Наталья Солнцева - Загадки последнего сфинкса
– У тебя кто-то есть? – пристала она. – В твоих окнах допоздна горит свет. Я звоню, а ты отвечаешь, что в спортзале, с ребятами.
– Это допрос? С каких пор ты ходишь под моими окнами?
– Не хожу, а случайно проезжала мимо – вижу, свет. Захотелось услышать твой голос, а ты, оказывается, в «Вымпеле»: тренируешь мальчишек. Врать некрасиво, Карелин.
Он не собирался оправдываться.
– Так кто у тебя?
– Мы договорились, что оба совершенно свободны в поступках и симпатиях, – ровно произнес Матвей. – Ты живешь с мужем, я могу позволить себе пригласить в гости красивую девушку. Будь любезна, оставь претензии.
Она проглотила готовое вырваться ругательство и достала из сумочки сигарету, щелкнула зажигалкой.
– Извините, у нас не курят! – предупредила официантка.
– Черт!
– Не нервничай, – усмехнулся Карелин. – Это тебя старит. Стресс провоцирует появление морщин.
– Прекрати! Малолетку завел, что ли, раз я уже стала старухой? На девочек-целочек потянуло? Так за совращение малолетних – статья!
Он скривился.
– Будешь носить мне передачи.
– Ты белены объелся? – разошлась Лариса. – Нарочно меня дразнишь? Что за мужики пошли? Извращенец на извращенце!
Он решил быстро и надежно переключить ее с темы секса на что-нибудь другое. Перегнулся через столик и прошептал:
– У меня к тебе серьезное дело. Только никому! Если бы ты решила отравить своего мужа, какой бы яд выбрала?
Лариса так и застыла с открытым ртом. По профессии она была химиком и даже работала в какой-то научной лаборатории, пока не вышла замуж за Калмыкова.
– Ты в своем уме? Зачем мне кормильца травить? Курочку Рябу, которая золотые яички несет?
– Я же говорю: если бы, — оглянулся по сторонам Матвей. – Помнишь, мы на концерт Никонова ходили? Болтают, скрипача жена на тот свет спровадила. Из ревности.
– Ну да! – уверенно подтвердила Лариса. – Она его отравленной булавкой уколола. Это не секрет! Я на днях в парикмахерской сидела, там две кумушки целый час трещали про Никонова и его жену. У того любовниц было не счесть, а супруга беременная страдала, терпела, сколько могла, потом не выдержала и… решила: лучше один раз поплакать, чем всю жизнь мучиться. Только доказательств против нее нет. Молодец баба! Так все обставила, не подкопаешься. Яд подействовал мгновенно, Никонов и пикнуть не успел.
– А что за яд?
Лариса пожала плечами, обтянутыми кашемировым свитером фисташкового цвета.
– Похоже, какое-то курареподобное вещество. При попадании в кровь микроскопической дозы вызывает паралич вначале лицевых мышц, затем шеи, рук, ног и диафрагмы. Все, конец. Без конвульсий, стонов и криков о помощи.
– Где она достала кураре?
– За деньги что угодно можно купить. Вообще толковый химик и сам в состоянии приготовить такую отраву. Курареподобные вещества применяются в медицине… – Она замолчала и уставилась на Карелина. – Тебе-то зачем?
– Так просто. Любопытно!
– Странный интерес. – Лариса подозрительно прищурилась. – Уж не собираешься ли ты…
– Я не женат, – рассмеялся он. – Травить мне, слава богу, некого. Разве что совращенных малолеток, чтобы в милицию не донесли.
– Чего выдумал? Язык без костей!
Он чмокнул Ларису в напудренную щеку и поморщился. Духов она, при всей своей светскости, лила на себя не жалея. За ней тянулся густой шлейф аромата марокканской розы и китайской магнолии.
– Мне нравится зеленое яблоко, – сказал он. – Или красный кедр.
Лариса возмущенно фыркнула. Духи стоили уйму денег и не подлежали критике.
– Тебя подвезти?
Она отказалась. Следовало соблюдать приличия. Калмыков закрывал глаза на поведение жены, но требовал уважать его репутацию.
Дома Матвей поделился с Астрой информацией о «курареподобных веществах». Оказывается, они не являются экзотической редкостью и используются не одними южноамериканскими индейцами.
Она поблагодарила. Все же Матвей принимает участие в расследовании, неохотно, вяло, но кое-что делает.
– Как Теплинский? – вскользь спросил он. – Судя по всему, жив и благополучно совершает свое политическое турне?
* * *Шли дни. Каждое утро Астра звонила Инге и справлялась о здоровье ее супруга. Пока ничего страшного не происходило.
Сфинкс стал навязчивой идеей, преследующей Астру круглые сутки, наяву и во сне. Она еще раз побеседовала с Людмилой Никоновой, убедившись, что чем больше узнает о покойном, тем дальше отодвигается разгадка.
