Джулия Стюарт - Тайна голубиного пирога
– Приехал владелец похоронного бюро! Кому-нибудь известно, кто умер? – спрашивала камеристка у дворецкого, посланного узнать новости. – Моя хозяйка молит Бога, что это не леди Гренвилл: ведь та обещала взять ее на обед в «Савой».
– Мистер Блад здесь! Вы еще ни о чем не пронюхали? – спрашивала горничная у других дверей. – Ее светлость надеется, что он пришел за миссис Эпплгейт: ее апартаменты выходят на Темзу.
Ливрейный лакей высунулся из окна.
– Миссис Бутс в полночь разрезали на мелкие кусочки, а потом убийца пытался избавиться от ее останков, выбросив их в дренажную канаву, – объяснил он стоявшей внизу горничной, и та побежала домой, чтобы сообщить об этом.
Известие о прибытии гробовщика достигло Часового двора раньше, чем он сам: кухарка леди Беатрис влетела с этой новостью в гостиную, где шел завтрак. Аристократка оторвалась от копченой селедки, чтобы с ходу отвергнуть версию убийства:
– Это американец. Он выходил пожевать табак, свалился в Темзу и пошел ко дну под тяжестью своего пальто на обезьяньем меху.
К тому времени как похоронные дроги покинули дворец, лорд-гофмейстеру были посланы многочисленные письма, авторы которых претендовали на освободившиеся апартаменты. Список тех, кто предположительно мог умереть, возрос уже до одиннадцати человек. В конце концов все узнали: в гробу лежит генерал Бэгшот.
Обитатели дворца покинули свои места у окон, разочарованные: жилище генерала с эффектным видом на Темзу никак не могло им достаться, поскольку вдова покойного была неопровержимо жива. Свидетельство о смерти гласило, что Бэгшот стал жертвой прозаической английской холеры, и ни у кого не было оснований опровергнуть это.
Ужасная весть о кончине супруга была передана миссис Бэгшот в лаконичном стиле телеграммы. Она ответила, что вернется из Египта при первой же возможности, и, учитывая длительность ее путешествия, дала согласие на похороны генерала в течение двух дней. Траурная церемония была назначена в Королевской церкви, прихожанином которой был покойный. Из уважения к вдове графиня позаботилась о том, чтобы вместо прежнего играл другой органист. Присутствующие на отпевании испытали такое облегчение из-за того, что псалмы звучат в лад музыке, что даже простили преподобному Грейлингу обмолвку: он в ходе службы дважды назвал покойного генералом Бэгпайпзом[22]. Когда участники похорон прибыли на Хэмптонское кладбище, поднялся ветер. Дубовый гроб был опущен в могилу, и лишь леди Монфор-Бебб хватило яду заметить вполголоса, что День всех дураков как нельзя лучше годится для погребения генерала. Даже леди Беатрис выглядела взволнованной: то был для нее сентиментальный миг, что она впоследствии отрицала. Но слова ее остались в памяти:
– Насколько же легче простить кому-нибудь обиды, когда он умер.
Понедельник, 4 апреля 1898 г.
Через три дня после похорон на стол Чарльза Твелвтриза, коронера Западного Мидлсекса, легло анонимное письмо. Уже предвкушая, как он уйдет в отставку и будет пастись на лугах заслуженного отдыха, Твелвтриз посмотрел на письмо без всякого интереса и продолжил изучать газетные объявления о пасхальных экскурсиях. Потом коронер взглянул на часы в надежде, что уже настало время обеда, и разочарованно стукнул по циферблату, убедившись, что ждать еще целый час. Он обвел глазами кабинет, выискивая, чем бы себя занять, и схватил письмо, вдруг вообразив, будто оно от бывшей возлюбленной. Читая его, Твелвтриз озабоченно теребил пучки седых волос, вздымавшихся на его голове, как завитки дыма, а закончив чтение, тут же вскочил с места.
Два могильщика горько сетовали на судьбу, когда им пришлось покинуть «Королевский герб» и тащиться на кладбище выкапывать из могилы генерала. Работая при свете единственного фонаря так, что бакенбарды взмокли от усердия и выпитого джина, они уверяли друг друга, что узнаю́т каждую лопату земли, которую со все возрастающим раздражением вышвыривали наружу.
– Пора немного отдохнуть, – вскоре объявил один из могильщиков, и они тут же прекратили работу.
Раскурив свои трубки, кладбищенские работники сели, свесив ноги и опершись спиной о холмик свежевырытой земли. Клубы дыма поднимались в вечернее небо, а могильщики обменивались историями о покойниках, зарытых в землю и выкопанных снова, о плачевном состоянии гробов. Когда разговор коснулся еще более печальной темы – их личной жизни, тот, что был постарше, извлек из кармана бутылку джина.
