Франк Тилье - Медовый траур
Лейтенант ждал меня на террасе кафе, в ухо его был плотно вставлен маленький наушник. С дороги я дважды звонил ему на мобильник, надеясь услышать что-то новое, но мексиканец так до сих пор и не появился.
Перед нами, на освещенной площади, выстроились правильными рядами прилавки с насекомыми. В прозрачных коробочках кружили мухи, сновали муравьи, мелькали божьи коровки. Под взглядами праздных зевак или страстных охотников за редкими сокровищами оживал целый мир, полный гула, шорохов, упорядоченного копошения. Богомолы, синие бабочки-морфиды, жуки-отшельники… Левый край рынка омрачал картину омерзительными рядами пауков. Волосатые лапки, напряженные брюшки. Туристы кривились при виде этого изобилия жвал, некоторые распаленные болезненным любопытством женщины были близки к истерике.
– А где Амадор? – спросил я у Сиберски, заказав себе пиво.
Прежде чем ответить, лейтенант оглядел мою неприметную одежду: тонкие бежевые брюки, однотонную рубашку, мокасины.
– В самом дальнем ряду. Санчес за ним присматривает. А Мадисон прогуливается по рынку в поисках этого самого мексиканца. – Он кивнул на мой мобильник. – Дель Пьеро не смогла до вас дозвониться и позвонила сюда десять минут назад. Вы ей не ответили?
Мне принесли «Leffe», и я залпом выпил половину – надо же было как-то компенсировать отсутствие таблетки, просто позарез было надо хоть чем-то себя подстегнуть.
– Не слышал звонка, кругом оглушительно гудели. Чего она хотела?
– Узнать, как у нас дела. Когда все закончится, надо будет ей доложить.
Я, почти не слушая лейтенанта, утер со лба хмельной пот. К тому моменту, когда бокал был допит, пальцы у меня дрожали уже не так сильно.
– Не очень-то это в вашем стиле – опаздывать, – заметил Сиберски. – И вы, похоже… нервничаете. Что-то не так?
Он старался поймать мой взгляд. Я поднялся.
– Да все эта мерзость… хлорохин… Целый день из-за него корячусь на троне… Если ты не против, пойду опробую местный…
Я улизнул в туалет – умыться ледяной водой. Нечаянно взглянул в висевшее над раковиной зеркало – усталые, слишком много видевшие глаза… Заперся в кабинке и стал, медленно вдыхая и выдыхая, массировать руки, чтобы их успокоить. Девочка, изрезанный ясень, убийца, притворяющийся мной… Желудок болел нестерпимо, горло сдавило от жестокой ломки. Таблетки… Стукнул кулаками по стенке, резко встал. Если мне сегодня и надо за кем-то приглядывать, то прежде всего – за самим собой.
При виде пустого стула Сиберски я чуть не упал. А тот словно испарился! Я кинулся к краю террасы, оглядел окрестности. Слева сидят художники, прямо напротив катит потный вал гуляющих. Чуть подальше – оживленные рыночные ряды. Лейтенанта и след простыл.
Завибрировал мобильник, и я поспешил ответить. Это он!
– Мадисон тут заметил одного типа, который вроде бы подходит, – объяснил свое исчезновение Сиберски. – Похож на мексиканца, с усами, пальцы в перстнях. Сейчас он сваливает через площадь, по направлению к церкви. Я его вижу!
– Черт! А он нас видел?
– Не думаю, идет спокойно. Мне его выследить?
– Нет! Я уже иду!
Я торопливо выбежал на площадь, обогнул ее сбоку. Сердце тут же развило предельную скорость, глотка горела, каждый выдох ее обжигал. Эти проклятые таблетки попортили мне мозги и все внутренности.
Сиберски двигался вверх по прямой, я бежал в тени фасадов, пока, задыхаясь, не догнал лейтенанта.
– Вот он! – сказал Сиберски, показывая на фигуру в ста метрах впереди.
– Мади… сон… Санчес? Они… где?
– Санчес присматривает за Амадором, Мадисон на всякий случай продолжает обход.
Фигура внезапно исчезла.
– Черт!
