Ольга Володарская - Мемуары мертвого незнакомца
— Получилось?
— Немного.
Бабушка отобрала у нее сигарету и, затушив о перила балкона, швырнула в палисадник.
— Давай я тебе валерианки накапаю лучше.
— Я столько выпила за эти дни всевозможных успокоительных средств, что уже писаю ими.
Бабушка опустилась на стул рядом с внучкой. Она всегда была моложавой. Выглядела не как мать сына Сергея, а как старшая сестра. Но за последнюю неделю она здорово сдала. Превратилась в старушку. Хотя продолжала подкрашиваться, делать прическу. Но чуть сгорбилась спина, морщины стали глубже, рот суше, а в глазах столько тоски…
— Бабулечка, я не знаю, как жить, — всхлипнула Маша. — Без них… как?
— Так, чтобы они, глядя с небес, радовались за тебя.
— О… это невозможно! — Слезы брызнули из глаз. — Я не радовала маму с папой, когда они были живы, и теперь не смогу…
Бабушка протянула ей платок. Маша отмахнулась, вытерлась ладонью. Сколько слез она пролила за последние дни (сегодня был девятый — только что закончились поминки), а слезы все лились.
— Послезавтра мы уезжаем, помнишь?
— Я никуда не поеду… — сказала Маша.
— Маша, детка, здесь ты не останешься.
— Останусь, — упрямо возразила Маша. — Мой дом здесь.
— Тут опасно, это раз. Два, ты пока несовершеннолетняя и не можешь решать самостоятельно, где тебе жить. Я твоя единственная родственница, и я тебя забираю в Москву. Точка!
Следствие по факту убийства родителей Маши и телохранителя отца шло полным ходом. Сам Або Адаладзе подключил свои связи, чтобы те, кто причастен к их гибели, были пойманы. Вот только никаких положительных результатов расследование по горячим следам не дало. Рамаз открыл дверь, ему перерезали горло, а хозяев квартиры застрелили в спальне из пистолета с глушителем. Ничего ценного не пропало. Вот и все факты. Ни отпечатков, ни свидетелей. Не ясен и мотив. Убийство даже политическим назвать нельзя, потому что Сергей Селезнев был не такой важной фигурой в игре «престолов» и ничего не решал.
— У меня тут Дато, бабулечка, — проговорила Маша, вытащив еще одну сигарету из пачки. — Если и его у меня отнять, я умру…
Бабушка вновь отобрала у нее сигарету. Сжала в кулаке, размяла в труху и швырнула через перила балкона.
— Мы переезжаем, — отрезала она. — Ты будешь жить в Москве. Там же и учиться. Дато твой никуда не денется. Будете видеться на каникулах.
Она не понимала, насколько у них все серьезно! Родители ей не говорили. Отец не хотел ее расстраивать. А мама боялась, что связь Маши с «неподходящим» парнем свекровь будет вменять ей в вину, как и многое другое.
— Мы будем здесь бывать, — чуть смягчилась бабушка. — А как иначе, если Сережа и Надя тут похоронены? Могилки навещать надо… Да и квартиру эту хотелось бы сохранить. Я поговорю с Або. Он что-нибудь придумает… — Она встала, обняла внучку. — Хочешь чаю?
— Не откажусь.
— Сейчас заварю. И добавлю немного лаванды. Она успокаивает.
…Спустя день Маша с бабушкой садились в поезд. Никто их не провожал (привез на вокзал водитель дяди Або), даже братья Ристави, потому что Маша им ничего не сказала о своем отъезде.
Вещей было немного. Два чемодана, да еще спортивная сумка, которую Маша не убрала под полку. Сказала, там сменная одежда. Но сразу надевать ее не стала. Только минут через сорок отправилась в туалет. Вскоре была остановка. Бабушка накрыла на стол. Поезд стал трогаться, она бросила взгляд в окно…
— Маша?!
Внучка стояла на платформе, сгибаясь под тяжестью сумки.
— Прости меня, бабулечка, — выпалила она. — Но я не могу уехать!
— Немедленно вернись в вагон! — прокричала бабушка в открытое окно.
— Я умру без него, понимаешь? Хочешь похоронить не только папу и маму… но и меня?
Поезд ускорился. И Маша пришла в движение. Она пыталась идти вровень с окном.
— Ты не волнуйся, со мной все будет хорошо! — торопливо выкрикивала Маша. — Я тебе звонить буду и писать. Может, даже приеду скоро. Но сейчас я должна остаться… чтобы не сойти с ума. Понимаешь?
Когда поезд скрылся из виду, Маша отправилась на автостанцию. Она знала, что от нее раз в два часа отходит «Икарус» до Тбилиси. Ночью она прибыла в город и на такси приехала к Ристави.
— Маша? — удивился Зура, открыв ей дверь. — В такое время ты никогда не являлась… Что-то случилось?
