Галина Романова - Охотники до чужих денежек
– Дома? – спросил мужской голос, не принадлежащий ни одному из ее знакомых.
– И что?
– Ты умная девочка? – последовал следующий вопрос, и тут же на него был дан ответ: – Ты умная девочка. Все понимаешь.
– Допустим. – Ей хотелось, чтобы этот разговор продлился как можно дольше, чтобы она успела уловить какую-то неповторимость в интонации говорящего, чтобы суметь опознать этот голос, если ей предоставят такую возможность.
– Ну вот, если ты все понимаешь, то тебе пора кое-что нам вернуть...
– Кому вам? – Эльмира несколько лет жизни отдала бы, чтобы узнать, кто же на самом деле является заинтересованным лицом.
– Это неважно. – Собеседник чем-то загромыхал, послышался сдавленный шепот, из чего следовало, что разговор ведется в чьем-то присутствии, и затем продолжил: – Если захочешь, то мы можем познакомиться...
– Да, хочу! – против воли и правил вырвалось у нее.
Ну не дура ли! Зачем было это говорить?! Неужели непонятно, что, обнажив свое лицо, ее враг станет уязвимым. И этого, разумеется, он ей не простит, сделав, соответственно, уязвимой ее. А ей это ни к чему. Совсем даже ни к чему. Она должна быть сильной и хитрой, чтобы одержать верх. Она должна быть более гибкой и коварной, а для этого нужно взвешивать каждое слово.
– Алло! – нараспев произнесла она, обеспокоенная молчанием в трубке. – Алло!
Несколько минут слышался лишь слабый шорох и еле различимые признаки оживленной беседы, затем ее вновь осчастливили очередным шокирующим заявлением.
– Можем встретиться прямо сейчас, если пожелаешь, детка, – почти весело произнес мужчина, но совсем не тот, что начинал с ней разговаривать. – Ты готова?
– Нет, нет, не сейчас! Я скажу, когда это будет возможно... Я...
– Слушай, дорогая ты наша малышка, – вкрадчиво начал ее незримый собеседник. – Ты, по-моему, не владеешь ситуацией. У нас нет времени. Нет такой возможности, сидеть и ждать, когда ты созреешь для решения. Верни то, что нам нужно, и мы останемся друзьями! Если будешь упрямиться или еще чего хуже – попытаешься нас обмануть, то тут уж, сама знаешь...
Сердце начало колотиться уже где-то в области горла, которое надсадно горело от тяжелого дыхания. Эльмире стало по-настоящему жутко от этого мужского голоса, который совершенно спокойно, нараспев начал перечислять возможные меры воздействия на ее несозревшее сознание.
– Поняла? – поинтересовался он, закончив перечислять возможные последствия ее неразумного поведения.
– Поняла! – Для убедительности она даже кивнула головой, словно ее могли увидеть.
– Вернешь сама... или как?
– Я сделаю все, что вы мне скажете, – поспешила она заверить мужчину в своей готовности к достижению взаимопонимания. – Только вы уточните, что и когда...
– То есть? – в голосе появились нотки растерянности.
– Что я должна вернуть и когда? – повторила Эльмира.
Опять пауза. Непонятная возня. Сдавленная брань и следом:
– Ты кончай дуру гнать, девка! Отдавай камни, и расстаемся по-хорошему.
– Какие камни?! – похолодела Эльмира. Она ожидала услышать все, что угодно, но только не это. – Вы о чем?!
– Ты лучше нас знаешь!
– Постойте, постойте! – почти закричала она, боясь, что ее собеседник сейчас бросит трубку, так и не услышав главного. – Я не понимаю, о чем вы!!! Я думала, речь о деньгах! И еще...
– Еще?!
– Ну о тех тюках с какой-то травой непонятной... – Она была не дура и понимала, конечно же, что это за трава, но ее осведомленность сейчас могла сыграть на руку кому угодно, но только не ей. – Они до сих пор лежат там, где были оставлены, но ни о каких камнях я ничего не знаю! Клянусь вам!!!
Пауз больше не последовало. В ухо ей ударила отборная матерщина. Затем тяжелое с присвистом дыхание, и под занавес ей был вынесен приговор:
– Неделя тебе сроку, курочка! Неделя, и ни днем больше! Ты нам камни, мы тебе – жизнь. Если не поймешь, то смерть для тебя будет спасением.
Трубку там бросили, лишив ее возможности хоть что-то сказать в ответ. Хотя что она могла им сказать?! Вернее, кто захотел бы ее слушать?! У ребят непреодолимый интерес к каким-то там камням, и даже конопляные копи господина Потехина не смогли отвлечь их внимание. И к упоминанию о деньгах они отнеслись без должной заинтересованности, хотя зря...
