Ольга Хмельницкая - Няня для принцессы
– Всего двести долларов, – произнес Миша. – И король зомби меня отпустит. Мы можем встретиться с ним на станции метро «Пролетарская» в пятницу в три часа дня в центре зала под лестницей. Он заберет деньги и отпустит Кроки из темницы. Мы доставим донесения. Принцесса и Кроки останутся в живых. У меня есть двести долларов. Это много, но зато…
– Это нарушает принцип игры, правила, это мошенничество, – сказала Катя.
– Нарушает, мошенничество, – согласился Миша. – Но может оказаться, что у нас нет выхода. Меня вечером убьют. Учитывая, что уже вечер, я думаю, что это произойдет через пару часов.
– А если ты согласишься? Отдать двести долларов?
– Продержат в камере, пока деньги не получат, а потом выпустят.
Катя посмотрела на него долгим взглядом.
– Мне это не нравится, – проговорила она. – Это уже не игра.
– Для нас это вообще не игра, – ответил Миша.
– Надо подумать, – сказала Катя, вставая и откладывая в сторону очки и наушники.
– Пара часов у нас есть, чтобы взвесить все «за» и «против».
Она чмокнула Мишу в висок и пошла на кухню кипятить воду для чая.
Квартира Маши была опечатана.
– Сейчас приедет опергруппа, – сообщил следователь. – И начнем. Шестое чувство, помноженное на опыт, подсказывает мне, что скоро мы получим ответы на многие вопросы.
Лестничная площадка была сухой и светлой, на подоконнике стояла банка, в которой когда-то была лососевая икра. Теперь там лежали окурки.
– Интересно, кто тут на площадке у Кукевич курит? – спросил следователь.
– Думаете, у нее есть таинственный ухажер, – спросила Елена Варфоломеевна, – который и затеял всю кашу?
Следователь задумался.
– Хорошо бы за квартирой последить, – сказал он. – Но уже поздно, если мы ничего не найдем при обыске, то его-то обыском мы спугнем в любом случае.
– Это логично, – произнесла няня, – сначала Нинель Петровна Чудникова кончает жизнь самоубийством из-за неверного мужа, потом любовник Маши убивает самого Федора Чудникова. Шекспировские страсти.
Следователь фыркнул.
– Это маловероятно, – проговорил он, приваливаясь к косяку рядом с Еленой Варфоломеевной и заглядывая в ее декольте. – Но наличие у Маши парня вполне вероятно. Что осложняет дело.
Елена Варфоломеевна всмотрелась в окурки.
– Не было тут никакого парня, – сказала она. – Тут две девушки курили. Это окурки от двух видов тонких дамских сигарет.
– Одна из них Кукевич, – решил следователь, – а вторая кто?
– Ну не бабульки наши бдительные, это точно, – усмехнулась няня. – Такие сигареты курят женщины гламурные, читающие толстые глянцевые журналы.
Следователь взял пепельницу и положил ее в белый бумажный пакет, который достал из кармана. А потом провел пальцем по щеке Елены Варфоломеевны.
– Иди сюда, – сказал он, обнимая ее за шею.
– Держите себя в руках, – строго произнесла няня, – мы просто друзья, мы же договорились.
Он смотрел своими светлыми глазами с белесыми ресницами, и на его лице не было никакого выражения.
«Профессиональная привычка», – подумала няня.
В глубине глаз что-то тлело, как головешки.
– Надо платить, – вынес вердикт Миша, отхлебывая чай и вгрызаясь зубами в пряник. – Всего двести долларов, и Кроки на свободе.
До часа икс оставалось всего около сорока минут. В этот момент крокодил сидел, запертый в стальной клетке, с лапами, перевязанными железными цепями, и с намордником на голове. Принцесса пробиралась с огнеметом через лес, внимательно поглядывая по сторонам.
– Тебе решать, – сказала Катя. – Я нашла огнемет. Попытаюсь добраться до тебя, если не будет другого выхода.
– Кстати, как ты его нашла? – спросил Миша, доедая пряник и хватая другой.
– По запаху, – ответила принцесса. – Закрыла глаза, подумала, что ничего невозможного нет, принюхалась… Чувствую, слева пахнет разогретой сталью. Нашла это место в глине, взяла палку-копалку, начала копать. Смотрю, огнемет.
– Это странно, – произнес Кроки. – Потому что я видел спецификацию принцесс. У них нет острого обоняния.
– Ну, может, острого нет, ну хоть какое-то есть.
– Ты запах металла уловить можешь? В обычной жизни?
Катя задумалась, потом поднесла к носу чайную ложечку и понюхала.
– Хм, чуть-чуть есть.
– А если закопать ее в клумбу? Уловишь запах?
– Вряд ли. Но огнемет мне найти удалось, это факт.
– Меня этот факт удивляет. Но… ты молодец.
Он съел еще один пряник, и еще.
– Такой стройный, а пряники так и свистят, так и свистят, – сказала Катя. – Налить еще чайку?
Миша закивал.