Сиберски мгновенно наддал, легко отталкиваясь от асфальта молодыми тренированными ногами, я последовал за ним, но скоро, запыхавшись, начал отставать. Между нами уже пять, десять, двадцать метров… Теперь он свернул в едва различимый крохотный проулок, в глубине которого мексиканец заваливает проход мусорными баками, на бегу их опрокидывая. Лейтенант все так же мчится с пистолетом в руке, шумно дыша и всем телом устремляясь вперед, а я… я держусь из последних сил. Но вот наконец сквозь боль и сигаретные смолы прорвалось второе дыхание, и мой темп ускорился… За поворотом проулок стал еще теснее, полоска асфальта сузилась. Дети, игравшие в этой горловине, вжались в стены, какая-то женщина выглянула из дверей и тут же спряталась. Спускались сумерки, такие же серые и грязные, как дома. Сиберски уже догонял беглеца, почти настиг. Теперь тот карабкался на шаткую ограду, и было отчетливо слышно, как он хрипит. Подтянулся, выругался, скатился на другую сторону… Лейтенант, подстегнутый яростью, с криком перемахнул через ограду, я продолжал ломиться вперед – и она рухнула под тяжестью моих ста килограммов. Невнятные выкрики, прохожие бросаются врассыпную, визжат шины…
Впереди широкая улица с мигающими вывесками пабов и ресторанов. Прямо по курсу – сияющие купола собора. С той стороны улицы еще один узкий проход, бегущие исчезают в потемках. Я кидаюсь за ними, стиснув зубы, но не снижая скорости. Ступни у меня распухли, пятки горят. Еще несколько шагов – и под ногами уходит в темноту лестница, на ней яростно дерутся двое. Один, вцепившись в другого, с силой ударил его о перила, встряхнул, кинул вниз, и тот со стоном покатился по ступенькам. С самого дна донеслось рычание дикого зверя. Полицейский уже добежал до упавшего, рухнул на него, придавив коленями разбитый хребет.
Я медленно спустился к ним, чувствуя привкус желчи на губах и боль во всем теле, а внизу повалился на землю, так же задыхаясь, как и тип в наручниках рядом со мной. Сиберски плюхнулся рядом, привалился спиной к столбику, раскинул ноги. Все трое, обессилев, молчали, в легких полыхал огонь.
Немного успокоившись, перестав чувствовать себя тварью при последнем издыхании и собрав в кучку два-три еще действующих нейрона, я сгреб мексиканца за шкирку и приподнял.
Он злобно, с вызовом глянул на меня, улыбнулся полной ненависти улыбкой и плюнул мне в лицо, прошипев сквозь сопли: «Hijo de la perra!»[19] Я врезал кулаком ему в грудь – лучший способ отбить охоту улыбаться – и прорычал:
– Сейчас… уж точно не время меня бесить!
При личном обыске были найдены нож со стопором, брусок гашиша и три тысячи евро наличными…
– Так, Умберто… Вальдес! Мне надо задать тебе несколько коротких вопросов, и у меня не слишком много времени, так что надеюсь, ты проявишь… – новый удар заставил его проглотить ухмылку, – …готовность к сотрудничеству!
– Пошел… ты… – захлебнулся он, брызнув слюной.
Говорил он как какой-нибудь герильеро[20], с гортанным акцентом.
На глазах у ошеломленного Сиберски я схватил его за волосы и потянул, вынудив приподнять голову:
– Ну-ка расскажи, что ты делал на этой ярмарке!
Он снова ухмыльнулся, превозмогая боль:
– Гулял… Что, разве нельзя?
Я повернулся к лейтенанту:
– Рация у тебя с собой?
– Да, взял у Мадисона.
– Отлично! Вызови Мадисона и Санчеса, скажи им, что этот тип сбежал и что они могут возвращаться по домам!
– Но… – Лейтенант вытаращил глаза.
– Делай, что тебе говорят! Сейчас мы прижмем эту сволочь! – Я вытер пот со лба и прибавил: – Как поговоришь с ними, отволоки эту кучу дерьма наверх и жди меня у лестницы – я тем временем подгоню машину.
Сиберски оттащил Вальдеса в уголок и схватил меня за грудки:
– Вы совсем осатанели, комиссар! Что на вас накатило?
– Заткнись и смотри за ним!
Пятнадцать минут спустя я вернулся на машине, нервы у меня от напряжения готовы были лопнуть. Сиберски затолкал Вальдеса на заднее сиденье, сел рядом.
– С Мадисоном и Санчесом все уладил? – бросил я, косясь в зеркало заднего вида.
– Да. Они ничего не знают, но…
– С этой минуты больше ни одного вопроса, ясно?
– Я… полагаюсь на вас… – не очень уверенно ответил лейтенант.
Мексиканец начал дергаться.
– Что все это значит? – заорал он. – Эй, hombre! Куда ты меня везешь? А ты чего молчишь? А как же мои права?
– Свои права можешь засунуть себе в задницу! – ответил я с нехорошей усмешкой и погнал вперед, поглаживая свободной рукой рюкзак с сюрпризами.
Надо было найти уединенное место. Указатель с надписью «свалка» у ворот Шапель подвернулся очень кстати. Я проехал по проспекту с тем же названием, свернул на безлюдную улицу, заставленную сборными домами и мелкими предприятиями, и та вывела нас к мусорным рубежам. Вальдес на заднем сиденье странно затих.
Выключить фары, прихватить рюкзак, «маглайт» – и вперед. Но Сиберски, стоя у машины и присматривая за мексиканцем, меня остановил:
– Что вы делаете?
– Этот урод все мне выложит, и прямо сейчас! Покарауль здесь, чтобы никто не помешал!
Он схватил меня за плечо:
– Комиссар! Так нельзя!
Я решительно оттолкнул его:
