Марина Серова - Ключи от жизни
— Да нет у меня никого. Успокойся, — уже совсем ласково залепетала она. — Просто не хотела тебя расстраивать. Ты-то ведь весь поизносился, а я… А мне хочется нормально выглядеть. И парик этот мне очень идет. Все девчонки на работе так сказали.
— Угу, значит, ты на работе его купила? У кого? Я ведь проверю.
Михаил был просто неотразим. Действительно, чего не сделаешь ради собственного спасения!
— Господи, да у Ирки Волковой, можешь проверять сколько угодно.
— А если я позвоню ей?
— Звони, — буркнула Валентина. — Только ее сейчас на работе нет, а ее домашний телефон я не знаю.
— Так, уже увертки. Хочешь ее потом предупредить, чтоб врала мне?
— Ну, хватит уже. Верни мне вещи. И где твои кроссовки? Те, что уже сто лет там лежали?
— А зачем они тебе? — голос Михаила на этот раз дрогнул, и я поняла, что еще немного и он не выдержит. Ну, не страшно. Скоро мой выход.
— Хотела их продать, — не задумываясь выпалила Валентина. — Чего им без дела пылиться? А у меня на работе просили.
— Да? Ты серьезно? — уловила я угрожающие нотки в его интонации и поняла, что он встал. — А не для того ли…
— А не для того ли, чтоб поставить их на видное место к приезду милиции? — спросила я, выйдя из-за портьеры.
Сластникова резко обернулась и замерла. На вмиг побелевшем лице ярко выделились рыжие веснушки. Михаил стоял возле нее со стиснутыми кулаками, явно готовый намылить ей шею.
— Ну, что же вы замолчали, Валентина? — спокойно спросила я, подойдя ближе и втесавшись между супругами. Семейная сцена с побоями мною не была запланирована. — Давайте поговорим на серьезную тему.
Валентина в ужасе попятилась назад и, дойдя до подоконника, остановилась. Заметив это, я сурово произнесла:
— Да, пути к отступлению нет, моя милая. Пора принимать бой. Желаете ли вы выслушать от меня все то, о чем и сами прекрасно знаете, или предпочтете молча написать заявление на имя прокурора? А может, хотите сказать последнее слово в свою защиту? — язвительным тоном поинтересовалась я.
Конечно, глумление над человеком, попавшим в безвыходную ситуацию, — это плохо, но Валентина вызывала во мне столько отрицательных эмоций, что сдержаться я не могла.
— Тебе чего тут надо? — с придыханием, словно захлебываясь собственными словами, промямлила Сластникова.
— Что ж, перейдем на «ты», не станем демонстрировать уважение друг к другу, которого в действительности нет, — усмехнулась я. — Не будем играть в прятки. Так что давай, Валя, звони в милицию. Чистосердечное раскаяние смягчает и так далее.
— Да! Я сейчас позвоню в милицию! — резко взвизгнула она. — Позвоню и скажу, чтоб тебя отсюда немедленно убрали!
— О-о-о, — разочарованно протянула я. — А я-то думала, что все закончится мирно. Значит, ты не хочешь признавать свою вину?
— Какую еще вину!
— Ну ты и тварь, — пробасил Михаил и двинулся к ней. Но я остановила его.
— Ты присядь пока, Миша, мы сами разберемся. Все, что от тебя требовалось, ты сделал. Причем, надо заметить, отлично.
Он покорно опустился на тахту, переводя взгляд то на меня, то на стоявшую возле окна Валентину.
— Стало быть, этот сарафанчик и вещи, что находятся в пакете, куплены на базаре, а парик — на работе у Ирины Волковой? Так? — начала я тоном государственного чиновника.
Валентина явно почувствовала подвох. Кажется, она почувствовала его еще во время нашей беседы в моей машине, потому и явилась домой пораньше, чтобы на всякий случай избавиться от вещей Луговичной. Но мы с Михаилом опередили ее. Сластникова ничего не ответила, ожидая от меня продолжения и желая, видимо, сориентироваться в обстановке. Хорошо, продолжу.
— Я прекрасно понимаю тебя, Валя, как женщина женщину. Жаль было расставаться с такими дорогими шмотками. Но тут, как говорится, жадность фраера сгубила. Вещички-то принадлежали убитой тобой Галине, что я вполне могу доказать, предъявив их на опознание в магазин «Фламинго». И даже парик, который ты тоже оставила себе, имеет свой след: к коряге, которой ты оглушила свою лучшую подругу в лесопосадках, прицепился с него пучок волос. Их идентичность с париком, что находится сейчас в твоем доме, легко докажет экспертиза.
Ангельское личико Сластниковой стало покрываться красными пятнами, и она сделалась похожа на злобную кошку, готовящуюся к прыжку. Я это сразу почувствовала, а потому, когда она с воплем кинулась на меня, выставив вперед ногти, явно намереваясь попортить мне физиономию, быстро выставила ей навстречу свой правый кулак, на который и насадила ее нижнюю челюсть.