Несчастная мать поведала ей о своей неудавшейся судьбе. Она рано вышла замуж, по большой любви, как ей казалось, и уже через год, будучи на сносях, осталась одна, без работы, без средств к существованию, без надежды на будущее.
– Я не успела получить образования, – вспоминала она. – Мой супруг был военным. Мужественное лицо, широкие плечи, офицерская форма, погоны… В общем, я потеряла голову. Прямо со школьной скамьи побежала в загс, боялась, опоздаю. Муж увез меня в глухой гарнизон, жили в ужасных условиях, в каком-то недостроенном бараке. Крыша протекала, изо всех щелей дуло, удобств никаких. Младшие офицеры неделями не появлялись дома, а их жены мыкались, кто как мог. Человек ко всему привыкает, кое-как и я приспособилась к тамошнему житью-бытью. Вдруг, как гром среди ясного неба, мужа переводят в новую часть. А я, как назло, подхватила воспаление легких. Уехал он один, написал, что живет в палатке, топит «буржуйку», воду носит из лесного ручья и ждет меня, не дождется.
– Весело.
– Очень, – горько усмехнулась Людмила Романовна. – Хоть бы подумал, как я после болезни, слабая, худая, как щепка, буду жить в лесу, где нет даже барака. В санчасти не понимали, почему я вроде бы выздоровела, а чувствую себя плохо. Оказалось, всему виной – беременность. Антибиотики, которые мне кололи, с одной стороны, помогли, с другой – навредили. «Вам нужно в специализированное отделение, – сказал капитан медицинской службы. – У вас есть родители? Поезжайте домой, а то потеряете ребенка».
– И вы уехали?
– Что мне оставалось? Наш род по женской линии несчастливый. Дед с войны не вернулся, отец ушел от мамы, когда я делала свои первые шаги: я его совсем не помню. И мой красавец-муж фактически отказался от меня. До сих пор храню его гневное письмо, полное обвинений и упреков. Ты, дескать, никогда меня не любила, раз испугалась трудностей и сбежала. Жена офицера знает, на что она идет, и должна быть готова к любым жизненным поворотам. Если не приедешь, пеняй на себя, я буду считать наш брак ошибкой.
Никонова тяжело вздохнула, та давняя драма потеряла былое значение перед лицом постигшего ее горя.
– Почти все время до родов я провела в больнице, – продолжала она. – Мужу написала, что он волен поступать, как считает нужным. Но в походные условия я грудного ребенка не повезу, буду выхаживать дома. Мой мальчик появился на свет хилым, с недостаточным весом, без конца болел. Каждый день я тряслась от страха за его здоровье, ночами бодрствовала у его кроватки… прислушивалась, дышит ли. Господи! Чего мне стоило его вылечить, вырастить, дать ему образование. У него рано обнаружились абсолютный слух и любовь к музыке. Он просто бредил скрипкой! Его приняли в музыкальную школу для особо одаренных детей. Мы с мамой из сил выбивались, лишь бы Власик ни в чем не знал отказа: оплачивали частные уроки, водили на прослушивание к лучшим педагогам… Он всегда был хорошо одет, сыт, обеспечен всем необходимым. Когда он получил первую премию на престижном конкурсе молодых исполнителей, мы плакали от счастья! – Из ее глаз выкатились две слезинки и медленно поползли по щекам. – Мама умерла четыре года назад, и теперь… я ей завидую. Для нее Влас остался живым. Наверное, бог сжалился над ней и забрал ее раньше, чем произошло это… эта чудовищная трагедия… – Людмила Романовна сдавленно всхлипнула, закрыла руками лицо. – За что мне такая мука? Такая невыносимая боль?..
– Муж вам помогал?
До нее не сразу дошел смысл вопроса. Какой муж?
– Виктор? Сначала присылал немного денег, потом… переводы приходили все реже и постепенно прекратились. Он подал на развод, женился вторично; в новой семье, вероятно, появились дети, и мы с Власом стали для него обузой. Я не держу на него зла. Он подарил мне такого сына!
– А… на похороны отец Власа приезжал?
Никонова отрицательно покачала головой.
– Я понятия не имею, где он… Куда сообщать-то было? Да и забыл он нас, а мы его. Виктор сына в глаза не видел, ни разу не приехал навестить, пока тот был жив. А уж мертвый он ему и вовсе ни к чему.
Они сидели в тесной гостиной Людмилы Романовны, где все стены были увешаны фотографиями знаменитого скрипача. Вот он репетирует с оркестром, вот играет на открытой сцене летнего театра, вот раскланивается, вот задумчиво глядит вдаль… вот держит огромный букет роз, вот обнимает свою невесту; пьет шампанское; стоит на фоне римского Колизея… вот он в Париже, в Милане… в Венеции… а вот панно с изображением Большого Сфинкса.
