Властимил Шубрт - Конец королевы
— Как долго Катаржина промышляла тузексовкой?
— Насколько мне известно, почти два года. А может, и больше, — выпалила Мирка.
— Борек, а ты давно об этом узнал?
Взгляд у него был как у затравленного зверя, кончики губ дергались, но он все-таки ответил:
— Где-то в конце октября…
— Ну, а вы?.. — обратился я к остальным.
— Ты что, Гонза, чокнулся? Я и понятия об этом не имел. Катаржина и… — Он умолк и недоуменно покачал головой.
Я обратился к Алене:
— А ты?
— Я догадывалась, что она совсем не такая, какой кажется. После остановки в Гоницах у меня появилось подозрение, но… — Она махнула рукой в сторону денег. — Но об этом… Нет, об этом я ничего не знала.
Я повернулся к Зузане:
— Значит, остаешься только ты, Зузана. Когда ты узнала Тайну Катаржины?
— На вечеринке в «Дельте», — пробормотала она. — Раньше я тоже ни о чем не догадывалась.
Я шагнул к столу, одним широким движением сгреб деньги в кулак, кое-как подровнял их, завернул в помятую бумажку и сунул обратно в кожаную сумку. Задернув «молнию» и швырнув Катино сокровище поближе к чадящей свече, я произнес:
— Значит, Алена все-таки кое-что заподозрила.
— Я? — растерянно выкрикнула Алена. — При чем тут я?..
— При чем? Ну, скажем, ты кое-что подметила. Я говорю про «Дельту». Пузатый немец знал Катаржину по имени и обратился к ней «Fräulein Katherine», а вовсе не «Fräulein, darf ich bitten», как старался нас убедить Борек. И, конечно же, ему не надо было узнавать ее по фотографии в «Штерне», как сама Катаржина пыталась убедить Павла.
— Какой немец? — прервала меня Мирка. — Такой низенький, лысенький?
— Точно, — кивнул я. — Знаешь такого?
— Это у нее был самый лучший… друг, — ответила Мирка.
— Ну да, теперь ты готова на нее все помои вылить, — неуверенно возразил Борек и, поколебавшись, добавил: — Но она с ним не пошла. Я точно знаю, что в ту ночь она уехала домой, в Костелец.
— Ничего ты не знаешь, — ледяным тоном вмешалась в разговор Зузана. — Ничего-то ты не знаешь, Борек… Она пошла к нему в номер. Я сама видела. Она ожидала его в коридоре, в уголке отдыха… А ты и не знал ничего.
— По-твоему, он ничего не знал, а на самом деле видел Катаржину насквозь! — с жаром кинула Мирка. — Она сама мне призналась, что он ее держит в кулаке. Из-за этого она сюда и приехала. Пришлось. Он ее заставил.
Не успел Борек опомниться, как Зузана пришла ему на помощь:
— А теперь ты путаешь, Мирка. Борек совсем и не хотел ехать в горы. На святки он заболел гриппом, ему было очень плохо…
— О Господи, Зузанка, — прервала ее Мирка. — Да проснись же ты наконец! Перестань его защищать!
— Борек хотел ехать, Зузана, — вмешался я. — Только от тебя ему хотелось избавиться.
Зузана отвернулась к окну, чтобы не встретиться со мною взглядом. Она прекрасно понимала, что у меня нет причин ее обманывать.
— Еще в первый день, когда мы поднимались от остановки наверх, мне пришло в голову, что Борек изменяет тебе с Катаржиной. Помнишь, он забрал у нее рюкзак, а на тебя даже не обратил внимания. Во время ужина и особенно утром, когда они вдвоем остались в избе, я убедился в этом окончательно. Удивился, правда, но не особенно переживал. Откуда мне было знать, что ты так привязана к Бореку и готова даже убить ради него?
— Неправда!.. — выкрикнула Зузана, но голос ей изменил, и она отчаянно завертела головой.
Я торопливо продолжал:
— Я никак не мог понять, кто и зачем убил Катаржину. Потом стал сопоставлять разные факты и постепенно исключил из числа подозреваемых Павла, а чуть позже и Алену. Павел уже когда-то ухаживал за Катаржиной, но она его отшила. Алена, конечно, ревновала чисто по-женски, но особых поводов для ревности у нее не было. Потом меня сбили с толку Мирка и ее обвинения в шантаже. Я ведь поначалу понятия не имел, чем можно было Катаржину шантажировать. Пока не нашли всю эту «мелочишку». Ясно, что шантажировать было чем. И ради чего. Тут впервые я увидел Кат в реальном свете. Но Борек действовал вовсе не ради денег, не такая уж он сволочь. Скорее всего он и не догадывался о ее заработках, так же, как и все мы. Да он еще сам был готов ей помочь. Если не ошибаюсь, она наплела ему, что ей нужно пятьсот марок для выкупа каких-то улик, и он бы спокойно отпустил ее в Прагу на заработки. Не любовник, а чудо, аж плюнуть охота. Но наверняка он мало что знал про свою красавицу, ну, разве что пронюхал кое-что и прижал ее к стенке, а она обвела его вокруг пальца… В общем, это не важно. Важно то, что ей пришлось с ним спать, и ты, Зузанка, об этом узнала. А после ужина в «Дельте» догадалась, почему она не может его отшить, хотя любовь-то у нее продажная, надо только предложить ей хорошую цену, и все будет в порядке. И вот этого ты, Зузана, выдержать не могла. Ты любила Борека, очень любила и не хотела, чтобы он связался с проституткой. Вот поэтому и убила ее…
— Нет, — с трудом произнесла она. — Я не убивала, Гонза…
— Докажи, что я не прав, и я попрошу у тебя прощения. На коленях! Причем с радостью…
— Да нет, нечего тебе просить прощения, — тяжело вздохнула Зузана. Она явно держалась из последних сил. — Я хотела от нее только одного. Чтобы она оставила Борека в покое. Ничего больше…
— А когда вы об этом говорили?