– Одной женщине я сказал, что работаю клерком, но она быстро меня вывела на чистую воду. Предложил поработать у нее в саду, но увлекся и выкопал шестифутовую могилу.
Он сделал большой глоток и передал бутылку товарищу, еще не привыкшему к тому, что человеку их профессии гораздо легче заполучить сердце покойника, чем покорить сердце женщины. Однако под воздействием спиртного в мозгах наступило просветление, и молодой человек разрыдался:
– Я наврал своей бывшей невесте, будто я садовник, но кто-то меня выдал, и она отменила свадьбу. Сказала, что думала, от меня пахнет бутербродами с сыром, а не мертвецами.
Чтобы приободрить юношу, его напарник встал и исполнил веселую песню, а потом сплясал джигу на рыхлой земле. Но истерика у молодого человека только усилилась. Придя к выводу, что тучность мешает ловкости его движений, танцор уселся на прежнее место, положив руки на живот.
– Я, наверное, выгляжу так, словно объелся пудингом? – спросил он, чем вдруг страшно развеселил своего напарника.
Тот хохотал во все горло настолько сильно, что чуть не рухнул на землю, а потом парочка стала исполнять один за другим известные им шлягеры мюзик-холлов, пока не разбежались все окрестные коты, а луна не спряталась за облаком.
Этот ужасный шум привлек внимание местного констебля, который решил, что кого-то душат. Расследовав обстоятельства дела, полицейский объявил смутьянам, что оставит это происшествие без внимания, только если они немедленно замолчат.
Вскоре послышался куда более обнадеживающий звук – стук металла о дерево, и гроб был извлечен на поверхность. Свет фонаря на мгновение выхватил из темноты латунную табличку с именем погребенного. И тогда им открылась ужасная правда: они разрыли не ту могилу. Обвиняя друг друга в случившемся, бедолаги опустили гроб в яму и забросали его землей, используя при этом выражения, уместные разве что для скотобойни. Они еще битый час бродили с фонарем среди надгробных камней, пока не обнаружили наконец могилу Бэгшота на том самом месте, где ее оставили.
Известие, что генерала извлекают из земли, достигло дворца еще до того, как гроб был выкопан. Один из могильщиков, выйдя из паба, сообщил об этом Уилфреду Ноузорти в качестве оправдания за отказ распить с ним очередную порцию джина. Тяжесть этого знания оказалась столь велика, что водопроводчик тут же отправился в паб «Кардинал Уолси» и другие окрестные заведения, чтобы поделиться новостью.
– Они выкапывают генерала! – прокричал Ноузорти, завидев управляющего хэмптонским парком развлечений.
Тот в свою очередь помчался в «Митру», где обычно собиралась прислуга высшего ранга.
– Будет производиться посмертное вскрытие Бэгшота! – выпалил он, завидев дворцовую экономку.
Она немедленно понеслась в Хэмптон-Корт, приподняв юбки, чтобы не мешали бежать.
– Выяснилось, что генерала убили! – кричала миссис Бутс, сделав два полных круга по дворцу.
И его обитатели, чувствовавшие, что их обманули, известив о смерти Бэгшота от английской холеры, вновь охваченные энтузиазмом, вернулись на свои наблюдательные посты у окон.
Доктор Хендерсон впервые узнал о втором пришествии генерала, когда коронер попросил его произвести вскрытие трупа. Сначала спросили доктора Фрогмора, терапевта из Темз-Диттона, не он ли последним из врачей осматривал генерала в ночь его смерти. Однако Фрогмор ответил отрицательно, сославшись на случившийся с ним тогда приступ малярии. Правда, однако, заключалась в том, что Фрогмор принадлежал к малоизвестному разряду врачей общей практики, испытывающих ужас перед аутопсией. Свое отвращение к вскрытию трупов он оправдывал тем, что стал врачом, чтобы лечить живых, а не копаться в кишках загадочно умерших.
Доктор Хендерсон, напротив, ничуть не боялся внутренностей покойников и был рад возможности заработать. Он сел на велосипед и отправился в морг района Хэмптон-Вик, где ждал долгие часы, пока могильщики не доставили наконец заляпанный землей гроб. Закончив свою работу, доктор испытал такой шок, что вернулся домой пешком, начисто забыв, что приехал на велосипеде.
Когда стало известно, что коронер собирается производить дознание в «Митре», соблазненный угрями из Темзы, которыми славилось это заведение, обитатели дворца тут же стали отправлять лорд-гофмейстеру разгневанные письма: мол, это любимый трактир домашних слуг. Но при сложившихся обстоятельствах ничего изменить было невозможно: обычно используемое для этих целей здание муниципального совета городского района Хэмптон-Вик еще тлело, после того как его поджег смотритель Буши-парка в отместку за то, что один из членов вышеупомянутого совета соблазнил его жену.
