспокойство и раздражение Фредерики вылились в поток слов.
— О, вам вовсе не нужно повторять мне это снова и снова. Я прочла вашу библию, и я не глупа...
— Конечно, вы не глупы. Глуп я, — негромко сказал Питер. Он взял её маленькую руку в свою большую. Несколько мгновений они молчали, потом Питер медленно заговорил:
— Я балбес и вёл себя как балбес. Беда в том, что у меня был неудачный брак... вероятно, это моя вина, но так оно и было; и когда я наконец освободился и перевёл дыхание, то решил навсегда остаться свободным. Одержимость работой — вот что я поставил на место любви и брака, и я просто хотел, чтобы вы это знали... вероятно, потому... что вы мне очень нравитесь, Фредерика... и я боялся, что что-нибудь произойдёт с нашей дружбой.
Фредерика сидела напряжённо, но руку не отбирала.
— Если быть откровенной, должна сознаться... вы тоже мне нравитесь, Питер, и, возможно, тоже будете слишком нравиться. И я рада, что вы честны со мной. Эти два дня были тяжёлыми, и я постоянно раздражалась, потому что думала, что вы меня бросили. Так что давайте на этом закончим... и будем продолжать, как Холмс и Ватсон, оба занятые настоящим случаем.
Она застенчиво рассмеялась, и Питер присоединился к ней. Потом сказал:
— Да, настоящий случай. В том-то и дело. Именно из-за него я оставил вас в одиночестве. Я знал, что телохранитель Тэйна заботится о вас, а мне нужно было работать. Откровенно говоря, Фредерика, я испуган. Даже воздух в городе стал нездоровым, и мне очень не нравится то, что я вижу.
— Нельзя ли немного поконкретнее?
— Попробую, и, может быть, вы поможете мне сформулировать это вслух. Наиболее очевидные подозреваемые — это члены семьи, вернее, те, кто живёт на Ферме. Но этим перечень не кончается.
— Да, я знаю. После вашего ухода в среду я сделала список и постаралась обдумать мотивы и возможности. И с тех пор всё время думаю об этом.
— Прекрасно. И каковы результаты?
— Только то, что множество людей ненавидело Кэтрин, что самые подозрительные Филиппина и Брюстер, и что у Марджи есть что-то на уме.
— У меня есть для вас два новых ключа. Мы попробуем уложить их на нужное место в головоломке. В огромной сумке, которую всюду таскает с собой миссис Хартвел, было найдено довольно большое количество наркотиков.
— Нет! Только не «ма» Хартвел!
— Да. Когда её допрашивали, она, разумеется, сказала, что ничего не знает... говорит, что её «подставили». Винит Филиппину и заявляет, что всегда считала, будто Филиппина дурно влияет на Марджи.
— Это кое-что новое. Первая попытка плохо отозваться о Филиппине.
— Не совсем. Миссис Уильямс всюду намекает на её похождения с Джеймсом. И это напоминает мне о ключе номер два. Джеймс купил участок земли за аллеей. Больше того, в тайном отделении его стола мы нашли чертежи; архитектор создал проект чудесного дома. Архитектор из Бостона — наш Джеймс очень осторожен.
— А что он сказал об этом?
— Я его ещё не спрашивал. Пока держу в рукаве.
— Да, вы были заняты. — Очень, — он немного помолчал, потом продолжил: — Должен сказать, что Джеймс ведёт себя весьма странно. Я думал после его полупризнания, что он рехнулся. Но он по-прежнему пытается замять всё это дело. Вероятно, если бы это был обычный скандал, а не убийство, его поведение было бы вполне естественно. Он очень старается не пропустить новость в газеты, приглушить дело, чтобы все поверили в самоубийство.
— Да, он и со мной пытался, — Фредерика собралась было сказать, что ещё пытался Джеймс. Но вместо этого быстро добавила: — Но ведь у него не получится?
— Ну, пока Тэйн его поддерживает. О, я знаю, весь Южный Саттон говорит об убийстве, все возбуждены, но всё же это частное дело и не попало в заголовки газет. И никто из нас не хочет, чтобы это произошло. Это было бы, например, плохо для колледжа.
— И, наверное, чем меньше суматохи и возбуждения, тем меньше шансов на второе убийство.
