Фредерик Дар - Серенада для Грейс
- Во время так называемого происшествия он был один в машине? Ответ:
- Нет. Он был с Хиггинсом.
- Кто вел машину? Ответ:
- Хиггинс...
Я испускаю крик, как гладиатор после победы. Итак, осужденный не лгал. Эммануэль Ролле невиновен! Я подозревал, что именно так и было, только думал, что несчастный случай произошел по вине Марты и, чтобы спасти ей жизнь, Ролле взял вину на себя...
Но все пока окутано толстым покровом тайны...
- Хорошо... - говорю я. - Господин Ротсон...
- Робсон!
- Господин Робсон, я вас благодарю за вашу бесценную помощь. Время не ждет, мне надо ехать. Вот вам пистолет. Держите этого молодца на мушке, пока не прибудет полиция. Я сейчас их вызову... Когда они приедут, скажите, чтобы они срочно вызвали инспектора Брандона. Он находится в гостинице "Коронованный лев" в Нортхемптоне... Вы запомните?
Он кивает головой в знак согласия и сумасшедшим взглядом смотрит на пистолет, который я сую в его руку. Естественно, что ему сподручнее было бы держать указку...
- До свидания, господин Ропсон... Несмотря ни на что, он находит силы, чтобы тихо протестовать в который уже раз:
- Робсон!
Глава 17
В которой пойдет речь о том, что пора заканчивать эту историю!
Малышка Долли, я надеюсь, надолго запомнит финал нашей бурной ночи.
Я приехал к ней в ее маленькую квартирку, опоздав на два часа, но, клянусь, компенсировал ей свое опоздание.
Мы начали с самого жареного, пропустив, к чертям, закуски. Так делают только очень изголодавшиеся люди.
Сначала я исполнил "маленького жандарма", потом мы вместе - номер "девушка, набивающая стулья", плавно перешли на "мама-дядя", попробовали "тачку по-японски", ну а уж напоследок, за полчаса до отъезда в аэропорт, я придумал еще один трюк, который назвал "девушка в тумане". Название удачное, особенно если учесть выпученные глаза Долли. Обязуюсь выслать рецепт всем, кто сделает запрос, только не забудьте вложить в конверт чек на пятьсот франков!
И вот "Каравелла" Эр-Франса несет домой мои сто восемьдесят фунтов (девяносто килограммов - для тех, кто не очень внимательно читал этот роман, толкаясь в транспорте).
Фелиция, моя дорогая маман, приехала меня встречать в аэропорт... Она плачет как на похоронах. Нужно шлепать ее по щекам, чтобы она пришла в себя.
- Какой ты бледный, сынок, - вздыхает она.
- Это от усталости, мама, - успокаиваю я ее, прокручивая в памяти мое прощание с Долли, ненасытной медсестричкой.
Воздух Парижа! Мой квартал! Это стоит всех плевритов на свете, дорогие друзья! Всех морских бризов! Всех сырых ночей Тадж-Махала! Последняя реалия специально для того, чтобы доказать, что вы имеете дело с образованным, знающим человеком, а не с недоумком, дебилом или склеротиком!
Мы берем такси и едем в наш домик на окраине.
Фелиция говорит мне:
- У меня есть для тебя большая новость...
- Давай! Мы что, выиграли в лотерею?
- Не совсем... К нам на обед придет твой шеф.
Вот тут, ребята, держите меня! Крыша едет! Старик придет обедать ко мне домой?!
- Как это может быть, маман, такие чудеса? Мне рассказывали про чудеса Лурда и Фатимы - я в это слабо верю, но пережить чудо самому, наверное, еще интереснее.
Она смеется от всего своего доброго сердца.
- Твой шеф звонил мне и сказал, что ты прилетаешь сегодня. Он добавил, что хотел бы поболтать с тобой спокойно наедине, и если меня это не очень стеснит... Знаешь, Антуан, я решила начать с копченого языка, затем кебаб на вертеле... И потом я купила курицу...
* * *
И вот приходит босс, дорогие друзья! Мы его сажаем в наше лучшее кресло, и он сидит с сигарой во рту толщиной с мою ногу...