Валентина вновь очутилась возле окна, приземлившись на пятую точку. Я быстро достала из сумочки наручники и, пока та потряхивала головой, стараясь прийти в себя, пристегнула ее к трубе парового отопления.
— Ах ты, стерва! — выкрикнула она, искренне желая лягнуть меня ногой, но я ловко увернулась.
Медленным шагом я подошла к Михаилу и села рядом с ним. Он же находился в каком-то оцепенении.
— Ты, Миша, если хочешь, теперь можешь выпить. Все страшное уже позади, — дружески похлопала я его по коленке.
— Пожалуй, — выдохнул он, но остался на месте.
— А хочешь, я теперь расскажу тебе всю историю с начала до конца, — все так же игнорируя скулящую от беспомощности Сластникову, снова обратилась я к нему.
И хотя он ничего не ответил, все же начала рассказывать. Ну не могу я удержаться от мелкой пакости тем, кто ко мне относится неуважительно, кто кругом не прав, но считает себя умнее других.
— А дело было вот как. Жила-была на свете девочка Валя. И такая она была пригожая и хорошая, что, как ей самой казалось, достойна была гораздо большего, чем имела. Только доставалось все это «большее» почему-то не ей, а каким-то противным подружкам. И мужья-то у них не пьющие, и дом — полная чаша, и одеваются они шикарно. А она — бедная да разнесчастная совсем не по справедливости. И вот решила наша Валюша восстановить справедливость. Заполучила для начала себе в любовники мужа Галочки. Уже хорошо, насолила подружке. Только надо еще и другой насолить — Оленьке. И тогда Валечка купила такую же розовую помаду, как у Олечки, и тайком пачкала ею рубашки мужа Галочки. Для чего? Да для того, чтобы на ту свои грехи свалить, а заодно нашептать Галочке, что именно она — Олечка — и есть подлая разлучница.
— Замолчи! — выкрикнула Валентина, дергая наручники и пытаясь освободиться. — Заткнись немедленно! Миша! Да останови же ты ее! Помоги мне.
— О! Есть реакция. Значит, я все верно рассказываю, — снова похлопала я Михаила по коленке и продолжила: — А если что не так, Валя меня поправит. Ну так вот, этого нашей девочке все же показалось мало, и надумала она мужа Галочки — Рудика — к рукам прибрать. Но Рудик, будучи человеком интеллигентным и воспитанным, не мог ей в глаза сказать, что совсем не хочет на ней жениться, а потому, как я полагаю, сказал следующее: «Ты, Валюша, замужем, я женат. Мы с тобой вечными оковами связаны, и нет нам дороги, по которой мы бы могли вдвоем шагать». И поспешил с ней поскорее расстаться. Кстати, — изменила я интонацию, приняв серьезное выражение лица, — это как раз то, что может хоть как-то говорить в твою пользу, Валя. Рудик, конечно, свинтус и бабник. За то и поплатился. Но это все равно никак не оправдывает тебя в убийстве подруги.
Видимо, я и впрямь попала в точку, поскольку Валентина присмирела, а лишь тихонько лила слезы, вытирая их свободной от наручников рукой.
— И далее, — не унималась я, — девочка Валя, окрыленная такими словами, надумала извести со свету всех, кто мешал ее счастью. Услыхала она однажды интересную песенку и рассказала о том Галочке, которая на своего прекрасного мужа вечно жаловалась. Возможно, и кассету ей послушать дала. А потом и говорит: «Ты, Галочка, возьми, да и поступи так же, как в песне поется. А руку себе порежь вот в этом месте. Это я тебе как дипломированный врач советую. Ты-то институт бросила, тонкостей таких, наверное, не знаешь, а это все совсем не больно и не страшно. Зато муженек твой потом сто раз подумает, изменять тебе или нет. А я тебе во всем помогу. Поддержу тебя по-дружески». И насоветовала умная Валечка глупенькой Галочке еще много полезного. Как то: непременно купить себе новые вещи, чтоб ни одна душа про них не знала, снять дачу и скрываться там пару неделек, пока Рудика в милиции допрашивать будут. А потом вернуться домой и сказать, что в отпуске была, о котором от обиды никому сообщать не захотела. Подумала Галочка, подумала да и согласилась. А Валечке только того и надо было. Взяла она у своего нерадивого муженька именную бритву и кроссовку его и поехала Галочку на временное место жительства провожать. Когда по посадкам шли, она ее дубиной по головушке огрела, горло мужниной бритвой перерезала, кроссовку его в лужу крови окунула, прихватила с собой Галочкины вещички, не пропадать же добру, и домой возвернулась. Только вот просчиталась немного. Труп-то не сразу обнаружили, а потому не смогли точное время смерти определить, на которое, как она полагала, у Рудика алиби будет.