Вот когда она вступила в права наследования полгода назад и узнала об истинном положении вещей и об имеющейся в банках их города наличности на счетах ее отца, изумлению ее не было предела. Это много позже она поняла наконец, как велик был талант у театрального художника без роду и племени вышибать деньгу буквально из асфальта. Но в тот момент Эльмира была шокирована, если не сказать больше.
Телефон зазвонил снова.
Она поспешно ухватилась за трубку и опасливо выдохнула:
– Говорите, пожалуйста!
– Кого это ты так слезно просишь? – раздался в трубке ревнивый голос Данилы.
– Тебе-то что?! – Волнение отхлынуло от сердца, сменившись жгучим раздражением. – Чего звонишь, делать нечего?!
– А может, я скучаю! – с вызовом выдал Данила. – Чего не выходишь никуда? Боишься кого? Эльмира, ты не молчи, слышишь!
– Тоже мне – защитник! – фыркнула она и совсем уж было хотела положить трубку, но тут, вспомнив, поинтересовалась: – А чего это твоя мамаша в мою дверь названивает? Чего ей понадобилось?
– Не знаю, – угрюмо буркнул он. – Вот сама у нее и спроси.
– Очень надо мне у нее спрашивать! Я просто к тому, что если она извиниться передо мной хочет, то пусть зря не старается – подобных выходок я не прощаю! Ни-ко-му!
– Да? – он насмешливо хмыкнул. – И папе своему не простила?
– А за что я его должна простить, интересно?! – зазвенел струной ее голос.
– За то, что вокруг тебя сейчас воронье кружит... Удивляюсь до сих пор, отчего это они так долго ждали и не трогали тебя... Видимо, прокололась ты на чем-то, детка, раз интересом воспылали к тебе...
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – оборвала она его бессвязную речь. – И вообще, чудится мне, что ты изрядно пьян, а с тобой пьяным я общаться не желаю. Все! Клади трубку, мне должны позвонить!
Данила не послушался, лишь шумно задышал в трубку и что-то еле слышно пробормотал себе под нос.
– Эй! – окликнула его девушка, непонятно по какой причине все еще удерживая телефонную трубку в руках. – Ты чего там затих? Ругаешься, что ли?
– Эмка (она не ошиблась, он действительно был во хмелю, раз понес в очередной раз ахинею), слушай меня внимательно и запоминай: двери без надобности никому не открывай, это первое! Второе: тебе нужно уехать, и как можно быстрее!
– А третье что? – Ее сердце вновь тревожно заныло.
– А третье... Рассчитывать во всем этом кошмаре ты можешь только на меня.
– Ах, ну да, мой Ромео, как же я забыла! – попыталась она произнести это насмешливо, но голосок все же предательски дрогнул. – Еще добавь, что любишь меня!
– Люблю! Еще как люблю! Если бы ты знала, то не смеялась бы надо мной! – упрямо затвердил он. – И доверилась бы мне! А то ведешь себя как... дура!
– Да пошел ты!
Она с грохотом бросила трубку на аппарат и, к собственному неудовольствию, констатировала, что непозволительно долго разрешила назойливому соседу беседовать с собой.
Пусть бормочет, что ему вздумается. Она будет действовать так, как ей подскажет интуиция. Хотя, если быть честной по отношению к себе самой, интуиция эта самая до сих пор гадостно отмалчивалась, совершенно не пытаясь хоть как-то облегчить ее участь.
Единственное, что подсказало ей собственное чувство самосохранения, – это она, Эльмира, никому не должна доверять. Что, собственно, она и приняла как директиву к действию.
Никому не доверять и ждать так долго, как позволят обстоятельства.
Эльмира, подумав, выдернула штекер из розетки, тем самым лишив возможности назойливых абонентов взывать к ее разуму и пониманию, и вернулась к подзорной трубе.
Вот то, что ей действительно было приятно делать. Пусть этичными ее действия назвать было очень сложно, но это занятие ее уж точно увлекало.
Пухлая общая тетрадь, лежащая на журнальном столике подле окна, из которого велось наблюдение, была испещрена записями, фиксирующими время сна, обеда и ужина объекта, за которым она вела наблюдение. Время, отведенное на принятие ванны, фиксировались лишь одной строкой, но вот гости... Им Эльмира отводила особо пристальное внимание, отмечая буквально все: детали туалетов, способы выражения эмоций и то, с чем они являлись к Вениамину.
Недели наблюдений хватило ей, чтобы понять: квартира в доме напротив – хорошо организованный транзитный пункт наркодельцов. Частенько, когда шторы на окнах предусмотрительно задергивались, ее оставляли с носом. Но в те моменты, когда деловая встреча проходила, если можно так выразиться, «при открытых дверях, точнее – окнах», ее душа пела.
Сведения пополнялись день ото дня. Записи множились, как, впрочем, прибавлялось и ликования в душе.