Мы уплетаем маманин язык, если можно так выразиться, потом кебаб, сначала тот, что жаренный на вертеле, а затем тот, что жаренный на сковородке, после этого и курочка пролетает незаметно...
Мы едим салат, сыр, пирожные, взбитые сливки...
Пьем кофе...
И только после этого я начинаю не торопясь рассказывать о своих приключениях...
Все, полностью, не пропуская ни одной запятой.
Босс опять закуривает сигару, и мы сидим в тишине и в дыму, погрузившись в свои размышления...
Наконец шеф поднимает руку к своему черепу, гладкому и блестящему. Не лысина, а концертный рояль!
- Думаю, что я пришел к тому же заключению, что и вы, - говорит он.
- Спасибо, патрон, я не...
- А, это! Я вас знаю, Сан-Антонио... Я не только знаю своих сотрудников, но я знаю также своих друзей...
Я смотрю на него...
- Вы, наверное, спрашиваете себя, почему Эммануэль Ролле заплатил так дорого за преступление, которого не совершал?
- Да, конечно...
- И если это не из-за женщины и не из-за любви, то тогда из-за мужчины и... опять же из-за большой любви...
- Да, именно... человека.
- То, что он мог сделать из-за жены или из-за любовницы, он сделал для своего друга... самого большого друга, самого близкого, для своего отца
- Я тоже так думаю, шеф!
- Вы говорите себе, что арендатор дома и владелец судоходной компании разительно похожи. Вы говорите себе, что, как только вы произнесли имя Ролле, Стоун решил вас ликвидировать...
- Точно так, патрон!
- Вы знаете, что у Ролле седые волосы...
- Да!
- А я вам скажу еще, что он обучался в Оксфорде, значит, прекрасно говорит по-английски...
- А! Вот как.
- Вы знаете, что красный "хиллман", оставленный в гараже Дувра, может означать, что машина принадлежит кому-то, кто постоянно курсирует между Францией и Англией, ездит туда и обратно через Ла-Манш...
- Короче говоря, - заключаю я, - мы оба сейчас знаем, что отец Ролле и есть Хиггинс, а, шеф? Он вместе со Стоуном организовал грязную торговлю наркотиками.
Дело набрало обороты... Старик рассматривал эту аферу как обычное дело - преступное, деликатное, сложное, опасное, но обычное... И он подрядил туда сынка... Но только у того были другие мысли... Он пошел на это без желания, без удовольствия. А когда старик стал убийцей, в тот вечер, когда он вернулся из Нортхемптона, Эммануэль все понял и решил сдаться... Убийца должен был защитить честь семьи, но сделал это за счет собственного сына.
- Именно так...
- Но вы же знаете семью Ролле. Вы считаете, что это как раз в их жанре? Шеф произносит без тени сомнения:
- Я думаю, да. - Он вздыхает. - Это страшное страдание для отца: ведь он так любил своего сына...
- Тогда почему он допустил его казнь?
- Бизнес, скорее всего... И потом, он понял, когда было слишком поздно. Эммануэль просто не выдержал бы мысли, что он сын осужденного на смерть, и предпочел стать жертвой... Преступление сына выглядело вполне банальным. Это почти естественный рефлекс, простительный в любом случае... Преступление отца было бы более одиозным и бросило бы тень на всю семью...
Он вспоминает о своей сигаре и выпускает большое облако дыма, закрывающее свет люстры, как английский туман.
- Сан-Антонио...
- Да, шеф?
- Когда вы поняли, что виновен отец Ролле?
- Как только обнаружил цифры на пуговице: 18-15-12-12-5... Даже не будучи специалистом по дешифровке, я сумел прочитать эту нехитрую криптограмму. Все стало ясно, когда я заменил цифры на соответствующие по порядку латинского алфавита буквы. Это дало фамилию Ролле.
На следующий день я читаю в газете: самоубийство колониального исследователя.
Я отбрасываю газету подальше от себя.
... Ладно. Хорошо! Я согласен! Шеф устроил как можно лучше. Так, конечно, пристойнее, но мне осточертела эта история...
Меня уже тошнит от этой серенады!
У вас случайно не найдется чем промочить горло, а, друзья?