– В общем, я заплачу, – проговорил он минуту спустя. – Как это не было бы… неспортивно.
Он доел пряник, допил чай и пошел к компьютеру.
Ульяновна и Харитоновна стояли у стены в прихожей в квартире Чудниковых.
– А если я за Зюганова голосовала, – спросила Ульяновна, – мне можно быть понятой?
– Можно, – кивнул следователь. – И даже вам, Харитоновна, можно, хотя у вас и сын – депутат и законодатель.
Бабульки приосанились. Маша Кукевич смотрела на оперов безумным взглядом.
– Он умер, – шептала она, схватившись руками за щеки.
Елена Варфоломеевна быстренько накапала ей валерьянки в стаканчик и дала запить водой.
– Убит, – сказала няня. – Отравлен.
– О горе! – теперь Маша схватилась руками за голову.
– Садись, – велела Елена Варфоломеевна, подхватывая Машу, которая была готова упасть.
Маша села. Ее длинная коса упала на пол.
– Я не виновата, – произнесла она и зарыдала. – Я любила его, хотя он… и был женат.
Харитоновна побледнела и прижала руки к груди, Ульяновна сморщилась и зашмыгала носом, как будто была готова зарыдать.
– Верю, верю, – сказала Елена Варфоломеевна, – вот еще таблетка успокоительного, выпей.
Маша проглотила таблетку, нервно кашляя. Няня похлопала ее по спине. Опергруппа прочесывала квартиру дециметр за дециметром.
– Ничего подозрительного, – сообщил лысый криминалист. – На всякий случай мы изъяли цифровой фотоаппарат и альбомы с фотографиями.
Следователь кивнул. Высокий худой криминалист открыл холодильник на кухне Маши Кукевич. Втянул носом воздух и присвистнул.
Намордник жестоко давил Кроки на челюсти. Крокодил лежал на полу связанный, но не сломленный. Возле него, глумясь, стояли скорняк и повар.
– Мясо, наверное, жесткое у него, – сказал зомби, пиная Кроки. – Но ничего, если предварительно замариновать и хорошенько потушить… да с чесночком. Пойдет! А из мозга сделаем паштет.
– И шкура у него так себе, – недовольно проговорил скорняк, ощупывая Кроки под мышками, – вся в отметинах, заплатках, живого места нет, тьфу! Где тебя носило, плесень зеленая. Не берег ты себя.
От того, что зомби лазил у него по брюху и под мышками, Кроки было щекотно.
– Га-га-га-га! – засмеялся он.
– Он еще и сумасшедший, – плюнул скорняк. – Не делай ты паштета из его мозга, а то мало ли, заразимся еще крокодильим бешенством.
В коридоре послышались приветственные крики, перемежающиеся подобострастным шопотом.
– Король! Идет король! – шипели черные образины, размахивая руками-щупальцами. – И с ним придворный фотограф!
Король зомби вошел, волоча за собой мантию, и, подойдя к поверженному Кроки, поставил на него одну ногу.
– Вывали язык, дохлятина, – приказал он, гордо выпячивая грудь. – И чтобы натурально!
Кроки сжал зубы. Несколько раз щелкнула вспышка.
– Слушай, – сказал крокодил, испытывая ненависть как к зомби, так и к себе, – я заплачу тебе двести долларов. Отпусти меня.
– Таки заплатишь? – спросил король. – Хе-хе. Сдрейфил?
Он опустился на корточки и заглянул лежащему крокодилу в глаза.
– А вообще, это правильное решение, – добавил он. – Шансов у тебя ноль. А так… всего двести долларов.
Он широко улыбался, как человек, который решил очень трудную задачу.
Ася смотрела кино. Ее глаза слипались. Синяя девушка на экране целилась из лука. На диванчике, свернувшись калачиком, спал толстенький, как сарделька, Артем. Он сопел сладко и умильно, и у него было круглое довольное лицо. Перед тем как заснуть, Артем сбегал на кухню, нашел полбанки оливок и палку колбасы и некоторое время был занят, сооружая бутерброды.
– Шла бы ты, Ася, спать, – сказал он, шумно жуя и не глядя на экран, – ну сколько можно его смотреть. Надоело. Смотри, сейчас он обернется…
Синий человечек на экране обернулся.
– А сейчас схватит факел.
Синий человечек схватил факел.
– Заметь, он во всем меня слушается, – улыбался Артем. – Круто, правда?
Ася укуталась в плед.
– Я хочу жить там, – произнесла она, – я пытаюсь сейчас составить словарь их языка.
– Где? – фыркнул Артем, подбирая крошки. – Там? В этом мире с летающими умными одуванчиками? А я бы ни за что! Потому что главное в жизни – это хорошо поесть и хорошо поспать. А ты и не ешь, и не спишь! Я, кстати, с твоим папахеном столкнулся в кухне. Так он даже на меня внимания не обратил. Пил пиво и по телефону трепался. А когда я мыл руки после туалета, видел твою маму, она рассматривала себя в зеркало, и тоже на меня внимания не обратила. Как будто я невидимка.