— Ничего. Если не считать того, что я сбежала от бабушки. Дато дома?
— Нет. Но ты заходи.
Он посторонился, впуская Машу. Она переступила порог и сразу бросила сумку. Смертельно устала, пока добиралась. И физически, и морально. Наверняка это было заметно, потому что Зура спросил:
— Хочешь отдохнуть?
— Да, если можно.
— Ложись на мамин диван.
Маша, стянув кеды, села, потом легла и вытянулась. Тело ломило. А ноги болели, причем сильно. И не только правая. Обе. Она закинула их на спинку дивана и стала ждать, когда кровь отхлынет.
— Поесть не желаешь? — поинтересовался заботливый Зура.
— Нет. А вот от чая не откажусь.
— Я заварю.
Он бросился к электрической плитке, на которой их мать все годы готовила еду, и водрузил на нее чайник. Когда она была жива, и плитка, и чайник пребывали в идеальном состоянии. Женщина держала весь дом в чистоте. Сейчас он оказался в запустении, пусть и не вопиющем. Полы мылись только на видных местах, паутина не смахивалась, а кухонный уголок вообще покрылся слоем жира и копоти. Маша решила, что как только отдохнет, сразу возьмется за уборку.
— Тебе чай покрепче или слабенький?
— Все равно, — сонно ответила Маша. У нее слипались глаза.
— Сделаю крепкий. И добавлю немного розмарина… Ты не против?
Она не ответила. Уснула.
Пробудилась ночью. Отлежала руку, засунутую под бок, стала переворачиваться и…
Испугалась! Спросонья не поняла, где она. Вскочила. И услышала родной голос:
— Девочка моя, я с тобой…
И очутилась в объятиях Дато.
— Ты давно вернулся? — спросила она.
— Не могу сказать, сколько прошло времени… Сейчас. — Он протянул руку и щелкнул по кнопке, включающей ночник. Дато глянул на часы и ответил: — Два часа назад. Ты спала. Я хотел разбудить, но Зура сказал, что ты измучена, и я просто лег рядом.
Он нежно провел рукой по ее лицу.
— Неужели ты теперь моя?
— О чем ты?
— Если Зура правильно понял, ты сбежала от бабушки, она хотела увезти тебя в Москву?
— Он правильно понял.
Дато сгреб ее в охапку и начал покрывать ее лицо поцелуями.
— Моя, моя, моя… — выдыхал он. — Люблю тебя…
Вот оно — счастье! Другого не надо.
* * *День рождения Маша отметила вдвоем с Зурой. Он преподнес ей шикарный подарок — книгу собственного сочинения, написал ее специально для Маши (это была сказка) и сам же оформил иллюстрациями. Отпечатал в единственном экземпляре университетский знакомый Зуры.
Маша, приняв подарок, не удержалась, прослезилась. Так было приятно, Тем более, что Дато вообще оставил ее без презента. За три дня до празднования он уехал. Сказал, на пару дней и к двадцать девятому сентября точно прибудет. Однако не только не прибыл, но даже не позвонил, чтобы поздравить любимую.
— Не расстраивайся, — утешал ее Зура. — Он помнит о тебе. Просто нет возможности позвонить.
— Как такое может быть? Человек, если хочет, всегда находит возможность.
— Есть места, где нет связи.
— То есть он на Северный полюс отправился? Да?
И больше не слушала Зуру, который пытался ее успокоить.
Спустя два дня их среди ночи разбудил сосед:
— Идите к телефону! Дато звонит! — Он был заспанный, в трусах и олимпийке.
Зура с Машей бросились вон из дома.
— Девочка моя, прости, я не смог тебя поздравить! — торопливо выкрикивал Дато. — Приеду, осыплю тебя поцелуями и подарками.
— Когда? Когда тебя ждать?
— Не могу сказать. Как там Зура?
— Я в порядке! — прокричал тот, услышав вопрос брата.
— Ребята, я не могу долго говорить. Тут еще много желающих позвонить…
— Дато, ты где?
— Мы в Сванетии.
— Что ты там делаешь?
— Мы за порядком следим. Кто еще, если не мы? Скоро передислоцируемся. На границе с Осетией неспокойно. Нужна наша поддержка.
— То есть ты не скоро вернешься? — Голос Маши упал.
— Постараюсь скорее. Но не знаю, как получится.
— А как же я?.. Без тебя?
— Машенька, а как женщины мужей своих с войны ждали? Все, пока, целую…
И связь прервалась.
* * *Маше было так плохо, что болело даже тело. Душа ладно… Она привыкла. И сердце в постоянном раздрае. Как следствие — тахикардия. Отведи Машу кто-нибудь к врачу, кардиограмма обязательно показала бы сбой ритма. Но все это время барахлили только мотор да стартер, если выражаться языком автомобилистов. На корпус она не могла пожаловаться. А теперь все сыпалось!
