Кристофер Фаулер - Комната воды
Улики были уничтожены, а значит, в споре никто не мог победить. Отойдя в сторону, Брайант оказался рядом с незнакомцами. Светская беседа никогда не была его коньком, но, поскольку смерть Рут Сингх так и оставалась для него загадкой, он надеялся встретить на этой вечеринке людей, возможно знающих о ней больше, чем они рассказали следствию. Артур изучал гостей, по-птичьи острым взглядом высматривая любопытные детали, как вдруг лысеющий херувим похлопал его по плечу.
– Думаете, в смерти миссис Сингх есть что-то странное? – спросил он, сунув Брайанту унизанную кольцами руку так, что тот был вынужден ее пожать. – Я хочу сказать, с чего бы еще детективу понадобилось сюда приходить?
– Но мы же не всегда находимся при исполнении, мистер…
– Эйвери. Можете звать меня Джейком. Это Аарон, мой партнер.
«Он имеет в виду партнера по бизнесу или партнера?» – спросил себя Артур и, приняв во внимание легкую манерность в поведении Эйвери, выбрал последнее.
– Простите меня, но это в точности как с учителями, – продолжал Джейк. – Знаете, как странно бывало в детстве встретить в супермаркете учителя и вдруг осознать, что он тоже человек? Кстати, Аарон учитель – работает в начальной школе на соседней улице.
– Должно быть, это очень удобно, – обратился Брайант к Аарону. – Скажите, что вы думаете о нынешних детях?
– Меня все об этом спрашивают, – ответил Аарон, – как будто с детьми могли произойти внезапные метаморфозы, но по ученикам моей возрастной группы я этого не вижу. Они по-прежнему играют и сбиваются в компании, выбирают лидеров и боготворят любимых героев, задирают других или сами становятся жертвами травли. Мои ученики еще маленькие, так что я не испытываю тех трудностей, что возникают с ребятами повзрослее. В моем классе вы никогда не увидите детей старше десяти лет. Конечно, малыши слишком много смотрят телевизор. Они знают всех персонажей своих любимых передач, но не могут вспомнить имена людей, которых встретили на улице.
– Вероятно, они не понимают, в чем разница.
– Уверяю вас, они прекрасно все понимают, – возразил Аарон. – Им просто не хочется сделать над собой усилие. Детям присуща некоторая жестокость, им явно не хватает чувства. Убежден, что в этом плане они совсем не изменились. Но как только им исполняется десять, словно какой-то выключатель щелкает у них внутри: они мгновенно учатся управлять собой и лицемерить. Безусловно, это механизм выживания – возможно, необходимое оружие, когда ты вынужден передвигаться по округе с пустыми карманами.
Откровенность Аарона подвигла Брайанта на дальнейшие расспросы.
– Есть ли среди ваших учеников дети с этой улицы? – спросил он, подумывая, имеет ли смысл опросить кого-то из них.
Современные школьники Артуру не нравились; мотивы их поведения казались ему темными и неясными. С каждым поколением дети становились все более пустыми и чужими, возможно, потому, что он виделся им невероятной развалиной.
– Мы католическая начальная школа для детей из простых семей, мистер Брайант. Дома в округе предназначались для ирландских рабочих, строивших железную дорогу, и потомки многих из них так здесь и живут. Район поделен между традиционно обитавшими здесь представителями рабочего класса и новыми жителями из среднего класса.
– Интересно, как вы их различаете? – полюбопытствовал Брайант.
– У семей из среднего класса никогда нет бабушки, живущей по соседству. Они терпеть не могут, чтобы о них думали как об экономических мигрантах, хотя именно таковыми являются – селятся в развивающихся районах и тихо поджидают прибыли, ноя из-за отсутствия на главной улице магазинов экологических продуктов.
– А сын Уилтонов тоже учится у вас?
– Что вы, Брюэр ходит в частную школу в Белсайз-Парк. А вот то семейство, – он указал на вест-индскую чету с двумя празднично одетыми детьми, – отправило своих детей в англиканскую школу, куда записываются за три года. И у рабочих-католиков религия по-прежнему играет определенную роль в выборе образования.
– Вы меня удивляете, – признался Артур.
Мысленно он поставил галочку в списке лиц, опрошенных Лонгбрайт: «Рэндалл и Кайла Эйсон, дети Кэссиди и Мэдисон». Вид у Рэндалла был беспокойный, – казалось, он хочет уйти. Малыши едва не засыпали от скуки.
Пол узнал агента по недвижимости, как только вошел в комнату, и сразу же понял, почему Гаррет так быстро сориентировался насчет дома номер пять, – он просто жил на той же улице. Неудивительно, что его взбесила неудача с приобретением дома. Гаррет так хорошо представлял себе стоимость этой недвижимости – можно было считать, что он злоупотребил инсайдерской информацией.
– Этот жирный тип – тот самый, что пытался вытеснить нас с территории, – шепнул Пол Калли. – И где только риелторы покупают такие рубашки? Видно, ими торгует специальный магазин.
Тем временем мистер Сингх не оставлял Гаррета в покое:
– Я слышал, вы собираетесь приобрести пустырь напротив магазина. Только не говорите мне, что планируете втиснуть туда еще один дом.
– Я никогда не сообщал о намерении купить землю. – Гаррет смял и поставил на пол пивную банку; его хамский жест не остался незамеченным. – Никто даже не знает, кому эта земля принадлежит.
– Но вы прекрасно знаете старика, который там живет, – настаивал Сингх.
– Какого старика? – вставил Брайант.
Сегодня он надел слуховой аппарат – не потому, что действительно в нем нуждался, а потому, что тот в равной степени усиливал все звуки, и можно было прислушиваться к нескольким разговорам одновременно.
– Один бродяга – он иногда спит на пустыре, – пояснил рослый египтянин, присоединившийся к беседе. – Омар Карнеши. Мы с женой Фатимой живем в доме номер четыре. – (Брайанту пришлось выдержать еще одно влажное рукопожатие.) – Если вы купите землю, ему негде будет жить.
– Что за дьявол, почему все на меня накинулись? – пожаловался Гаррет своей смущенной подруге. – С чего это вдруг меня записали в главные злодеи? Слушай, мужик, никто не может претендовать на эту землю, раз уж застройщики положили на нее глаз, так что отвяжись от меня и разбирайся с ними сам.
Лорен быстро сунула ему в руку новую банку.
Тамсин беззвучно призвала мужа смешивать коктейли и подливать гостям, указав на множество бокалов разного калибра. Она знала, что следовало кого-то нанять для приготовления канапе, но ее смущало, что в сравнительно небольшом доме это может показаться претенциозным. Они приберегут ресторанное обслуживание для Норфолка – например, для рождественского вечера, – где официанты смогут незаметно появляться из кухни. Тамсин никогда бы не сказала об этом вслух, но она терпеть не могла находиться в окружении греков, африканцев и ирландцев-католиков, не говоря уже о шайках черных подростков, хохочущих во всю глотку и вопящих на непонятном сленге. Оливер выбрал себе роль обманутого социалиста и отказывался купить дом в Ислингтоне, поскольку там живет Тони Блэр. Кентиш-Таун представлялся ему куда более «настоящим», хотя он вечно всем рассказывал, как в пятницу вечером он добирается до Норфолка два часа.
– Кажется, все и впрямь ополчились на мистера Гаррета, – заметил Брайант, надеясь тем самым подлить масла в огонь.
– Полагаю, он комплексует из-за недостатка образования, – язвительно откликнулась Тамсин.
Она бы никогда так не поступила, если бы не выпила изрядную порцию успокаивающего нервы «Ламбруско» еще до начала вечеринки.
Артур не был наделен даром общения, но чувствовал, когда женщине хочется поболтать. Он попытался вообразить, что сказал бы на его месте Мэй, чтобы развязать ей язык.
– Должно быть, у вас свои счеты со всеми в округе, – неуклюже обронил он.
– Это на редкость космополитичный район, – ответила хозяйка, словно пропустив его слова мимо ушей. – Вот Эллиот, строитель, – он живет в доме номер три, разведен, много пьет, вы всегда найдете его за углом в пабе «Джордж», а вот Барбара и Чарли, раньше они жили в доме номер тридцать семь, где теперь поселились эфиопы. Чарли водит фургон и побывал за решеткой – представьте себе, за двоеженство. Она медсестра в больнице «Роял-Фри». Они переехали в Эджвер, но мы не могли их не пригласить, потому что Барбара присматривала за Брюэром, когда он болел пневмонией…
– Вы и вправду всех знаете, – подначивал ее Брайант.
Тамсин принялась загибать пальцы:
– О да, в доме номер четыре коммуна – там живут студенты-медики. Они очень вежливые и держатся особняком, да еще и фокусы показывают, что весьма симпатично, но иногда нам приходится делать им замечания насчет их музыки – не столько из-за громкости, сколько по части текстов. Остальные – англичане или иностранцы, причем последних, на мой взгляд, всегда труднее понять. Взять хотя бы обитателей дома номер четыре, Омара и Фатиму: она невероятно любезна, а он нелюдим, и это еще мягко сказано. Эфиопы из дома тридцать семь вроде бы славные, но никогда ни с кем не разговаривают; женщины ходят в платках, а летом из дома доносятся необычные кулинарные запахи. Эйсоны живут в доме тридцать девять, но не общаются с соседями, Джейком и Аароном, поскольку они благочестивые христиане и не одобряют образа жизни наших голубков. Калли и Пол только что въехали, а в следующем доме живет Хизер Аллен – вон та, в костюме от «Шанель», – но мы почти не видим ее мужа Джорджа, потому что он всегда в разъездах. По-видимому, она много плачет, когда он за границей, – Лорен слышит ее плач через вентиляционную решетку в стене, соединяющей их дома. Они очень любят друг друга, но кто знает, зачем он ездит в Оттаву или еще куда-то. Хизер работала в пиар-компании, но ее уволили за взятку, причем она думает, что никто об этом не знает.