— Вчера после обеда, — ответила она, — когда вы с Бореком, Павлом и Аленой уехали в деревню.
— Вчера? — удивилась Мирка.
Зузана горько усмехнулась:
— Да, ты была при этом.
— Но ведь вы болтали про какую-то портниху… — напомнила Мирка.
— Это при тебе. Как только ты появилась, Катаржина перевела разговор. А до этого мы говорили про Борека. Я сказала, что мне все известно и что я не позволю ей ходить с ним. Ни тайно, ни открыто. Иначе…
— Иначе?.. — подхватил я.
— Иначе всем расскажу, чем она занимается.
— А Катаржина?
Зузана пожала плечами.
— Ничего. Потом в кухню зашла Мирка.
— Значит, вы не договорились, — заметил я, — и поэтому ночью ты снова пришла к ней. — Я махнул рукой, остановив ее слабую попытку возразить. — Пришла, Зузана, пришла… А может, не ты, а Борек?.. Алена с Павлом спали наверху, под крышей, мы с Миркой валяли дурака на дворе, так что остаетесь только вы двое. Кто-то из вас зашел на минутку к Катаржине, то ли через кухню, то ли прямо из вашей комнаты, и ударил ее ножом, когда она собиралась надеть пижаму. Это могла быть только женщина. Или Катин любовник. То есть Борек…
— Борек не убивал Катаржину! — выкрикнула Зузана. — Нет! Нет!
— Нет! — согласился я и положил ей руку на плечо. — Он не убивал. Жалко лишать тебя последних иллюзий, но убить из-за любви ему не по плечу. А вот тебе — да! Кроме него, у тебя никого не было на свете, а Катаржина хотела отнять его у тебя… Так что, должен я просить у тебя прощения?
— Нет, — торопливо, словно в горячке, заговорила Зузана. — Я собиралась спать и увидела, как они с Бореком целуются в коридоре. В обед она меня уговаривала, плакала, жаловалась, что Борек ее шантажирует, а вечером пришла в себя, как видно, все хорошенько обдумала и от всего отказалась. Да еще и посмеялась надо мной. Заявила, что ни с каким немцем в номере не была, что это просто клевета… Клевета или галлюцинация… Стала раздеваться передо мною догола и все повторяла: галлюцинация, Зузанка, все это просто галлюцинация, ты же у нас немного с придурью…
На лбу у нее выступили крупные капли пота. Лихорадочно выпаливая слова, она уставилась на меня, но вряд ли видела что-нибудь, глаза у нее, обычно тусклые и невыразительные, расширились, разгорелись, точно у дикой кошки.
— Она сказала, что мне никто не поверит, все только посмеются, а то еще и в психушку засадят…
Она умолкла, но вся сцена встала передо мною, как на экране. Нагая Катаржина, прекрасная, как греческая богиня, губы изогнуты в иронической усмешке, а напротив нее — Зузана, жалкая, пришибленная и ошеломленная, отчетливо представившая себе, что с такой соперницей у нее нет шансов на победу и что никто не поверит ее обвинениям. На мгновение она теряет равновесие и хватается за стул. Под руку ей попадает какой-то предмет, это кухонный нож. Она берет его, инстинктивно соображает, что надо направить лезвие вперед, и наносит удар. Катаржина даже не поняла, что умирает. Может быть, только вздохнула и упала на постель, пижама свалилась к ногам, а ноги, длинные, стройные, обнаженные, дернулись и застыли. И только тут Зузана обнаружила, что ножа у нее в руке больше нет. Он торчал под левой грудью у Катаржины — страшно, прочно и неумолимо.
— Потом ты потушила лампу, ушла в свою комнату и заперла за собою дверь… Дай-ка мне ключ, — внезапно закончил я и протянул к ней ладонь.
Она вынула ключ из сумочки и молча отдала его мне.
Я уронил его на стол. Ключ звякнул и остался лежать рядом с кожаной сумкой, где покоились Катины деньги.
